Сергей Кургинян - Суть времени. Том 1
Я, естественно, решил высказаться. Она, естественно решила меня размазать по стенке. Ну вот так мы с ней и выясняли отношения. И не я один это делал.
Итак, промывка мозгов, десталинизация директивного типа плюс демократизация и запрет на какое-либо развитие (потому что невозможно мобилизовать ресурсы, невозможно поставить стратегические цели, невозможно подавить сопротивление развитию и так далее) — приводят к чему?
К тому, что после вот таких вот колебаний: десталинизация, промывка мозгов, демократизация, запрет на перемещение опорной базы — все идет колом вниз. Начинается эпоха позднегорбачевского и ельцинского падения. И это падение «колом вниз» продолжается до 2000 года. Все в ужасе. Все понимают, что мы вот-вот разобьемся вдребезги.
Приходит Путин. И падение «колом вниз» переходит в сползающее, но почти горизонтальное, с небольшим наклоном, движение (рис. 21).
Мы говорим: «Это все хорошо, но ведь опять прорыва-то, восхождения нет! Мы же уже довольно сильно упали. Восходить-то мы не можем. Мы хоть и гораздо медленнее, но все равно идем вниз».
Нам в ответ: «Да что вы! Не надо нам никаких новых рывков. Смотрите, какая разница! Вам что, нравилось, как мы падаем?»
«Нет, не нравилось».
«Вы что, не видите, что стало лучше?»
«Конечно, если на дне каюк, то лучше медленно ползти вниз, чем быстро падать. Но ведь это же не спасает».
«А вы чего хотите? Возврата назад?»
«Нет, мы не хотим ельцинизма. Мы хотим, чтобы началось ускоренное, форсированное развитие. Чтобы возникла настоящая социальная база. Чтобы были поставлены стратегические цели. Чтобы можно было мобилизовать ресурсы. Чтобы страна приобрела новое качество. В противном случае, она окажется в состоянии очередной перестройки!»
И она оказывается. С 2008 года мы слышим сначала: «Ах, давайте развиваться!» Потом: «Нет, это сталинщина, так делать нельзя!» Потом — разговоры о демократизации, потом — промывка мозгов, и так далее. Все возвращается «на круги своя».
Устроить сейчас новую перестройку сложнее, чем в 1987 году. Есть большое сопротивление. Есть новые информационные возможности. Есть качественно новая атмосфера в обществе. Но это пытаются делать. И все это видят.
Но если это еще раз сделать, то все снова колом пойдет вниз (рис. 22).
Так что такое вот этот каскад? Все стояло достаточно устойчиво — потом забилось в истериках — потом стало падать колом вниз — потом чуть-чуть выровнялось — и снова забилось в истериках и начало колом падать вниз… А потом оно снова чуть-чуть выровняется — и снова забьется в истериках… Что это все такое?
Это уже не перестройкА, а перестройкИ. Перестройка-1, -2, -3 и так далее (рис. 23).
Но если перестройка-1 повлекла за собой распад СССР, то есть распад большой, исторической России, то перестройка-2 (после нее всё опять колом пойдет вниз) неминуемо приведет к распаду РФ. А если что-нибудь и удержится, то потом возникнет перестройка-3, которая приведет к распаду остаточной Руси. А потом перестройка-4, которая приведет к распылу. Потому что такова логика цепи «перестроек» (рис. 24).
И это чувствуют люди, они понимают, что в воздухе запахло скверной.
Не демократия плоха, не то, что заговорили о развитии, плохо. А то, какими обертонами это сразу стали модулировать, какие игры начались вокруг и к какому результату могут привести эти игры. Опыт есть. Все повторяется один к одному. Это просто ремейк.
В книге «Исав и Иаков» я сказал о том, что начинается перестройка-2, а потом это много кто повторил. Но ведь есть не только внутренняя, но и глобальная перестройка. В мире ведь происходит то же самое.
Что Обама сказал по поводу событий на Большом Ближнем Востоке? Что они сравнимы с падением Берлинской стены. Чем было падение Берлинской стены? Перестройкой-1.
Так, значит, теперь идет глобальная перестройка-2? Процессы в Египте и других странах сравнивают с падением Берлинской стены. А почему? Что теперь падает? Тогда падал коммунизм и советская система, тогда мы лишались СССР. Что падает теперь? И как нам не оказаться вовлеченными в этот процесс?
Итак, то скверное, что сооружается у нас и в мире одновременно и по отношению к чему мы легко можем стать новым слабым звеном, — это перестройка-2. Ее нельзя допустить. Суть времени — это перестройки-1, -2, -3 и так далее.
