Станислав Белковский - «Империя Кремль». Крепость или крепостная система?
С. БЕЛКОВСКИЙ. И Пенсионный фонд, и Фонд национального благосостояния. А для чего мы их копили столько времени? Чтобы накормить русский народ, что сделать невозможно? Нет, мы хотим достичь больших высот. Здесь главное – я сейчас немножко отвлекусь от генеральной линии партии, излагаемой мною же, – что колоссальная историко-психологическая проблема русского человека состоит в том, что мы (и я сам как русский человек тоже, естественно, страдаю от этого) не можем выносить бремени обыденной жизни – это наше кардинальное отличие от европейцев. Понимаете, если человек нашего возраста работает официантом в России – это означает, что он неудачник. А если человек нашего с вами возраста работает официантом в Европе – это абсолютно нормально, это один из возможных жизненных сценариев, который никем не подвергается сомнению и тем более осуждению. Поэтому вот эта обыденность буржуазной жизни, в которую мы впали с концом, скорее, чем началом постсоветского кризиса, породило в нас бессознательную тягу к великим потрясениям. Эти великие потрясения нам даются в виде войны, которую организует Владимир Владимирович Путин.
Русские люди становятся сопричастными этой войне, даже не вставая с дивана, и тем самым «у нас была великая эпоха», как сказал Эдуард Вениаминович Лимонов, и это название его книги – оно абсолютно архетипическое. Для русского человека очень важно понимать, что даже если он лежит абсолютно пьяным под забором, не имея возможности оказывать вспомоществование своей семье в трех ее поколениях, его можно разбудить, а когда он скажет: «У нас была великая эпоха», – совесть его чиста. Это то, что мы наблюдаем сегодня. Мы наблюдаем конвульсии этого сверхобыденного сознания. Как говорил Константин Леонтьев, наш выдающийся мыслитель, русский человек умеет быть святым, но не может быть честным. Также хорошо сказано, что из русского человека можно сделать, как из дерева, и дубину, и икону – это то, что мы наблюдаем сегодня.
Путин играет на самых древних, автохтонных и, к сожалению, не позитивных чертах своего народа.
С. КОРЗУН. Признайтесь, это в вас говорит драматург сейчас? Не столько политолог, сколько драматург, либо это одно и то же?
С. БЕЛКОВСКИЙ. Мы много с вами, Сергей, обсуждали в разных форматах, что я политолог-то фейковый. Это ж вы меня сделали политологом. Я оправдался тем, что я этого никогда не скрывал, а драматург – если вдруг я настоящий драматург – для меня это очень лестно.
С. КОРЗУН. Хорошо. Все-таки как политолога, наверное, вас спрошу. Мы вас сделали – значит, мы с вас и спросим, не возражаете?
С. БЕЛКОВСКИЙ. Да, вы сделали, конечно.
С. КОРЗУН. Совсем недавно вы сказали, что «у России недостаточно военных сил для того, чтобы оккупировать хотя бы юг Украины», – это точно вас цитирую
С. БЕЛКОВСКИЙ. Да, конечно, нет.
С. КОРЗУН. Но почему при всей готовности нации, при определенной отмобилизованности армии…
С. БЕЛКОВСКИЙ. Украинская война показала одну очень важную вещь, что было ясно некоторым дурацким аналитикам типа меня и раньше, но сейчас стало совершенно очевидно для всех, что никакого пророссийского востока и юга Украины нет. Сегодня все территории русскоязычной Украины от Харькова до Одессы считают страшным сном возможность вторжения российских войск и очень хотят остаться в составе мирной Украины.
Да и, собственно, в Луганской и Донецкой областях не было бы никакой войны, если бы она не была инспирирована извне определенными околотеррористическими – скажем так, чтобы не попасть под статью, – группировками, в той или иной степени завязанными на Россию. Поэтому с хлебом-солью никто встречать российские войска не выйдет. Раз их никто встречать не выйдет, то нужны какие-то колоссальные ресурсы, нужны сотни тысяч военных, которые подавили бы местное население, а таких ресурсов точно нет ни на военном, ни на психологическом уровне, потому что Путин хотя и готов жертвовать русскими людьми, но не в таком количестве, как Иосиф Виссарионович Сталин, ибо нет тоталитарной системы.
Кроме того, понимаете, русский народ разожрался все-таки за 23 года, он хоть и востребует парадигму героизма и сопричастности войне, но большая часть апологетов войны и агитаторов за войну, как мы видим сегодня из интернета, лежат на диванах – это диванная партия войны. Никто не хочет идти умирать, хочет, чтобы кто-нибудь другой умер за него. И вот это не дает возможности формирования мощного оккупационного контингента ни при каких обстоятельствах, поскольку такой контингент может победить и выжить только в условиях высокой нематериальной, то есть идеологической мотивации. Но точечные удары по украинской территории в целях решения отдельных военно-политических задач, конечно, Россия может наносить, ибо ресурс вооруженных сил России значительно превосходит аналогичный ресурс вооруженных сил Украины, а войска НАТО вмешиваться не собираются.
