Юрий Мухин - Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Сталина
Государственные деятели при Сталине
А. Зверев — нарком финансов
Решил дать что-то интересное и не свое, посему остановился на воспоминаниях сталинского министра финансов Арсения Григорьевича Зверева. Воспоминания интересны сами по себе, но мне был лично в Звереве интересен момент, о котором скажу вкратце.
Обычно все отмечают, что советская власть раскрыла творческие способности народа и дала толчок многим людям нашей Родины, отличившимся в жизни своими творческими достижениями. Так-то это так, однако нужно сказать, что власть — это хорошо, но главное — это сам творец, и без личных упорства и способностей тебе никакая власть не поможет. Зверев был интересен тем, что жизнь не давала ему заниматься тем, что он хотел делать, однако, что бы он не делал, он всегда стремился усовершенствовать работу и делать ее максимально хорошо.
Вот он, ровесник века и сын ткача, парнишкой в пятилетней школе отвечает попу урок по закону Божьему и на ходу совершенствует Ветхий Завет, к примеру кормит евреев в пустыне не только манной небесной, но и пшенной кашей. Поп прислушивается и наказывает его за это творчество, но все же по окончании школы рекомендует именно его в духовную семинарию, от которой Арсений категорически отказывается, не желая становиться жеребячьей породой. Паренька в 12 лет принимают на ткацкую фабрику, он начинает зарабатывать примерно 9 рублей в месяц, но учится у искусного рабочего и через год зарабатывает уже 18 рублей — столько же, сколько и его отец, проработавший на этой фабрике всю жизнь и довольно грамотный человек, а в 14 лет Арсений уже один из лучших специалистов фабрики, и хозяин платит ему 36 рублей.
И так у Зверева было всю жизнь. Пошел добровольцем в Красную армию, стал командиром кавалерийского взвода, за 4 года боев с бандами получил ранение и орден. Поскольку вступил в партию, то, демобилизовавшись, не имел никакой свободы — его направляли работать туда, куда партии было надо, а надо было работать финансистом. Работает хорошо, пытается уйти — не дают, повышают в должности. Наконец, отучившись, ушел на партийную работу, она ему нравилась широчайшим простором для творчества. Но вызывают в Кремль, и там его Сталин и члены политбюро с час уговаривают вернуться к финансам и стать председателем Государственного банка СССР. Сумел отказаться, а через год, уже не упрашивая, назначают министром финансов.
Я дам несколько разных по размеру отрывков, чтобы отметить несколько примечательных моментов работы государственных деятелей той эпохи.
Ну вот, к примеру, сегодня у нас продолжается ожесточенная борьба с коррупцией, которая невольно вызывает презрительную улыбку. А ведь и тогда, сразу после революции коррупция была ужасная, поскольку большевикам достался царский государственный аппарат, для которого коррупция была естественной нормой жизни. Брали взятки везде — и в ЧК, в которую поначалу набились интеллигенция и дворянство, и прокуроры, и всяк, власть имеющий. Но тут ведь дело такое, если государственные деятели — сами воры, то как ты коррупцию победишь? Ведь и эти деятели с этой коррупции свою алчность удовлетворяют. Они что — будут рубить сук, на котором сидят? Поэтому у нас сегодня не борьба с коррупцией, а борьба с теми, кто не носит начальству.
А тогда начальство не брало и кампании по борьбе с коррупцией не объявляло, а так просто с ней боролось — походя.
«…О чем еще можно было рассуждать? И вот я опять еду в Клин, обдумывая по пути все, что мне рассказали о положении в местном финотделе. Еще в начале 1925 года в Клину состоялось расследование, обнаружившее, что бывший заведующий, разложившийся тип, начал пьянствовать и гулять — сначала на деньги нэпманов, а потом запустил лапу и в государственные. Он втянул в эту грязь председателя исполкома и заведующего земельным отделом, разбазарив 40 тысяч рублей. История с растратой казенных средств выплыла наружу. Крестьяне стали говорить, что не будут платить налогов, так как не желают работать на растратчиков. В результате гласного судебного процесса первый виновник был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян, а остальных осудили на длительные сроки тюремного заключения. Людям показали, что советская власть не потерпит попрания государственных и народных интересов. Но теперь следовало наладить заново делопроизводство в уфо и укрепить ряды его сотрудников надежными кадрами…»
Сегодня, так сказать, «государственные деятели» и «грамотные экономисты» полностью уничтожили промышленность Москвы, а вот как оно было тогда:
«…Бауманский район столицы в те годы охватывал обе стороны центральной магистрали Маросейка — Покровка — Спартаковская — Бакунинская. На западе район упирался в площадь Дзержинского, на востоке тянулся до Курской железной дороги. В этих пределах лежало обширное промышленное, административное и коммунальное хозяйство: около четырех тысяч различных предприятий, государственных, общественных, кооперативных, культурно-массовых организаций, учреждений и заведений, научно-исследовательских институтов и вузов. До декабря 1930 года район был еще крупнее, а потом в столице вместо шести районов стало десять. Но и после этого в нашем районе осталось 1753 земельных участка, около 11 тысяч строений. Население района насчитывало 360 тысяч (11 процентов всех жителей Москвы, поровну рабочих и служащих), да еще примерно столько же ежедневно приезжало на работу из Подмосковья. Площадь района составляла лишь около 5 процентов столичной, но плотность населения была вдвое выше средней по городу в целом.