И если мы занимаемся изу чением этого процесса, мы должны задать себе следующий вопрос: а какова цель перестроек? Мы уже в предыдущих передачах установили, что речь идет о смене мироустройства. Что было некое мироустройство А, что будет некое мироустройство Б и что мы стоим на мостике между этими мироустройствами (рис. 25).
Но если для нас мироустройство А во внуриполитическом смысле означает, что чудом уцелело ущербное государство (это результат перестройки-1: шли-шли от государства более-менее нормального, сделали перестройку — и перешли к чудом уцелевшей РФ), то движение через перестройку-2, -3 и так далее приведет нас в мироустройство Б (распад страны, распыл и полный абзац). А русский народ не умеет жить в безгосударственном состоянии. Он не может тысячелетиями существовать в диаспоре. У него нет такого опыта и нет таких внутренних кодов. Тогда будет полный конец. Полная ликвидация.
Так что можно с этим делать?
Первый сценарий состоит в том, чтобы пытаться исправить несовершенное «А». Чем это может кончиться? Да тем, что чуть-чуть изменится вектор. Мы придем не в один сегмент внутри «Б», а в другой сегмент внутри все того же «Б» (рис. 26).
Но самое главное — никто же всерьез ничего не пытается исправить! И потом это все-таки тактика. Не все ли равно, в какой сегмент внутри «Б» попасть? Главное — не попасть в «Б», в полный распыл, в ликвидацию.
А что надо делать?
Второй сценарий состоит в том, что надо дернуться, надо взять — и повернуть. Куда поворачивать — непонятно. Это поворот просто ради того, чтобы не оказаться в «Б». Но ведь при таком крутом повороте нагрузки на систему резко нарастают! Система может рассыпаться, остаточное государство будет пущено в распыл, и в итоге мы опять окажемся в «Б», от которого так резко отвернули. Значит, это тоже не выход (рис. 27).
Так в чем же выход?
У нас в силу самых разных обстоятельств есть некоторый, очень маленький, но исторически существенный промежуток примерно в 7 лет — с 2011 года, когда ведется этот разговор, до 2018-го. И за этот промежуток можно плавно обогнуть это «Б», просчитав траекторию так, чтобы нагрузки на систему не были предельными, чтобы система не развалилась. И чтобы мы не залетели снова в «Б», пытаясь от него резко отвернуть, а, обогнув его, действительно пришли куда-то (рис. 28).
Откуда следует, что это можно сделать? Вновь возвращаюсь к Блоку: «Его рука в руке народной…» Откуда следует, что меч можно сковать и дракона «Б» можно поразить?
То, что мы уже обсуждали в прошлой передаче, дает слабую надежду на это. Я не могу сказать, что это сильная надежда… Но вдруг выясняется, что есть большинство и что его «достало». Так что разговор «его рука в руке народной» не является абсолютно бессмысленным. Потому что поворачивать в одиночку нельзя. Как сказано в романе Хемингуэя «Иметь или не иметь», «человек один не может ни черта». И еще там сказано: ему понадобилось несколько минут, чтобы это сказать, и вся жизнь, чтобы это понять.
«Рука в руке народной…» Если есть большинство и оно способно стать из населения народом (а это очень сложная процедура), то оно может сжать эту руку. И тогда вызов, который бросает дракон «Б», может быть преодолен.
Могут сколько угодно говорить, что большинство это телевизионное, что оно «шутейное» и т. д., и т. п. Но это не так. Конечно, это надо глубже исследовать. Но это, безусловно, не так. Есть некое слагаемое большого поворота общественного сознания. Попытки выстроить новую идентичность. Попытки сильно переиграть всю ту игру, в которую очень и очень многих затащили в предыдущее двадцатилетие.
Что содержится внутри этих попыток просыпания? Совесть, обида, страх за детей. Я выступал недавно в Академии наук. В перерыве подходит ко мне изящная женщина лет сорока, университетский профессор из очень крупного провинциального города: «Как же мне хотелось хоть когда-нибудь Вас увидеть! Я так редко бываю в Москве».
Я спрашиваю: «Расскажите, как Вы там у себя живете? Сколько Вы получаете?»
Она отвечает спокойно: «Восемнадцать тысяч».
Я знаю, как наша интеллигенция хотела тех процессов, в результате которых она так обнищала… Говорю: «Восемнадцать тысяч… А как же „слетать в Париж, сходить в Лувр“?» (В годы перестройки много говорилось о том, что такая возможность откроется перед каждым.)
