Симон Кордонский - Сословная структура постсоветской России
Статистическое, или математизированное, социологическое знание нельзя, ввиду отсутствия определителей, верифицировать, то есть проверить, на каком основании исследователь решил, что полученные им результаты вообще относятся к некоей социальной группе, прежде всего потому, что нет систематики этих групп. Статистика и матметоды создают свой особый мир, привязка которого к социальной эмпирии составляет чаще всего неразрешимую проблему, обычно решаемую искусством ремесленника. Поэтому в предмете социологии почти никогда нельзя с уверенностью сказать, что же существует, кроме «паскалевских людей» и статистических «групп», а тем более нельзя проверить утверждения о существовании, сделанные другими исследователями.
Эти, казалось бы, специальные проблемы социологической классификации имеют далеко не специальное значение. Многие классификации «встроены» в ткань обыденной жизни, являясь основой группового поведения. Так, как я уже подчеркивал, классификационные конструкции К. Маркса и его интерпретаторов до сих пор остаются идеологической основой разных социальных революций, а результаты сталинского определения и классификации наций, ставшие у советских обывателей повседневными различениями, и сейчас проявляются в форме межнациональной розни.
Операциональность понятий сословий и классов
При общей неупорядоченности предметной области социологии в ней есть структурированные части с более или менее верифицируемыми представлениями о существовании. Они возникли там, где в какой-то степени совпадают представления о существовании (имена) социальных групп, вводимые исследователями, и самоидентификации членов этих групп. Таковы понятия высшего, среднего и низшего классов [Уорнер. 1999]. Столь же операционально понятие сословий, где определение «себя» как члена сословия бюджетников, например, вполне совпадает с выделением исследователями бюджетников как социальной группы. В каком-то смысле понятия классов, сословий (и каст) выгодно отличаются от других классифицирующих социологических понятий, так как есть удобные процедуры проверки качества классификации. Можно, например, просто спрашивать людей, к какому классу или сословию они принадлежат и что дает им основания так считать. Или использовать для классификации непосредственно наблюдаемые признаки членов классов и сословий, такие как внешний вид, лексика, материальные символы сословной принадлежности, манеры поведения и пр.
Классы и сословия изначально представляют собой понятия, вводимые при анализе социальной структуры для описания или объяснения несомненных (непосредственно наблюдаемых) различий в потребительском или правовом положении людей. Понятие классов используется для описания социальных иерархий в отношениях потребления[14], в то время как понятие сословий введено для описания иерархий служения, или обслуживания, прав и привилегий.
И классы, и сословия в момент возникновения этих понятий представляли собой не более чем теоретические или аксиологические интуиции. Эти «умственные сущности» превратились в социальные реальности только тогда, когда попали «в точку», то есть совпали с «само собой разумеющимся», но, может быть, ранее не артикулированным разделением на социальные группы. После этого они стали исходными для групповой самоидентификации, то есть для того, чтобы достаточное количество людей признали свою принадлежность к какой-либо группе и вполне рационально повели себя согласно ее нормам и стереотипам[15].
Классы и сословия перестали быть только теоретическими конструктами и превратились в обыденные различения социальной практики, в саму реальность общественного устройства[16]. Они существуют «объективно», но эта объективность воспроизводится только в деятельности классифицируемых людей, самой их жизнью, а не привносится извне. При этом понятия классовой стратификации закрепляются в обычае и обычном праве[17], в то время как понятия сословного устройства фиксируются в особых законах или традиции, имеющей силу закона. В результате такой фиксации каждое новое поколение вступает в уже стратифицированный мир, где ему приходится искать себе место в сложившейся классовой или сословной системе.
Высший, средний и низший классы современного рыночного общества существуют и воспроизводятся потому, что люди, более или менее рационально определившие свою классовую принадлежность, непрерывно ее подтверждают: работают и зарабатывают так же, как представители своего класса, покупают товары, которые покупают члены их класса, селятся там, где живут их соклассники, вступают в браки с членами своего класса, рожают детей столько, сколько полагается семьям данного класса. Они ведут себя «так, как надо», чтобы оставаться в своем классе и, может быть, если повезет, перейти на более высокую ступеньку потребительской иерархии.