С. КОРЗУН. Вопрос от нашего слушателя и зрителя Чеботарев1943 – подписался он: «Есть ли у Путина какая-нибудь цель – имеется в виду, в этом конфликте, – или Крым был нервным срывом без возврата назад?»
С. БЕЛКОВСКИЙ. И то и другое. Амбивалентность имеет место, как сказал Михаил Михайлович Бахтин. Я начал говорить про объективную и субъективную сторону преступления, но, к сожалению, не договорил ни про ту, ни про другую – сейчас договорю. Субъективная сторона преступления в том, что Путин должен доказать свою способность, готовность и возможность вести с Западом прямой диалог о судьбах бывшей Российской империи. Он торгуется с Бараком Обамой и Ангелой Меркель, но не с Украиной. Порошенко он лишь мягко похлопывает по плечу, делая вид, что воспринимает его всерьез, а иногда и не делая этого вида, как в Минске во время их недавней встречи.
Объективная сторона преступления состоит в том, что Российская империя… российско-советская, что одно и то же, которая была распущена формальна в 1991 году, не прекратила свое существование де-факто до наших дней. На политико-психологическом уровне она сохранилась, потому что Россия де-факто, но не де-юре сохранила статус метрополии, лидирующей силы постсоветского пространства, откуда происходят доминирующие сигналы. При Ельцине, который почему-то считается разрушителем империи, это оставалось так. Владимира Путина переизбрали в 2000 году, избрали председателем СНГ после Ельцина вопреки принципу ротации, чтобы сделать приятное Москве, а значит, Борису Ельцину, скорее, чем Владимиру Путину.
Вот именно при Путине эта империя стала окончательно расползаться. Россия утратила статус источника легитимности постсоветских режимов, а это важнейший критерий империи. При Ельцине, если возникали какие-то агрессивные, хотя бы на уровне риторики антироссийские режимы, например, режим Гамсахурдиа в Грузии или Абульфаза Эльчибея в Баку, в Азербайджане, то они достаточно быстро прекращали свое существование. При Путине антироссийские режимы начали расползаться абсолютно. Случилась череда цветных революций. Кремль, конечно, приписал их происхождение Америке, но это несправедливо. Америка скорее легитимировала результаты тех процессов, которые возникли без всякого ее участия в силу объективной исторической логики формирования новых наций на руинах Советского Союза.
И, наконец, 22 февраля 2014 года, чуть менее 7 месяцев назад, случилось ключевое событие: произошла очередная революция на Украине, вторая по счету за последние 10 лет, которая низвергла Януковича и одновременно показала, что основной партнер – Украина – уже никак не остается в орбите России. Империи конец. И в этот момент в империи начал работать принцип «мертвой руки»: империя решила мертвой рукой схватить живых – это тенденция высшего субъективного понимания и сознательного понимания даже российских лидеров. Империя должна рухнуть ценой крови, разрушений, попыток аннексий, удачных или неудачных. Стратегически это линия проигрышная, она ведет к окончательному прекращению существования имперского организма в тех или иных формах, но какую цену придется заплатить сопредельным странам, а самое главное, самой России за это крушение – это большой вопрос, который на сегодняшний день открыт.
С. КОРЗУН. С чего начнется, на ваш взгляд, и каков срок этого процесса?
С. БЕЛКОВСКИЙ. Он уже начался, он начался украинской войной. После аннексии Крыма многие, особенно системные российские либералы, говорили, что дальше ничего не будет.
С. КОРЗУН. И вы, кстати, в том числе.
С. БЕЛКОВСКИЙ. Нет, нет. Я говорил, что будет, потому что это принцип велосипедиста: если ты не крутишь педали – ты падаешь. Нет-нет, я считал, что будет, конечно, – вы это можете проверить по интернету, – что будет наступление дальше, оно и произошло. То, что Путин не предпринял прямого вторжения, связано с самой философией «гибридной войны», которую он исповедует. Это не классическая война. Он хочет предстать не агрессором, но миротворцем. Он уже добился значительных успехов на этом пути, хотя бы и ценой больших человеческих жертв, но вся стратегия, все военная доктрина России всегда предполагала, что мы закидаем трупами любую проблему. Он побудил Украину в лице ее президента Петра Порошенко признать политическую переговорную субъектность так называемых Донецкой и Луганской народных республик, которые еще недавно были признаны на Украине террористическими организациями, тем самым он как бы устранился от переговорного процесса. Договаривается Украина с одной стороны и ДНР и ЛНР – с другой, а Путин только гарантирует безопасность. Он добился некоторых символических уступок, в частности, переноса имплементации соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом на 1 января 2016 года. Он показал, что он в состоянии разделить идеологически украинскую элиту, объявив Порошенко хорошим и представителем партии мира только что, в силу чего на государственном телевидении России перестали называть киевские власти хунтой.
