Рудольф Баландин - «Клубок» вокруг Сталина
В письме, найденном у Николаева, говорилось, что «Киров посеял вражду между мною и моей женой, которую я очень любил». Не очень понятно, зачем ему было это писать? Это вполне можно расценить как заранее подготовленное свидетельство того, что убийство произошло исключительно на почве ревности. «Романтическую» версию следствие имело основание объявить придуманной Николаевым «в целях сокрытия следов преступления и своих соучастников, а также в целях маскировки подлинных мотивов убийства Кирова».
В первые дни после покушения следствие разрабатывало и «германский след». Но затем это направление поиска было закрыто. И это понятно: Сталин не хотел окончательно разрывать отношения с Германией, которые были и без того плохи после прихода Гитлера к власти.
Однако вовсе игнорировать связи Николаева с иностранцами было нельзя. Нужно было выбрать для этого подходящее консульство, и выбор органов пал на латвийское, консул которого в то время в чем-то проштрафился. Когда советское правительство потребовало его отзыва, Совет консулов в свою очередь не возражал и не выразил протеста.
В связи с убийством Кирова советское руководство имело возможность устроить, что называется, «международный скандал», тем более что достаточно четкие следы вели не только в Берлин, но и в Париж. Но это с политической точки зрения был бы неразумный ход. Целесообразней было другое: сосредоточить удар на внутренних врагах, оппозиционерах.
Те, кто полагают, будто Сталину только и нужен был предлог для развертывания репрессий, и он был доволен тем, что убийство Кирова стало этим предлогом, плохо представляют себе основы внутренней политики любого руководителя — руководителя не только государства, но и любого мало-мальски значительного предприятия, любой организации. Каждый руководитель кровно заинтересован в том, чтобы как можно меньше выносить «сора из избы». Скорее, ему важно представлять вверенный коллектив сплоченным, дружно поддерживающим политику руководства.
Судя по всем имеющимся свидетельствам, смерть Кирова поразила Сталина. Убийство руководителя такого ранга, как принято считать, свидетельствует о нестабильности государства, существовании в нем активной и мощной оппозиции, о возможных социальных потрясениях и разобщенности общества.
Более того, оно демонстрирует, что руководители находятся «под прицелом», и жизнь их не может спасти даже охрана. Все это вносит немалую нервозность в общественную жизнь, будоражит общественное мнение, нервирует руководство и заставляет его прибегать к ответному террору. А в результате происходит социальная дестабилизация, резкое разделение на «друзей режима» и врагов, что само по себе уже чревато если не переворотом или революцией, то увеличением и ожесточением недовольных.
Зачем все это было Сталину? Чтобы окончательно разделаться с оппозицией? Но для этого существуют более эффективные, простые и, главное, тихие, негласные методы. Если уж он имел глупость (скажем, из-за паранойи) дать распоряжение о подготовке убийства своего верного соратника, то неужели ему было трудней распорядиться, чтобы постепенно «выкорчевывать» оппозицию тайными способами, путем отравлений, провокаций, имитации хулиганских нападений и т. п.
Нет, только очень наивный человек может поверить в то, что убийство Кирова обрадовало Сталина. Но то, что оно заставило прибегнуть к экстраординарным мерам, — это безусловно.
Внутренние врагиСуд над Николаевым и его «сообщниками» проходил, по-видимому, по заранее намеченному сценарию. Делу придали внутриполитическую направленность, что видно было уже из названия: дело «Ленинградского центра».
Выездная сессия Верховного суда СССР проходила в Ленинграде и была закрытой. Заседание продолжалось без перерыва с 14 часов 20 минут 28 декабря до 6 часов 40 минут следующего дня. Председательствовал В.В. Ульрих. Обвиняемых было 14. Из них 13 (кроме Николаева) не признали себя виновными в убийстве Кирова, хотя в той или иной степени признали свою оппозиционную антисталинскую деятельность По-видимому, они отвечали честно. Но их участь была заранее предрешена. Началось физическое уничтожение оппозиционеров. Всех обвиняемых приговорили к высшей мере наказания.
В спецдонесении первый заместитель Ягоды Агранов указывал: «Почти все обвиняемые выслушали приговор подавленно, но спокойно. Николаев воскликнул: «Жестоко» и слегка стукнулся головой о барьер скамьи подсудимых. Мандельштам негромко сказал: «Да здравствует советская власть, да здравствует коммунистическая партия» и пошел вместе с остальными обвиняемыми к выходу».
