Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер
Интересно, а последний постоянно пребывал в «Ридхофе» или его тоже нужно было специально доставить туда?
Начало ужина, таким образом, приходится уже ближе к десяти вечера, если не позднее.
Застолье происходило в отдельном кабинете и в принципе не могло прокручиваться на скорую руку. К тому же оно сопровождалось нелегким выяснением отношений и завершилось телефонными переговорами — также не краткими. Вот потом-то Поллак, несколько утомившись от возникшей тягомотины, мог постараться свернуть все поскорее.
Затем сколько-то времени длилось обратное путешествие Редля в отель «Кломзер». Согласно тому же Ронге, это возвращение произошло «около полуночи»,[346] а согласно Роуэну — «в половине двенадцатого вечера».[347]
Не много ли всего на один вечер?
Все получается слишком сильно впритык!
К тому же, как мы уже постарались обосновать, Редль выходил на вечернюю прогулку вовсе не для того, чтобы просто прошвырнуться по улицам — его ожидало серьезнейшее свидание, где он должен был обстоятельнейшим образом допросить своего сообщника. Хотя Редль сам от этого отказался, вернувшись в отель, но не мог же он изначально планировать эту так и не состоявшуюся встречу, если у него уже был назначен ужин с Поллаком!
Отметим и то, что содержание беседы Редля с Поллаком однозначно вытекало из якобы лишь только что возникших коллизий: ведь и Ронге утверждал, что поведение Редля определилось именно эпизодом с футлярчиком (и с бумажками — добавим мы). Но тогда и намерение к беседе с Поллаком должно было возникнуть у Редля лишь во время той же прогулки!
А ведь встречу еще нужно было организовать, созвонившись с Поллаком! И это был якобы субботний вечер, наверняка как-то заранее спланированный тем же Поллаком.
Конечно, их встреча могла быть согласована еще до выезда Редля из Праги — именно так утверждает и Киш, наверняка столкнувшийся с теми же осложнениями в понимании происшедшего.[348] Инициатором, заметим, тут мог быть только Редль, лишь в последний момент узнавший о своей предстоящей неотложной поездке в Вену — и сообщивший об этом Поллаку.
Но тогда-то еще тем более зачем было встречаться Редлю с Поллаком? Чтобы просить помощи для последующего отъезда из Вены?..
Разумеется, намеченная из Праги встреча могла первоначально преследовать какие-то совершенно иные цели: просто, например, друзьям было приятно встретиться и побеседовать после вынужденного перерыва в общении.
Но и в этом случае встречу друзей было бы естественнее назначить не на вечер субботы — непосредственно после утомительного переезда Редля из Праги на машине, а на следующий день!
В рассказах Киша и Роуэна все вышеперечисленные события приходились именно на вечер субботы 24 мая 1913 года. Подробности эти, повторяем, взяты из газетных отчетов, печатавшихся после 27 мая 1913 года, когда все венские репортеры, бросившись на поиски горяченького материала, подробнейшим образом опрашивали всех возможных свидетелей, не исключая Гайера и Поллака. А свидетелям этим никак нельзя было уклоняться от расспросов, дабы не оказаться в числе подозреваемых в сочувствии к разоблаченному шпиону! Так что детали, за которые мы цепляемся, рассказывались на самом деле, а не выдумывались годы спустя.
Но при этом едва ли начальник венской полиции Эдмунд фон Гайер мог пригласить Редля в свой кабинет на утро воскресенья. Даже если оба они были заинтересованы в такой встрече, то ничего официально решить они все равно не смогли бы: все прочие должностные лица гарантированно отсутствовали на своих рабочих местах!
В этом смысле утро воскресенья было ничуть не удобнее предшествующего позднего вечера!
Обратимся теперь к хронологии, изложенной в воспоминаниях Конрада, Урбанского и Ронге. Они, повторяем, дружно утверждали, что совещались вечером не 24, а 25 мая, но это тоже происходило в тот же день, когда Редль получил письма на Почтамте. Но вот их-то воспоминания воспроизводились уже через годы — много позже завершения Первой Мировой войны!
Им противоречат прочие свидетельства, возникшие еще в 1913 году, а также и тот факт, повторяем, что в воскресенье 25 мая Почтамт должен был быть закрыт.
