Александр Филиппов - Вся политика. Хрестоматия
Эти два состояния, которые не следует ни смешивать, ни разделять, вырабатывают у человека демократического общества весьма двойственные инстинкты. Независимость придает ему уверенность и чувство собственного достоинства среди равных, а бессилие дает ему время от времени почувствовать необходимость посторонней поддержки, которую ему не от кого ждать, поскольку все, окружающие его, одинаково слабы и равнодушны. В своем отчаянии он невольно устремляет взоры к той громаде, которая в одиночестве возвышается посреди всеобщего упадка. Именно к ней обращается он постоянно со своими нуждами и чаяниями, именно ее он в конце концов начинает воспринимать как единственную опору, необходимую ему в собственном бессилии[30].
Все это позволяет нам понять, что нередко происходит в демократических обществах, где люди, столь болезненно относящиеся к любым начальникам, спокойно воспринимают власть хозяина и могут быть одновременно и гордыми, и рабски угодливыми.
Ненависть людей к привилегиям возрастает по мере того, как сами привилегии становятся более редкими и менее значительными. Можно оказать, что костер демократических страстей разгорается как раз тогда, когда для него остается все меньше горючего материала. Я уже указывал на причины этого феномена. Неравенство не кажется столь вопиющим, когда условия человеческого существования различны; при всеобщем единообразии любое отклонение от него уже вызывает протест тем больший, чем выше степень этого единообразия. Поэтому вполне нормально, что стремление к равенству усиливается с утверждением самого равенства: удовлетворяя его требования, люди развивают его.
Постоянная и всевозрастающая ненависть, которую испытывают демократические народы к малейшим привилегиям, странным образом способствует постепенной концентрации всех политических прав в руках того, кто выступает единственным правителем государства. Государь, возвышающийся обязательно и безусловно над всеми гражданами, не вызывает ничьей зависти, при этом каждый еще считает своим долгом отобрать у себе подобных все прерогативы и передать их ему.
Нужна ли России демократия? Без сомнения. Без нее не пустят в Европу. Без нее не наладить цивилизованный рынок, не остановить экономическое отставание, не обеспечить нормальное будущее для наших детей. Но как ее строить, из чего, с кем? Кое-какой строительный материал у нас, конечно, есть: неплохая Конституция, избирательное право, судебная система… Но все это очень похоже на витрину ювелирного магазина: глаза разбегаются, а… денег нет. Кое-кто, конечно, уже сегодня может купить немного демократии лично для себя: олигархи, крупные бизнесмены, большие чиновники. А для нас – для обычных людей? («Аргументы и факты», 12.01.2005).
Вячеслав Костиков, журналистЧеловек времен демократии с крайним отвращением подчиняется своему соседу, которого считает равным себе; он отказывается признавать его более просвещенным, чем он сам; он не верит в его справедливость и ревниво относится к его власти; он его опасается и презирает; ему нравится постоянно напоминать своему соседу об их общей подчиненности одному и тому же хозяину.
Любая центральная власть, следуя этим естественным инстинктам, проявляет склонность к равенству и поощряет его, поскольку равенство в значительной мере облегчает действия самой этой власти, расширяет и укрепляет ее.
Можно также утверждать, что любое центральное правительство обожает единообразие. Единообразие избавляет его от необходимости издавать бесконечное количество законов: вместо того чтобы создавать законы для всех людей, правительство подгоняет всех людей без разбора под единый закон. Таким образом, правительство любит то же, что любят граждане, и ненавидит то же самое, что и они. Это единство чувств, которое у демократических народов выражается в сходстве помыслов каждого индивидуума и правителя, устанавливает между ними скрытую, но постоянную симпатию. Правительству за присущие ему склонности прощают его ошибки; доверия народа оно лишается лишь в периоды эксцессов и заблуждений, однако это доверие быстро восстанавливается при очередном обращении к народу. Граждане в демократическом обществе часто испытывают ненависть к конкретным представителям центральной власти, но они всегда любят саму эту власть. ‹…›
А. ЛИНКОЛЬН. ГЕТТИСБЕРГСКАЯ РЕЧЬ[31]
Линкольн Авраам (1809—1865) – американский политик и государственный деятель. Родился в семье фермера, работал поденщиком, лесорубом, плотогоном, землемером. Занимаясь самообразованием, в 1836 г. сдал экзамен и стал адвокатом в Спрингфилде, а затем депутатом законодательного собрания штата Иллинойс, в 1846—1848 гг. и 1854—1856 гг. член конгресса США. В 1854 г. – один из организаторов Республиканской партии. Противник рабства, Линкольн в 1860 г. был избран президентом республики, что еще до его вступления в исполнение обязанностей вызвало отпадение рабовладельческих южных штатов; с 1861 г. во время войны обнаружил громадную энергию и административный талант. В 1862 г. он издал вступившую в силу с 1 января 1863 г. Декларацию, которой провозгласил всех рабов на территории США свободными. В 1864 г. переизбран на второй срок. 14 апреля 1865 г. убит в театре террористом.
