Юрий Жуков - Народная империя Сталина
Несколько иначе пришлось поступить узкому руководству при решении задачи по введению контроля, призванного обеспечить соглашение от 16 февраля. Представители Германии и Италии в Комитете по невмешательству категорически воспротивились участию в столь важной и ответственной миссии СССР. И лишь для того чтобы максимально ускорить проведение в жизнь запрета на дальнейшее пополнение итальянских и немецких частей в Испании, И.М. Майский заявил 26 февраля в Лондоне: «…Я получил от моего правительства инструкцию заявить, что в настоящий момент оно не заинтересовано ни с политической, ни с какой-либо другой точки зрения в присутствии своих морских сил в Средиземном море или в Атлантическом океане на большом расстоянии от их собственных морских баз. В соответствии с этими инструкциями я предлагаю, чтобы контроль над зоной, назначенной для советского флота, а именно в Бискайском заливе, был поручен Англии или Франции».[193]
Такое решение должно было лишний раз доказать отсутствие каких-либо политических или территориальных интересов Советского Союза на юго-западе Европы, а также вызвать понимание и положительный отклик в Лондоне и Париже.
Оставалось добиться последнего — полного вывода всех иностранцев, сражавшихся в Испании на стороне как мятежников, так и законного правительства. Действуя таким образом, Кремль отлично знал о существовавшем реальном соотношении сил «добровольцев», из Италии — около 60 тыс. солдат и офицеров, из Германии — около 20 тысяч, и подлинных добровольцев-антифашистов чуть ли не из всех стран мира, пришедших на помощь республике, подвергшейся скрытой агрессии. Ведь численность иностранцев-антифашистов, находившихся в Испании всего по нескольку месяцев, за весь период гражданской войны в совокупности не превысила и 30 тысяч человек. Советских же добровольцев — советников, танкистов, летчиков — в 1937 г. было одновременно примерно 150 человек.
В Москве не сомневались, что республиканская армия даже без поддержки иностранных добровольцев сумеет подавить мятеж. И действительно, на фронтах в те дни обозначился существенный перелом. 6 февраля франкистский корпус «Мадрид» (30 тыс. человек, около 100 орудий, до 100 танков, 70 самолетов), в который раз попытался захватить столицу, развернув наступление в районе реки Харамы. Однако после нескольких дней отступления республиканцы стянули к месту прорыва пять дивизий и остановили мятежников. Спустя месяц, 8 марта, взять Мадрид попытался итальянский экспедиционный корпус (40 тыс. человек, 200 орудий, 120 танков, 90 самолетов). Сражение под городом Гвадалахара, продолжавшееся две недели, закончилось полным разгромом итальянских интервентов. Испанская республика доказала, что может защитить себя.
* * *И все же ситуация в Европе в целом оставляла желать лучшего. Слишком очевидным стал поворот в политике Парижа и Праги. С 31 декабря 1936 г. прекратил действие лондонский договор 1930 г. об ограничении и сокращении морских вооружений (он обеспечивал превосходство британских ВМС), к которому так и не примкнули Италия и Япония. Великобритания и Франция продемонстрировали странную, если не сказать преступную, пассивность после заявления Гитлера 30 января в рейхстаге о том, что Германия убирает свою подпись под Версальским договором. Все это вынуждало узкое руководство несколько скорректировать свою внешнюю политику, вернее, лишь ее тактику, оставив в неприкосновенности прежние цели. А для этого, как по традиции велось во всех странах мира, провести демонстративные перестановки на ключевых для решаемой проблемы дипломатических постах.
И здесь приходится признать вполне возможным, что снятие Н.Н. Крестинского, возглавлявшего в НКИД европейское направление, могло быть связано не с его политическим прошлым или не только с ним, а с теми замыслами, ради которых М.М. Литвинов и затеял перетасовку кадров. На должность, которая освободилась после перевода Крестинского в Наркомюст, был назначен В.П. Потемкин, человек более гибкий, нежели его предшественник, уже не раз доказавший умение успешно добиваться того, что требовало узкое руководство. Вдобавок он лично знал, что было немаловажно, большинство видных дипломатов и политиков Франции и Великобритании.
