Люк Хардинг - Никто кроме Путина. Почему его признает российская «система»
Чурилову понадобилось 23 минуты, чтобы добраться до сути, заявить, что Министерство иностранных дел выгоняет меня из России. Но даже тогда он способен, собравшись с духом, выдать новость, употребляя лишь безличный пассивный способ.
Я спрашиваю его прямо: какой орган решил, что я должен сейчас покинуть Россию? И знает ли об этом решении Администрация Президента, которой, очевидно, хочется привлечь иностранных инвесторов и модернизировать экономику России?
Он отвечает еще одним поразительным образцом велеречивости: «Это решение приняли органы, уполномоченные применять соответствующие законодательные нормы. Вы можете просмотреть наши уставы, чтобы увидеть, к компетенции каких органов относится принятие законов в отношении въезда и выезда из страны».
«Итак, это — ФСБ?»
«Да», — наконец подтверждает он.
Министерство иностранных дел, оказывается, хочет, чтобы «Guardian» сделала «виртуальную замену» — иными словами, заменила меня другим, наверное, менее критичным корреспондентом, присланным из Лондона. Я думаю о Магеридже: «Агентам СССР свойственно даже осуществлять давление на редакции, когда корреспондент в Москве их не удовлетворяет».
«Мы готовы по-дружески, по-человечески позволить вам остаться в России до конца года», — говорит Чурилов.
«Как вам известно, дело в том, что я имею двух детей, которые учатся в британской школе здесь, в Москве. Сейчас — середина учебного года. Моя виза заканчивается 27 ноября. Вы хотите сказать, что мы можем не выезжать 27-го?».
«Мы говорим о разумном времени», — отвечает Чурилов.
«А как насчет следующего лета?».
«Боюсь, что нет».
Где-то на фоне нашего разговора, на серых улицах за окном, раздается сигнализация.
* * *Разговор неутешителен. Через два десятилетия после того как холодная война якобы закончилась, меня выбрасывают из России за неправильную бумажку. По сути, меня выгоняют под тем же предлогом бдительного соблюдения законодательства в советском стиле, который использовали против других критиков режима. Российское правительство обычно предпринимает нескольких юридических мер, чтобы досадить и закрыть иностранные неправительственные организации, запретить оппозиционным кандидатам регистрироваться и соревноваться на местных и национальных выборах и наказать предприятия. Все совершили надуманные «преступления».
Эта тактика применялась долгое время. В 1970-х годах Хедрик Смит отмечал, что никто не мог соблюдать бесчисленные правила и нормы СССР. Эту систему построили специально для того, чтобы власть постоянно сохраняла контроль, а граждане были озадачены, безвольны и раздражены. Смит писал:
«Как мне часто говорили россияне, для них невозможно жить безупречно в обществе с таким количеством правил, которое предусматривает советская система. Все в чем-то виноваты: в каком-то политическом или экономическом нарушении, мелкой коррупции. Власть использует это чувство вины и уязвимость, говорили мои друзья, чтобы держать обычных людей в состоянии готовности защищаться».
Я говорю Чурилову: «Я хотел бы отметить, что работал вполне законно. Я не верю, что эти нарушения являются хоть в какой-то степени серьезными. Мы оба знаем, что это — не настоящая причина [моего изгнания]. Это лишь повод, чтобы избавиться от меня. Я не понимаю, зачем вы это делаете. И, думаю, что это ошибка».
Чурилов повторяет, что «факты есть факты» и что я виноват в «нарушениях».
«Мне обидно, что решение является таковым. Я сейчас свяжусь с британским посольством и британским правительством, и мы сделаем заявления на политическом уровне. Мне странно, что в то время, когда двусторонние отношения между Великобританией и Россией улучшаются, вы делаете столь негативный шаг».
Как запоздалую мысль я добавляю: «Вы осознаете, что будет большой скандал?»
Чурилова это не тронуло. У меня складывается впечатление, что, кем бы ни был этот человек, который решил выгнать меня из России, он стоит на очень высокой ступени. Мне интересно, насколько она высокая. На каждого модернизатора внутри Кремля, который занимается международной репутацией России, найдется сторонник жесткой линии, который радуется, даже наслаждается конфронтацией с Западом. Пусть даже на столь мелком уровне как выдворение иностранного корреспондента. Я понимаю, что задача Чурилова — передать мне плохую новость. Я нисколько не считаю его злым. Как и другие члены разнообразной бюрократической системы Путина, в которой безусловная верность является ключом к продвижению и залогом хорошей карьеры, он имеет человеческие недостатки: слабость, самодовольство, самообман и более всего — малодушие.
