Борис Кагарлицкий - Восстание среднего класса
Левые, возмущающиеся сегодня «неправильным» социальным составом митингующих или недостатком революционной риторики в речах ораторов, явно не желают понять, что именно это и свидетельствуют о глубине и необратимости происходящих перемен. Первая волна революционного подъема только такой и может быть, и ее смысл в деконсолидации элит и их социальной базы. Поэтому именно появление всякого рода божен и прочих представителей «креативного класса» среди протестующих принципиально важно. Для успеха будущих выступлений социальных низов очень полезно, чтобы выступления протеста не разбились о консолидированную позицию «благополучной» части общества.
Кризис верхов на первом этапе революционного процесса выражается в расколе правящей группы, а вовсе не в торжестве радикальных идей. Время социальных перемен (а не радикальных речей) наступит позднее. Без Неккера и Мирабо не было бы Дантона и Робеспьера. Без Февраля не было бы Октября.
Приходится, конечно, с горечью констатировать, что наши нынешние претенденты на роль Мирабо отличаются от своего французского предшественника не только еще большей продажностью, но и откровенным косноязычием, но тут уж, как говорится, чем богаты, тем и рады. Эпоха твиттера не располагает к развитию красноречия.
Главное условие любой революции – кризис верхов. Если верхи консолидированы, то даже очень мощное народное недовольство, даже катастрофический кризис экономики могут оказаться недостаточными, чтобы система начала рушиться. Но если верхи в силу внутренней дезорганизации, бюрократического развала и склоки между группами теряют контроль над ситуацией, даже сравнительно умеренные «толчки» могут вызвать обвал. Именно это мы наблюдаем сегодня. По-хорошему ничего еще и не началось. Протесты в столицах далеко не таковы, чтобы всерьез угрожать власти. Но правящие круги переполошились не на шутку, начали говорить о реальной многопартийности, пообещали политическую реформу.
Увы, значительная часть левых совершенно не понимает ни диалектики революции, ни диалектики вообще. Одни морщатся, что, мол, неправильные события, неправильная история, да и народ какой-то не такой. А другие верят, будто споря с либералами и фашистами в оргкомитетах, пропихивая в список своего оратора, они что-то изменят.
Между тем очевидно, что декабрьские митинги имеют совершенно определенную задачу, функцию и драматургию. Можно, конечно, произнести с трибуны несколько слов о социальном кризисе, разрушении образования или праве на забастовку (хотя показательно, что и этого не было сделано). Однако общую ситуацию подобные словесные вкрапления в общий поток «демократической» риторики никак не меняют. Всерьез говорить о социальной проблематике, значит– вести толпу совершенно в другое место с другими целями, значит, требовать как минимум совершенно иных резолюций и пытаться навязать митингу свою повестку дня, диаметрально противоположную той, что запланирована организаторами. Иными словами, речь идет о попытках публичного раскола движения, которые к тому же, скорее всего, и не увенчаются успехом.
Либералы на всякий случай страхуются, уравновешивая левых ультраправыми. В логике либеральной публики это нормально, потому что для них даже самый умеренный социал-демократ не лучше фашиста (а может быть, даже хуже, ибо имеет большие шансы на то, чтобы увести за собой толпу, которую либеральные вожди считают своею). Другой вопрос, что националисты и ультраправые постоянно пытаются срывать сценарий, выходя за рамки предписанной им роли. Они изощряются во всевозможных тактических приемах, вроде вытаскивания на митинг огромного количества знамен (один из участников протестов подсчитал, что количество знамен «на душу актива» у националистов в 3–4 раза больше, чем у остальных), приходят с собственными мегафонами, освистывая ораторов, выкрикивая с трибун собственные лозунги. Но, как видим, никакого воздействия на общий ход событий это не оказывает. Резолюции все равно принимаются по заранее заготовленному шаблону. Хозяева митинга умело разыгрывают свои комбинации. Нравится националистам или нет, но роль массовки они выполняют. Сценарий составлен жестко и грамотно, а главное – он соответствует общей политической логике процесса.
Суетиться на митингах, пытаться пролезть в список столичных ораторов не только пошло, но и вредно. Чем больше шума производит сегодня тот или иной деятель, тем быстрее он всем надоест и тем больше шансов у него оказаться на свалке завтра или послезавтра, когда кризис перейдет в следующую фазу.