Но зато приглашение Гайером Редля в его собственный кабинет начальника полиции на следующее утро выглядит при таких обстоятельствах вполне естественным: это ведь было утро понедельника — рабочего дня!
Следовательно, получается гораздо логичнее, что встреча Редля с Поллаком происходила вечером не субботы 24 мая, а воскресенья 25 мая!
Забегая чуть вперед, отметим, что и совещание «тройки», давшее старт всем последующим действиям контрразведчиков против Редля, не могло происходить вечером в воскресенье 25 мая по другим абсолютно неопровержимым обстоятельствам — в тот вечер Урбанский попросту отсутствовал в Вене!
Следовательно, оно могло происходить лишь вечером в субботу 24 мая!
Но ведь Редль, согласно всем сведениям без исключений, был уже мертв на следующее утро после его прибытия в Вену! Не мог же он мертвым ужинать в ресторане — при всей неестественности его там поведения!
Окончательное разрешение всех противоречий отложим до более позднего момента, когда узнаем побольше о прочих событиях, происходивших в ночь на 25 мая и в этот воскресный день.
3.3. Гибель Редля: официальная версия
Снова рассказ Роуэна:
«В половине двенадцатого вечера Редль попрощался с Поллаком и возвратился в гостиницу. В полночь у него появились четыре офицера в полной военной форме. Редль сидел за столом и писал, но при их появлении встал и поклонился».[349]
Последние слова надо понимать так, что кто-то еще открыл вошедшим дверь — или же она не была заперта, что никак не согласуется с тревогами, которыми должен был терзаться Редль в данный момент. Но об этом кто-то, открывавшем дверь, ничего не сообщается.
Четыре офицера — это уже упоминавшиеся генерал-майор Хёфер, полковник Урбанский, майоры Ронге и Ворличек.
Далее — сцена общения Редля с пришедшими, напоминающая ритуальные обряды расправ членов конспиративного тайного общества с очевидно разоблаченным предателем — как это изображается в произведениях авторов типа Александра Дюма-отца:
«— Я знаю, зачем вы пришли, — проговорил он. — Жизнь моя прожита бесполезно. Я пишу как раз прощальные письма.
— Мы не можем не задать вам вопроса, в каком объеме и в какой период времени осуществлялась ваша, скажем так, внеслужебная деятельность.
— Все, что заслуживает внимания, вы найдете в моем доме в Праге, — ответил Редль.
Потом спросил, не может ли он получить во временное пользование пистолет.
Ни у кого из офицеров оружия не оказалось, но один из них поспешно вышел и через четверть часа принес браунинг, который передал полковнику.
Оставшись опять один, Редль написал на оторванной половине листа твердым почерком:
«Меня погубили легкомыслие и страсть. Помолитесь за меня. За свои грехи я расплачиваюсь жизнью.
Альфред.
Сейчас 1:15 утра[350]. Через несколько минут меня уже не станет. Пожалуйста, не допускайте судебно-медицинского вскрытия трупа.
Помолитесь за меня».
Он оставил два запечатанных письма. Одно было адресовано его брату, другое — генералу барону фон Гизлу, который ему всегда доверял и которому он был обязан своим переводом в Прагу».[351]
Ронге так коротко повествует о происшедшем:
«Около полуночи Редль вернулся в давно окруженную со всех сторон гостиницу «Кломзер». Когда мы вошли в его комнату, он был уже раздет и пытался повеситься. Редль был совсем разбит, но согласился дать свои показания лишь одному мне. Он рассказал, что в течение 1910–1911 гг. широко обслуживал некоторые иностранные государства. В последнее время ему пришлось ограничиться лишь материалом, доступным пражскому корпусному командованию. Самым тяжелым его преступлением была выдача плана нашего развертывания против России в том виде, в каком он существовал в упомянутые годы и какой в общих чертах оставался еще в силе. Но об этом он мне ничего не сказал. Соучастников у него не было, ибо он имел достаточный опыт в этой области и знал, что соучастники обычно ведут к гибели.
Наконец, он попросил дать ему револьвер».[352]
Здесь масса очень интересного.
Во-первых, никто из спутников Ронге не подтверждает попытки Редля повеситься — это целиком выдумка одного Ронге!
