Никита Хрущев - Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2
Помню и еще один мой визит в ГДР. Тогда я возглавлял советскую делегацию, посетившую в марте 1959 года Лейпцигскую ярмарку, кстати, отлично организованную. Присутствовали не только фирмы социалистического мира, но и из западных стран. Ярмарка производила сильное впечатление, была богатой. Потом в городе состоялся митинг. Да, митинги мы научились проводить хорошо, но было приятно, что на том митинге произносились слова о признании прогрессивного начала, идущего от ГДР и СССР. Вскоре товарищ Ульбрихт вновь предложил встретиться с социал-демократами и беспартийными рабочими Западного Берлина. Нас пригласили в большое помещение клуба. Собрание было хорошо организовано. Фраза каждого оратора сейчас же переводилась и поступала к слушателям через наушники. Выступали рабочие, включая, социал-демократов. Все они горячо поддерживали Германскую Демократическую Республику. Мне это очень понравилось. Думаю, что среди них были и противники социалистического строительства в Германии, но эти не выступали. Условия ведения собрания были вполне демократичны, так что они тоже могли бы выступить, но я контрречей тогда не слышал.
Я и сейчас понимаю, и тогда понимал, что большинство населения в Западной Германии стоит на капиталистических позициях. Это отражается и в малочисленности Коммунистической партии Германии[141]. Даже в легальных условиях существования она на выборах собирает ничтожное количество голосов. Все свидетельствует там о том, что капитализм цепко держит умы людей и хорошо может вести их за собой. Тем не менее, наши встречи показали, что в Германии прогрессивные силы постепенно возрастают. По-моему, товарищи в ГДР коллективизацию хорошо провели. Ее проведение в немецких условиях – очень сложная политическая операция. Немецкое сельское хозяйство всегда было на высоком уровне, и крестьянину-немцу трудно переварить линию на кооперирование хозяйств. А властям трудно доказать ему необходимость отказа от личного хозяйства и перехода на социалистические рельсы. Несмотря на социальные трудности и национальные особенности, немецкие товарищи, я бы сказал, блестяще справились с этим делом. Сравним его с проведением коллективизации сельского хозяйства в Советском Союзе. У нас она сопровождалась арестами кулаков и другим административным нажимом. У немцев ссылать кулаков было некуда, да они и не высылали никого и никуда. Немецкие крестьяне сами постепенно пошли в кооперативы, которые стали хорошо работать[142].
Политическое положение в Европе оставалось нестабильным. Это передавалось и ГДР. Любое колебание температуры мировой политической атмосферы прежде всего сказывалось там, где сосредоточены противоречия сторон. А это в первую очередь – Западная Германия и Восточная Германия. Они служили своего рода термометром. Мы искренне хотели добиться заключения мирного договора с Германией и считали, что можно достигнуть этой цели. Решили разработать и предложить такие условия подписания договора, которые закрепили бы создавшееся фактическое положение. Если Потсдамские соглашения по Германии принимались как временные, то теперь предстояло выработать постоянные. Они должны были закрепить статус-кво, чтобы капиталистическая часть Германии и социалистическая были обе признаны самостоятельными. Западный же Берлин пусть существует отдельно, на особом статусе вольного города.
Я форсировал разработку этого вопроса, переговорил лично с товарищем Ульбрихтом. Но, когда я ему изложил свои предложения и условия заключения мирного договора с западными державами, он отнесся к ним скептически, особенно к предложению о вольном городе. Я ответил, что и сам считаю, что это очень сложное условие и что, возможно, при мирных переговорах оно не будет принято, однако другого предложения у нас нет. Мы же не можем уступить и отказаться от своих завоеваний, создавая на капиталистической основе единую Германию. А другая сторона социализм не примет. Надо рассуждать реально и принимать создавшиеся условия, разумно подойти к решению вопроса и вместе с Западом принять окончательное решение. Ульбрихт ответил: «Имелся прецедент. Данциг был когда-то вольным городом, и что из этого вышло?» Я ему: «Теперь должно выйти! Многого пока не получится. Может быть, мы не добьемся полного согласия от наших бывших западных союзников на своих условиях. Но надо искать взаимоприемлемую разумную основу. Мы должны гарантировать независимость Западного Берлина, записать это в договоре и заручиться согласием ООН. Пусть Западный Берлин станет нейтральным городом с социально-политическими условиями, зависящими от желания его жителей. Должно гарантироваться полное невмешательство во внутренние дела вольного города и с той, и с другой стороны». Западный Берлин живет подачками Западной Германии и США, его жители не имеют возможности сами существовать и поддерживать должный экономический уровень. Мы предложили взять на себя обязательства давать заказы, которые бы выполнялись промышленностью Западного Берлина. Эти средства обеспечили бы высокий жизненный уровень живущих в Западном Берлине. Кроме того, мы предлагали перенести штаб Объединенных Наций из США в Западный Берлин. В результате Западный Берлин получил бы большой источник дохода, кроме того, он получил бы политическую страховку. Нас обвиняли, что мы стремимся ликвидировать самостоятельность Западного Берлина. Этим предложением мы хотели доказать, что этой цели не преследуем. Таким образом, мы предлагали связать Западный Берлин с Объединенными Нациями, и мы, как члены ООН, должны были бы уважать и придерживаться принятых на себя обязательств. Подискутировав, мы пришли к согласию.