Московское движение за отмену результатов думских выборов расти не будет – у него нет ни перспективы, ни даже четкой цели, за которую стоило бы бороться. Оно исчерпало себя эмоционально, социально, политически. Но это отнюдь не значит, будто мы возвращаемся к стабильности. Ничуть не бывало. Произошедшие перемены необратимы.
Важнейшая проблема российской власти состоит в том, что она потеряла веру в собственный электоральный механизм. Казалось бы, для авторитарного режима это не так уж важно. Кому в России вообще нужны выборы, особенно – думские? Конфликт и кризис, разразившийся вокруг их исхода, был особенно неожиданным именно в силу ничтожности самого предмета. Однако политическое значение разыгрываемой сегодня драмы выходит далеко за пределы вопроса о составе российского псевдопарламента и даже правил, по которым он формируется.
По существу, единственная политическая задача думских выборов 2011 года состояла в подготовке президентских. Которые, в свою очередь, отнюдь не являются процедурой, определяющей имя будущего лидера страны. Имя это всегда известно заранее. Решения принимают не избиратели и даже не конгрессы политических партий (будь то «Единая Россия» или ее исторические предшественники), а сходняки буржуазно-бюрократической элиты, где без лишней суеты и показухи обсуждаются серьезные вопросы. Необходимую информацию довели до нас 24 сентября на съезде «Единой России», и вопрос считали закрытым. Единственная функция выборов – легитимация уже принятого решения.
Однако декабрьский кризис сломал заготовленный сценарий. Стремительное падение популярности ЕР при одновременном росте протестной активности и тотальной дискредитации существующей процедуры выборов даже среди сторонников власти создают качественно новую ситуацию, когда всенародное голосование не только не служит своей основной задаче – легитимации выбора элит, но, напротив, становится проблемой.
Разумеется, никакого единого кандидата от оппозиции уже не будет, а если бы он и появился, от этого обществу станет только хуже. Поиск единого кандидата сегодня означал бы поиск лжеца, который будет врать так, чтобы удовлетворить всех, объединить силы, объективно противостоящие друг другу, подчинить антилиберальные низы контролю либеральных политиканов, договорившихся с националистами и приручившими некоторую часть левых. К счастью для российского общества, власти не стали экспериментировать с выборами, а сами предоставили оппозиционным либералам заведомо проигрышный шанс в лице миллиардера Михаила Прохорова, который большинству жителей страны известен прежде всего как человек, собиравшийся заменить 40-часовую рабочую неделю на 60-часовую.
Геннадий Зюганов проиграет выборы независимо от того, сколько ему отдадут голосов, хоть бы и вся страна его поддерживала. Готовность лидера КПРФ уступить электоральную победу по сходной цене хорошо известна. Но если лидер оппозиции готов будет принять и поддержать любую фальсификацию, то общество – вряд ли. Да и провинциальные коммунисты могут не понять тонкого замысла или просто выйти из-под контроля.
В любом случае запрограммированное заранее несовпадение между списком кандидатов, из которых предложено выбирать с реальным раскладом политической жизни в стране и нестыковка запущенного избирательного процесса с политической реформой, которая параллельно теми же самыми властями уже запущена, гарантирует то, что президентские выборы не будут признаны в обществе легитимными даже в том случае, если подсчитают относительно правильно. Хуже того, сложившаяся избирательная система такова, что просто не сможет обеспечить честный подсчет голосов даже в том случае, если бы такая задача властями ставилась.
В той или иной форме срыв «выборов Путина» в марте 2012 года становится реальной возможностью. Сколько бы ни рассуждала либеральная публика о вреде революций и прочих пошлостях, никакого иного варианта, кроме углубления революционного кризиса у нынешней оппозиции не остается, да и сама власть уже неспособна восстановить или удержать стабильность. Если же вместо выборов или после них свершился переворот, пусть даже и внутри-аппаратный, то сегодняшняя оппозиция – уже не оппозиция, а власть – не власть.
Власть в соответствии со своими собственными теориями, пытается «управлять хаосом». Рискованная игра. Но ее успех в очень большой степени будет зависеть от гласного или негласного сотрудничества с оппозицией. Если с парламентскими партиями все ясно, то сообщничество внепарламентских либералов будет стоить дороже. Причем цену придется платить уже не коммерческую, а политическую, открывая лидерам «несогласных» пути во власть. Сделав их министрами, можно, впрочем, на них же и возложить задачи по реализации тех самых «болезненных, но необходимых реформ» со всеми вытекающими отсюда последствиями.