Речь, произнесенная президентом А. Линкольном по случаю открытия мемориального кладбища жертв сражения Гражданской войны в США под Геттисбергом 19 ноября 1863 г., – выдающийся памятник политического красноречия. Найденное Линкольном определение демократии – «правление народа посредством народа и для народа» – стало классическим.
«Восемьдесят семь лет тому назад наши отцы произвели на свет на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и приверженную идее, что „все люди сотворены равными“. Сегодня мы вовлечены в великую гражданскую войну, испытывающую, способна ли эта нация или любая другая нация, подобным образом зачатая и таким принципам приверженная, продолжить свое существование. Мы сошлись на великом поле сражения этой войны. Мы собрались, чтобы сделать его часть последним местом успокоения для тех, кто отдал здесь свои жизни, чтобы жизнь нации могла продолжаться. Наши чувства вполне понятны и естественны. И вместе с тем, смотря шире и глубже, мы не смеем превозносить, мы не смеем почитать, мы не смеем освящать это место. Те отважные люди, живые и мертвые, кто сражался здесь, уже освятили его, и не в наших силах к этому что-либо прибавить или отнять. Мир едва ли уделит много внимания или станет долго помнить произнесенные здесь слова, но он никогда не забудет того, что они здесь совершили. Это скорее нам, живущим, следует поклясться здесь в верности той неоконченной работе, которой те, кто сражался здесь, посвятили свои жизни. Это нам надо присягнуть здесь своей приверженности великой задаче, стоящей перед нами, – что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы жертвы, которые принесли те, от кого мы приняли эстафету верности делу, которому они отдали себя полностью, без остатка, что эти жертвы не были напрасны, что эта нация под Богом еще даст начало новому рождению свободы и что правление народа, посредством народа и для народа никогда не исчезнет с лица земли».
И. ШУМПЕТЕР КАПИТАЛИЗМ, СОЦИАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ[32]
Шумпетер Йозеф (1883, Моравия – 1950, США), экономист, социолог и политический мыслитель. Образование получил в Венском университете. В 1919—1920 гг. министр финансов Австрийской республики. В 1925—1932 гг. профессор Боннского университета (Германия). С 1932 г. и до конца жизни профессор Гарвардского университета (США). Известен концепциями экономической динамики, центральное место в которой отводится предпринимательской функции и эффективной конкуренции.
Главный труд Шумпетера – «Капитализм, социализм и демократия» – опубликован в 1943 г. По Шумпетеру, судьбу капитализма нельзя понять, исходя только из логики экономических процессов, решающее значение для нее имеют социальные, политические и культурные факторы. Рассматривая их, ученый приходит к формулировке теории демократии, противопоставленной классической ее теории, базировавшейся на идеях народного суверенитета, общей воли и общего блага, представительства, политической рациональности избирателя. Шумпетер поставил в центр рассмотрение процедур, которыми осуществляется власть.
ГЛАВА XXII
ДРУГАЯ ТЕОРИЯ ДЕМОКРАТИИ
Думаю, что большинство изучающих политику к настоящему времени уже согласились с критикой классической доктрины демократии. ‹…› Будем помнить, что основной проблемой классической теории было утверждение, что у «народа» есть определенное и рациональное мнение по каждому отдельному вопросу и что мнение это реализуется в условиях демократии путем выбора «представителей», которые следят за тем, чтобы это мнение последовательно претворялось в жизнь. Таким образом, выбор представителей вторичен по отношению к первичной цели демократического устройства, а именно: наделить избирателей властью принимать политические решения. Предположим, мы поменяем роли этих двух элементов и сделаем решение проблем избирателями вторичным по отношению к избранию тех, кто будет принимать решения. Другими словами, будем считать, что роль народа состоит в создании правительства или посреднического органа, который в свою очередь формирует национальный исполнительный орган или правительство. Итак, определим: демократический метод – это такое институциональное устройство для принятия политических решений, в котором индивиды приобретают власть принимать решения путем конкурентной борьбы за голоса избирателей.
