Александр Шубин - 1937. АнтиТеррор Сталина
14 мая в результате ночного допроса-марафона удалось добиться показаний на Тухачевского и др. генералов от Путны. Поскольку Путна последнее время находился на военно-дипломатической работе в Европе, он был соблазнительным кандидатом на роль «курьера» между Тухачевским и Троцким. Путна признал, что возил письмо Троцкого Тухачевскому, на которое Тухачевский просил ответить на словах, что Троцкий может на него рассчитывать. Эти показания полностью соответствовали тенденции следствия и были получены под сильным давлением. Но даже если они соответствовали действительности, в случае прихода Тухачевского к власти устные обещания Троцкому ничего не стоили. Даже на суде, в резком противоречии с тенденцией следствия вполне «раскаявшийся» подсудимый Корк заявил, что руководители «организации смотрят на связь с Троцким и правыми как на временное явление».
Только 21 мая Примаков дал долгожданные показания на «крупные фигуры»: Тухачевского, Шапошникова, Гамарника и др. Примаков давал показания в правдоподобной форме: он рассказывал о беседах, в которых высказывалась критика Сталина и Ворошилова. Следователи фиксировали имена и формулировали показания по-своему, возводя эти беседы «в степень заговорщической деятельности»2, как вспоминал один из следователей. Но с точки зрения Сталина эти беседы и были фактом заговора, потому что они означали подготовку к выступлению военных либо против Ворошилова, либо против всей сталинской группы.
Из показаний многих военачальников следовало, что они были недовольны Ворошиловым в большей степени, чем Сталиным. Может быть, Сталин преувеличил опасность и уничтожил значительную часть комсостава просто из-за недовольства Ворошиловым? Так считает биограф «истребленных маршалов» Б. Соколов: «Каковы же подлинные причины падения Тухачевского? Думаю, они лежат исключительно в плане конфликта между группой Тухачевского и особенно близкой к Сталину группой Ворошилова».[285]
Но эта версия вызывает сомнения: маршалы и генералы уже не раз выступали против Ворошилова, и это не вело к репрессиям. Серьезные конфликты между Тухачевским и Ворошиловым происходили в 1927–1928 гг., 1930 г., в 1936 г. На расширенном заседании Военного совета, который проходил 1–4 июня 1937 г. в присутствии 116 офицеров со всей страны (а 20 членов военного совета уже были арестованы), Ворошилов рассказывал: «В прошлом году, в мае-месяце, Тухачевский бросил обвинение мне и Буденному, в присутствии тт. Сталина, Молотова и других, в том, что я якобы группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику и т. д. Потом, на второй день, Тухачевский отказался от всего сказанного».[286]
Но оппозицию Ворошилову поддерживали не все подсудимые 1937 г. Еще в марте 1936 г., во время предыдущего столкновения Тухачевского с Ворошиловым, наркома поддержали Якир и Уборевич. В первой половине 30-х гг. Тухачевский и Уборевич находились в состоянии острого соперничества по поводу путей модернизации армии. Уборевич делал ставку на поддержку Германии, а Тухачевский предпочитал опору на собственные силы. Это предопределило поддержку Тухачевского Сталиным и новый взлет его карьеры в ущерб Уборевичу. Но, судя по его письму к Орджоникидзе, Уборевич к августу 1936 г. разошелся с наркомом. Об этом писал в своем дневнике комкор И. Ку-тяков. Он тоже не любил Ворошилова: «Пока «железный» будет стоять во главе, до тех пор будет стоять бестолковщина, подхалимство и все тупое будет в почете, все умное будет унижаться».[287] Но Кутякова не вывели на один процесс с Тухачевским, потому что его он тоже недолюбливал, а Корка считал «золотопогонником», то есть скрытым белогвардейцем. Как видим, отношения между военачальниками были довольно сложными, что облегчало задачу сохранения власти Сталиным.
В большей степени Сталин доверял своему военному кадровому резерву еще со времен Гражданской войны — Первой конной. Служивших в Первой конной командиров он «выращивал» много лет. Поэтому когда подследственные указывали, скажем, на «перво-конника» Апанасенко, Сталин не давал делу ход. Своих старых сослуживцев Сталин казнил, только если на них показывали другие старые друзья. Так, маршал Егоров, воевавший вместе со Сталиным еще под Царицыном в 1918 г., «погорел» на слишком откровенном разговоре с «первоконниками» Е. Щаденко и А. Хрулевым в декабре 1937 г., где высказал недовольство замалчиванием своих заслуг времен Гражданской войны и преувеличением заслуг Сталина. Это стало одной из главных причин, которые привели Егорова на эшафот уже в 1938 г.[288]
Но Сталин умел ценить и выходцев из других военных группировок. Об этом говорит история опалы и нового выдвижения Тухачевского в 1930–1932 гг., о которой говорилось выше. На всякий случай в середине 1936 г. фрондирующим военным показали, что «партия» ценит их — по инициативе Ворошилова со многих генералов сняли старые партийные взыскания.