После этого мы предложили совместно министерствам иностранных дел СССР и ГДР разработать конкретные предложения. Главное мы взяли на себя, но считали, что будет лучше, если разработкой именно конкретных предложений займутся немецкие товарищи. Они чувствуют местную специфику. Мы были заинтересованы в том, чтобы немцы не только одобряли наши предложения, но и сами участвовали в их разработке. Затем мы разослали наши предложения США, Франции, Англии, послали и в Западную Германию, предложили их обсудить[143]. Запад не согласился с нашими предложениями, отверг их. Ничего у нас конкретного так и не получилось, не удалось создать более стабильное положение в центре Европы. Западный Берлин остался источником трений и обострений между странами социализма и странами капитализма. Таким образом, мина замедленного действия, заложенная в Западном Берлине, способна принести неприятности не только нашим странам, но и привести к мировому пожару. Тут сказалась неразумная политика наших партнеров. К сожалению, никакие наши доводы не повлияли на них, и они все-таки сохранили Западный Берлин в таком положении, в каком он сейчас находится[144]. Когда сработает эта мина, никто сказать не может, но последствия могут быть довольно тяжелыми.
Мы тогда стали думать, как же быть дальше? Вероятно, надо проявлять больше активности. Назначив срок встречи по германской проблеме, мы заявили, что если некоторые страны не захотят начать переговоры о Германии, то мы будем вести переговоры с теми, кто заинтересован в решении проблемы и хочет решить спор, доставшийся в наследство от второй мировой войны. Нами была проявлена очень большая активность через печать и телевидение. Однако по всему заранее было видно, что западные страны на решение проблемы не пойдут. Тогда мы, стремясь нажать на них, пригрозили, что если Западом не будет подписан мирный договор с Восточной Германией, то его подпишут только социалистические страны и все другие, заинтересованные в решении проблемы. Тогда изменится и статус Восточной Германии, а вопросы доступа в Западный Берлин будут решаться впредь Германской Демократической Республикой. Это, конечно, создавало бы трудности для западных держав. Получалась опять блокада. Правда, мы говорили, что более блокаду мы не будем организовывать и гарантируем доступ в Западный Берлин и из Западного Берлина. Но хотели, чтобы условия доступа в Западный Берлин были бы обсуждены и выработаны всеми заинтересованными сторонами, включая условия перемещения по территории ГДР. Следовательно, страна, которая захочет иметь связь с Западным Берлином, должна войти в дипломатические отношения с ГДР и договориться об условиях доступа в Западный Берлин.
Сразу же Англия, Франция и США выступили с заявлением о неприемлемости наших предложений и предупредили, что будут отстаивать свои права, вытекающие из Потсдамских соглашений[145]. К тому времени Западная Германия уже набрала большую экономическую мощь, входила в состав НАТО, создала многочисленные вооруженные силы. Конечно, они ни в коей мере не могли равняться с нашими, тем не менее свершившиеся перемены надо было учитывать, ибо ФРГ стала самым сильным в Европе государством, обогнав и Францию, и Англию и играя заметную роль в экономике и политике Западной Европы. Экономический подъем в ФРГ тогда называли «немецким чудом». В печати приписывали это чудо Людвигу Эрхарду[146], который одно время возглавлял правительство ФРГ и много занимался ее экономикой. Заработная плата рабочих там существенно возросла по сравнению с зарплатой в ГДР и других социалистических странах. В Западную Германию потянулись рабочие из Италии, Югославии, Турции, прочих стран. Конечно, потянулись туда люди и из ГДР, особенно наиболее квалифицированные. Стала бежать интеллигенция. Ушло много врачей, студентов и просто абитуриентов, окончивших средние школы. В ГДР они получили образование, а в ФРГ – работу. Перебежало немало инженеров.