Районные предприятия находились в ведении пяти наркоматов и ведомств: Наркомтяжпрома, Наркомлегпрома, Наркомснаба, Наркомлеса, Комитета заготовок. Часть предприятий возникла еще до революции. Все они были переоборудованы, расширены, усовершенствованы. Так, михайловское заведение превратилось в отличную артель “Экспорт-обувь”, разместившуюся в новом фабричном здании на Покровке. Многие другие заведения, ранее полукустарные мастерские, стали заводами, оснащенными по последнему слову техники. Таким был рентгеновский завод, выпускавший в 30-е годы рентгеновские аппараты, завод “Технолог”, 4-й механический завод, специализировавшийся прежде на кипятильниках, а потом переключившийся на санитарное оборудование; завод счетно-аналитических машин.
В те годы считалось огромным достижением, если какое-то крупное предприятие обеспечивало страну дефицитной промышленной продукцией. Об этом немедленно сообщалось на партийно-производственных собраниях, а потом оповещали все газеты. Помню, например, как шумно радовались в районе, когда мы стали абсолютно самостоятельно выпускать высоковольтные трансформаторы. Бауманцы вовсе не были здесь исключением. Вся страна шла вперед десятимильными шагами. Москва из текстильной стала Москвой металлической.
Подвиги, которые при этом совершались на трудовом фронте, могут показаться чудом. В январе 1931 года на печально прославленном гнилом месте, Сукином болоте, приступили к строительству огромного завода “Шарикоподшипник”. Пока зарубежные злопыхатели каркали о провале замысла, партия налаживала дело, и уже в марте 1932 года первая очередь предприятия вступила в строй. Успехи москвичей были столь велики, что в том же 1932 году столицу провозгласили общесоюзной лабораторией опыта борьбы за проведение в жизнь генеральной линии Коммунистической партии на новом этапе нашего развития — в период второй пятилетки.
Каждый день газеты публиковали новые сводки: о выплавке чугуна и стали, о выпуске автомобилей и тракторов. Резким скачком был отмечен 1934 год. К семнадцатой годовщине Великого Октября довели ежесуточную выплавку чугуна, по сравнению с 1930 годом, с 13 тысяч до 30 тысяч тонн, ежегодное производство автомобилей — с 2 тысяч до 72 тысяч, а тракторов — с 9 тысяч до 90 тысяч; количество машинно-тракторных станций возросло со 158 до 3500.
Бауманский район тоже вносил в общенародное дело свой вклад, и мы этим очень гордились. В первую пятилетку в районе вступили в строй типография “Рабочая Москва”, завод счетно-аналитических машин, маргариновый и хлебозавод № 13, фабрика № 17 и пищекомбинат. К началу второй пятилетки в районе имелось 28 металлообрабатывающих предприятий (из них половина — союзного значения), четыре деревообделочных, семь химических, шесть текстильных, три пищевых, 14 — по производству одежды и обуви, затем 8 предприятий — в системе местной промышленности и еще ряд других — в системе промкооперации, причем последние давали 17 процентов всей столичной продукции. Уже в мою бытность заведующим райфо здесь были заложены заводы аппаратуры связи, автокузовной, химического машиностроения и еще один пищекомбинат. К нам сыпались со всей страны заказы на продукцию таких заводов, как “Манометр”, буровой техники, машиностроительный, алкалоидный, термометрический заводы, “Стеол”, таких фабрик, как “Фотопластинка”, “Картополиграфия”, имени Баумана, технической ткани “Победа Октября”, имени Маркова, имени Балакирева, имени Клары Цеткин, имени Звонкова.