Судя по всему, обвиняемые уже поняли, что начались политические расправы, лишь косвенно связанные с убийством Кирова или даже не связанные с этим преступлением. Например, Котолынова и М. Мандельштама взяли в ночь на 3 декабря. Об их причастности к «Ленинградскому центру» тогда и речи быть не могло. Тем более что ордера на арест были выписаны еще в октябре. Оба подозревались в возобновлении оппозиционной деятельности и присутствовали в списках тех, за кем велось наблюдение. Но Киров не дал согласия на арест.
В последнем слове на процессе И.И. Котолынов, в частности, сказал: «В этом убийстве я не участвовал, и в этом заключается моя трагедия… С полной ответственностью в последний раз заявляю, что виноват в контрреволюционной зиновьевщине. Я отвечаю за тот выстрел, который был сделан Николаевым, но я в организации этого убийства участия не принимал».
Все 14 приговоренных были расстреляны утром 29 декабря 1934 года, через час после вынесения приговора.
Командовал расстрелом комендант Ленинградского управления НКВД, который потом рассказывал сослуживцам: «…Я поднял Николаева за штаны и заплакал — так мне было жалко Кирова».
При расстреле среди присутствовавших были руководитель следственной группы Агранов и зам. генерального прокурора А.Я. Вышинский.
Обратим внимание на одно свидетельство. Эти показания дал работник НКВД Кацафа, присутствовавший при расстреле, член комиссии по расследованию обстоятельств убийства Кирова (после ХХ съезда КПСС):
«В начале были расстреляны Николаев, Шатский, Румянцев и другие. Котолынов остался последним. С ним стали беседовать Агранов и Вышинский.
Они ему сказали: «Вас сейчас расстреляют, скажите все-таки правду, кто и как организовал убийство Кирова».
На это Котолынов ответил: «Весь этот процесс — чепуха. Людей расстреляли. Сейчас расстреляют и меня. Но все мы, за исключением Николаева, ни в чем не повинны…»
Почему-то цитата оказалась прерванной. Почему? И что сказал дальше Иван Иванович Котолынов?
Уже одно то, что его оставили последним и стали спрашивать только его, косвенно свидетельствует о том, что только этот человек, по мнению Агранова, мог сообщить нечто существенное по данному делу. Что именно? Непонятно. Если нечто важное, то цитату решили прервать, чтобы не противоречить тем указаниям, которые были даны Хрущевым, стремившимся обвинить Сталина и обелить руководителей оппозиции.
16 января 1935 года Особое совещание при НКВД СССР рассмотрело дело «Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других». По этому делу проходили родственники Л.В. Николаева. Его старшая сестра Е.В. Рогачева получила 5 лет лагерей, но в феврале 1938-го была расстреляна. Лагерный срок в 5 лет получили: младшая сестра Леонида Николаева А.В. Пантюхина, ее муж, двоюродный брат Николаева беспартийный Г.В. Васильев. На 4 года был заключен в лагерь сосед Николаева и Драуле И.П. Горбачев, беспартийный. Были высланы из Ленинграда на 4 года мать и жена брата Николаева. Брат Николаева был расстрелян.
Трудно усомниться в том, что данные дела были сфабрикованы НКВД. В какой степени сфабрикованы? На этот вопрос мог бы, возможно, ответить только Агранов. Складывается впечатление, что власти стремились наказать и изолировать всех тех, кто знал о «романтической» причине убийства Кирова. Надо было представить этот акт таким образом, чтобы никакая тень не смогла омрачить образ верного коммуниста-сталинца.
На следующий день после убийства Кирова рабочий П.И. Бердыгин, член партии с 1918 года, заявил: «Киров убит на почве ревности». Его исключили из ВКП(б) «за распространение клеветнических слухов, порочащих С.М. Кирова». А.А. Кирилина, подробно изучавшая ленинградские архивы тех лет, отметила: «Подобных заявлений было немало».
Например, слесарь одного из ленинградских заводов Ф.А. Ранковский высказал свое мнение: «Сергей Миронович Киров был убит Николаевым из-за ревности к жене». Это было сочтено контрреволюционным заявлением.
Казалось бы, «глас народа» отражает истину. Но ведь слухи о «романтической» причине преступления обязательно должны были распространять, если это убийство планировалось профессионально. Так что есть основание подозревать, что Николаева специально использовали (сам он мог об этом и не догадываться) как оружие преступления, а те, кто его направлял, постарались остаться в тени.