Если понятия современных классов относительно ясны концептуально[18], то с сословиями такой ясности нет. Более того, априори считается, что сословное устройство архаично, не специфизирует актуальную социальную реальность и что изучение сословий есть скорее задача историков и правоведов, а не социологов. Я, напротив, считаю, что современное сословное деление применительно прежде всего к России не менее, а может быть, и более актуально, чем классовое, и что нерефлектируемая принадлежность к сословиям определяет социальное поведение в гораздо большей степени, чем принято считать.
Чаще всего подразумевается, что сословные принципы устройства социальной структуры со становлением рыночной экономики и демократии были в основном замещены классовыми, для которых характерны равенство граждан перед законом и преимущественно экономические отношения, поэтому изучение сословий имеет только исторический интерес. Тем не менее сословные формы организации социальной жизни (например, аристократия) процветают и в современных обществах, сосуществуя с классовой структурой, демократиями и рыночными отношениями. Во многом к функциональным останкам сословной стратификации можно отнести современный институт профессии и профессиональной общности.
Сословие социальная группа, которая занимает определенное положение в иерархической структуре общества в соответствии со своими правами, обязанностями и привилегиями, закрепленными в законе и (или) передаваемыми по наследству[19]. Такое определение сословия с различными вариациями переходит из текста в текст уже много лет и может считаться общепринятым. Сословная структура общества предполагает неравенство граждан перед законом, традиционное или введенное внешним образом. Неравенство в первую очередь заключается в том, что сословия имеют различающиеся права и обязанности перед государством и несут разные государственные повинности. Отдельные явно или неявно иерархизированные сословия связаны между собой в социальную структуру сословного общества отношениями служения и откупа (дани, оброка, подати, ренты и пр.). Сословная принадлежность часто наследуется, причем форма наследования иногда архаична (по праву рождения), а иногда вполне современна, когда дети врачей или военных тоже становятся врачами или военными. В современных обществах наследственный принцип формирования сословий соблюдается нежестко, и членом сословия можно стать, заняв соответствующую должность, купив сословный статус, получив его в дар от суверена и т. д.
Сословия воспроизводятся, в частности, потому, что люди с рождения социализируются в системе взаимного служения и обслуживания, традиционной или рационально введенной государством. Они не мыслят себе устройство социального мира по-другому они не только сами нерефлексивно кому-нибудь служат, но и воспринимают служение других себе как естественное поведение. Добросовестное служение вознаграждается жалуется сувереном, а размер жалованья (содержания) должен быть пропорционален общепринятой в данном обществе значимости служения. Иное в сословном обществе несправедливо[20]. Рыночное поведение (не служение или обслуживание, а работа ради потребления) для членов такого общества выходит за границы их картины мира и воспринимается как маргинальное. В сословном обществе, согласно принципам его устройства, не может быть богатых и бедных (в современном смысле этих понятий), ведь ресурсы распределяются «по заслугам» перед сувереном или «так, как положено». Стремление к богатству (к наживе) или демонстрация благосостояния, не соответствующего сословному статусу, обычно считаются аморальными и негативно санкционируются, в отличие от самоограничения в потреблении, которое иногда культивируется как сословный идеал.
Само понятие труда ради заработка чуждо сословному устройству, в котором вместо рыночной оплаты по труду и доходов от бизнеса доминируют институты довольствия, жалованья, сословной ренты, гонорара, пенсии, пайки и другие формы распределения ресурсов сообразно сословной принадлежности и статусу в сословии. Чем выше статус сословия и статус человека в сословии, тем больше ресурсов ему «положено» согласно принципам сословной социальной справедливости. Продажа труда и получение дохода в ходе рыночных операций-спекуляций, в отличие от ренты с сословного статуса, не может считаться в сословном устройстве легитимным ресурсом, принадлежащим тому, кому он принадлежит по стечению обстоятельств или по результатам труда. Этот ресурс «надо делить» между всеми членами сословного общества, причем пропорции деления определяются критериями сословной (социальной) справедливости. Деление ресурсов составляет содержание общественной жизни в сословном обществе, в отличие от классового общества, экономика которого основана на конверсии ресурсов в капиталы и их расширенном воспроизводстве.