Когда я встаю, чтобы идти, Чурилов бросает примирительное замечание: «Я понимаю, что для журналиста это неприятно. Нам обидно. Не вижу причины, почему через некоторое время вы бы не смогли снова подать заявку на получение визы».
«Вы имеете еще что-то сказать?» — спрашиваю я. Чурилов не отвечает.
«Благодарю». Я жму ему руку и выхожу, оставляя две бумажки, два доказательства моих тяжких преступлений против русского государства, на стеклянном столе.
* * *Я ошарашен. Но мое изгнание, думаю, не является диковинкой. Это — то, что я всегда считал реальной, хотя и отдаленной возможностью. Западные корреспонденты, работающие в Москве, встречаются как минимум раз в месяц во время ряда неформальных собраний, известных как «hack pack». После более чем десяти лет работы иностранным корреспондентом «Guardian» я осознаю такую закономерность: чем более уродливым является режим, тем больше чувство солидарности между осажденными им дипломатами и журналистами. Самые дикие вечеринки, на которых я присутствовал, были в Кабуле, контролируемом Талибаном, где употреблять алкоголь запрещено. Клуб ООН подавал только спирт, потому что пиво уже все выпили.
Эти встречи являются полезной возможностью выпустить пар. Они привлекают эклектичную толпу небрежно одетых репортеров и стройных русских блондинок, которые работают в государственном пресс-агентстве «РИА Новости». За полгода до этого молодая женщина, которая проходила стажировку в МИД, появилась на вечеринке «hack pack». Местом проведения этого мероприятия являлась дорогая кофейня, где продают круассаны и пирожные. Обычно вечеринки проходят в задымленных подземных московских барах, где бокал желтого легкого пива в среднем стоит 300 рублей или 6 фунтов. Когда девушку-интерна МИДа спрашивают, какого журналиста министерство ненавидит больше всего, она невольно отвечает: «Есть один, его зовут Люк Хардинг. Они действительно ненавидят его».
Я — не единственный журналист в Москве, который пишет на деликатные темы, такие как коррупция. Есть много других корреспондентов, как западных, так и российских, которые правдиво и смело рассказывают о том, как Россия движется из хаоса, но при этом и относительных свобод ельцинских лет к «управляемой демократии» вертикальной путинской эпохи. Табу хорошо известно: состояние Путина и его команды, деятельность спецслужб и нарушения прав человека федеральными и местными войсками на Северном Кавказе. Другие также нарушают эти неписаные правила.
Но меня иногда озадачивают робость и склонность к приспособленчеству моих западных коллег. В частности, московское бюро BBC на удивление неохотно освещает вещи, которые могли бы обидеть Кремль. Несмотря на усилия некоторых его более смелых репортеров, корпорация пока полностью проспала то, что экономист Андерс Асланд называет «крупнейшей коррупционной историей в истории человечества».
«Reuter» и другие агентства, которые имеют корреспондентов в пресс-пуле Кремля, также поражают меня чрезмерным желанием принимать заявления кремлевских пиарщиков за чистую монету. Они, наверное, беспокоятся о будущем своих бюро, что естественно. Многие корреспонденты, которые работают в Москве, имеют русских жен или девушек и российских свояков, что делает их более чувствительными к самоцензуре.
Виновата ли служба BBC и некоторые другие новостные организации, работающие в Москве, в самоцензуре? Пожалуй, да. Может им не хватает смелости? Однозначно.
Я нарушил все эти неформальные кремлевские «правила» относительно того, что журналисты должны и не должны сообщать из Москвы. А потом был «WikiLeaks» и взгляд Госдепа США на Россию как глубоко неприглядную клептократию.
Итак, таковы мои преступления. Я стал раздражителем, и кто-то (кто?) решил избавиться от меня.
* * *Таким образом, четыре года моего пребывания в России резко заканчиваются шаблонным изгнанием в советском стиле. Оказывается, я первый штатный западный журналист, которого постигла эта участь со времен окончания холодной войны. Я выхожу на улицу. Сажусь в соседней кофейне «МакКафе». Звоню своей жене Фиби. Говорю ей, что нас выгоняют. Фиби, которая направляется в российский литературный кружок (книга этой недели — «Анна Каренина»), появляется в кофейне за несколько минут. Она в шоке, не может в это поверить.