Когда Ворошилов рассказывал о столкновении с Тухачевским, Сталин поддакнул: маршал отказался от обвинений. Не такой уж был непреодолимый скандал. Не было подозрений в более серьезной угрозе. Сталин как бы оправдывается и в собственном недосмотре — чуть не проглядел заговор. Он признает, что «мы… прошляпили это дело».[289] С его согласия Тухачевский уже в 1936 г. был назначен первым заместителем наркома обороны. Зачем было раздражать этим друга Ворошилова (в его нынешнем выступлении даже чувствуется упрек — я никогда не любил Тухачевского). Но близится война, и Тухачевский казался наиболее подходящим человеком для ускоренной модернизации армии и на роль командующего западным направлением.
Каждый раз Сталину удавалось быстро успокаивать своих маршалов. И прежде, и потом, даже во время войны, Сталин поощрял соперничество своих военачальников, играя на нем, стимулируя рвение и доносительство, иногда намеренно разжигая конфликты. Он мог «разделять и властвовать». А тут вдруг из-за конфликта Ворошилова и Тухачевского уничтожил (не понизил, и даже не посадил, чтобы потом в случае надобности вынуть из сундука) не самых худших своих «генералов». Никак не получается. Сталин боялся тех, кого расстрелял, и знал, что уже никогда не будет им доверять.
Так что если Сталин опасался выступления военных против Ворошилова, то только силового, после которого гражданское руководство оказывается под фактическим контролем нового Наркома обороны и его команды. Маловероятно, чтобы Сталин согласился снять Ворошилова под угрозой силы. После этого он уже не был бы руководителем страны. По этой же причине он не мог позволить Орджоникидзе добиться снятия Ежова вопреки его, Сталина, воле. Любое силовое выступление вопреки воле Сталина означало переворот, отстранение Сталина от реальной власти. Тухачевский не вчера родился и прекрасно это понимал. Поэтому ключ к избавлению от Ворошилова, Ежова и других раздражающих марионеток был в устранении кукловода. А словесные атаки против Ворошилова не стоили жизни высших военных чинов.
Приближение бури было заметно и за пределами группы Тухачевского. 15 мая был арестован заместитель командующего Приволжским военным округом И. Кутяков, у которого был обнаружен весьма откровенный дневник, в котором, в частности, говорилось: «Наступает время, когда все ветераны Гражданской войны уйдут из жизни: одних расстреляют, другие, как Томский, сами покончат с собой…» Это было написано в 1936 г. Дневник Кутякова еще раз доказывал Сталину, что военные не будут спокойно смотреть на истребление партийных кланов. Расправа над старыми большевиками вызывала недовольство командного состава, оставалось только решиться остановить передравшиеся партийные фракции. Такую возможность, если верить Какурину, еще в 1930 г. обсуждали Тухачевский и Гай.
В ночь на 14 мая был арестован начальник академии им. Фрунзе, кузницы командных кадров, А. Корк. Уже через два дня он давал признательные показания о том, что состоял в военной организации правых, которая контактировала с троцкистской военной организацией. По его словам, в 1934 г. Тухачевский в присутствии Путны высказался за установление военной диктатуры. Скорость, с которой признавались высшие военные руководители, поражает, особенно в сравнении со временем, которое было затрачено на уламывание партийных функционеров. Вроде бы не дети, бойцы революции, а стоило чуть поднажать — и давай «оговаривать» себя и сослуживцев.
Кого-то били. Но вот Медведев при первой возможности отказывался от «выбитых» показаний. А «лучшие полководцы» — нет. Даже перед смертью каялись. Да и били не всех.
15 мая был арестован заместитель командующего Московским военным округом Б. Фельдман (до мая — начальник Управления по командному начальствующему составу, ближайший сподвижник Тухачевского, ответственный за назначения на командные посты). Он сразу попросил ознакомить его с материалами дела. Узнав, что конкретно следствие уже выяснило, Фельдман начал давать обширные показания. Его никто не бил, более того, следователь Ушаков «создал ему облегченный режим содержания в тюрьме». Невиновного военачальника таким обхождением не купишь. А если военачальник чувствует себя разоблаченным заговорщиком? Тогда он в восторге от такого обхождения и в ответ «готов, если это нужно для Красной армии… рассказать все, что знаю о военном заговоре».