Были проведены и другие перестановки. Скорее всего, очевидный для всех даже просто читающих газеты неуспех советского внешнеполитического курса породил у узкого руководства предощущение грядущего столкновения с руководством широким. Такой же просчет развития ситуации оно уже однажды, в 1934 г., продемонстрировало весьма необычным способом. Как и три года назад, широкое руководство вполне могло использовать неудачу дипломатии как формальный предлог для открытой критики группы Сталина в целом или, по меньшей мере, только Молотова и Литвинова. Пока лишь таким предположением можно объяснить беспрецедентное решение, которое ПБ приняло 14 апреля 1937 г.
Названное «О подготовке вопросов для Политбюро ЦК ВКП(б)», оно гласило:
«1. В целях подготовки для Политбюро, а в случае особой срочности — и для разрешения вопросов секретного характера, в том числе и вопросов политики, создать при политбюро ЦК ВПК(б) постоянную комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича Л. и Ежова.
2. В целях успешной подготовки для Политбюро срочных текущих вопросов хозяйственного характера создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и Кагановича Л.».
Сохранился и инициативный документ, объясняющий членам ПБ необходимость создания этого, не предусмотренного уставом партии органа, практически образующего внутри ПБ то узкое руководство, которое до той поры существовало лишь фактически.
В записке, автором которой был сам Сталин, отмечалось: «Вопросы секретного характера, в том числе вопросы внешней политики, должны подготавливаться для Политбюро по правилу секретариатом ЦК ВКП(б). Так как секретари ЦК, за исключением т. Сталина, обычно работают либо вне Москвы (Жданов), либо в других ведомствах, где они серьезно перегружены работой (Каганович, Ежов), а секретарь ЦК т. Андреев бывает часто по необходимости в разъездах, между тем как количество секретных вопросов все более и более нарастает, секретариат ЦК в целом не в состоянии выполнять вышеозначенные задачи. Я уже не говорю о том, что подготовка секретных вопросов, в том числе вопросов внешней политики, абсолютно невозможна без участия тт. Молотова и Ворошилова, которые не состоят членами секретариата ЦК. Ввиду сказанного предлагаю Политбюро ЦК ВКП(б) создать постоянную комиссию при политбюро ЦК ВКП(б) для подготовки, а в случае необходимости — для разрешения вопросов секретного характера, в том числе и вопросов внешней политики, в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича Л. и Ежова». А далее следовал текст, который дословно был включен в решение как второй пункт.
Неоспоримым доказательством того, что решение ПБ от 14 апреля появилось как следствие неудач нового внешнеполитического курса, является обоснование создания необычной комиссии. Прежде всего — срочная «подготовка» и «разрешение» вопросов именно внешней политики. И все же данная проблема при всей ее очевидности явно служила только предлогом, лишь формальным основанием для более важного. Напоминание о секретности вопросов внешней политики должно было пресекать желания не только обсуждать, но даже просто интересоваться ими. А еще преднамеренное раскрытие состава двух комиссий лишний раз указывало партократии, что в действительности во главе страны стоит не ПБ, а узкое руководство, а также и то, что сама власть не является одноуровневой.
Теперь любой, познакомившийся с данным решением ПБ, уже сам при желании мог легко вычислить истинный высший уровень, который вроде бы составляли только те, кто и образовал обе комиссии. То есть именно те, кто и без того вот уже почти десять лет входил в неформально узкое руководство, — И.В. Сталин, В.М. Молотов, A.M. Каганович. Остальные же члены комиссий — К.Е. Ворошилов, Н.И. Ежов, А.И. Микоян, В.Я. Чубарь — как бы составляли всего лишь второй уровень властной группировки.
Если принимать такое структурирование за истинное, то за пределами обладания реальной властью оказывалось слишком много людей, не без основания считавших себя принадлежащими к высшему эшелону. Три члена ПБ — А.А. Андреев, М.И. Калинин, С.В. Косиор; три кандидата в члены ПБ — А.А. Жданов, Я.Э. Рудзутак, Р.И. Эйхе; четыре члена ОБ — Я.Б. Гамарник, А.В. Косарев, А.И. Стецкий, Н.М. Шверник. И уже поэтому можно было предполагать, что все они якобы находятся на некоем третьем уровне власти. А ниже их или наравне с ними, как это опять же представлялось по решению ПБ, находились не только зампреды СНК СССР — Н.К. Антипов, В.И. Межлаук, но еще и нарком иностранных дел (!) М.М. Литвинов, прокурор СССР А.Я. Вышинский, заведующие отделами ЦК Я.А. Яковлев и Л.З. Мехлис, а также Б.М. Таль. То есть именно те, кто играл ведущую роль в подготовке главного в то время для Сталина дела — политических реформ.
