Константин Крылов - Русские вопреки Путину
Прожимается это с простой и очевидной целью: наглядно показать русским людям, что сами русские не могут и не должны управлять Россией. Вот, дескать, дали вам «русского царя» – и смотрите, чего он натворил, как накуролесил. А дальше интимным шепотком – «будем же имперцами, призовем варягов, посадим на царство какого-нибудь чудесного осетина».
Ну что ж. Разберемся. Начнем с самого грубого, этнического момента. Так вот, признаем для начала простую истину: нет никаких оснований считать Ельцина русским. Впрочем, нет оснований и к обратному. Старопатриотовский «Эльцинд» – скорее всего выдумка. Просто-напросто в биографии этого человека имеется столько всяких неувязок и темных мест, что делать выводы о его национальной принадлежности по меньшей мере преждевременно. Тут нужно повесить большой и жирный знак вопроса. И все заявления на тему его «русскости» следует презрительно игнорировать вплоть до выяснения всех обстоятельств. И вообще, сначала с Лениным разберитесь, вот уж где «все вроде бы известно», ан нет, до сих пор гремят баталии. А до выяснения – никшните, витии. Был ли Ельцин русским по крови – это науке неизвестно.
Но вот что науке известно точно. Борис Николаевич, уже будучи «на троне», вполне сознательно и довольно талантливо изображал из себя «типового русского мужика». Причем не такого, каким мужик на самом деле бывает – а мужика анекдотического, театрального, книжного.
Он валял ваньку и плясал петрушку, причем с разбором, с учетом аудитории. Перед иностранцами он демонстративно напивался и «дирижировал оркестром», щелкая деревянными ложками (классическая картинка из западной книжки про русских дурачков). Перед «дорогими россиянами» – рыкал, рвал рубаху на груди и картинно дурил. Перед либералами либеральничал, да так, что Новодворская до сих пор с умилением вспоминает дорогого Бориса Николаевича. Бывшим партейным показывал обкомовский норов и повадки, и тоже весьма убедительно. И во все эти роли он обязательно подпускал алярюсса, для каждой аудитории – в привычном и ожидаемом для нее обличье.
Важнейшей из его ролей, конечно, была роль «дурака у власти», причем именно что русского дурака. Тут важны оба слова – «русский» и «дурак». «Дурак» плюс «власть» на фоне «русского» дает, разумеется, «самодура». Самодура Ельцин из себя и корчил, причем исполнение было отменным, на станиславское «верю». Здесь шло в ход все – и пресловутое пьянство (практически не скрывавшееся, а подчеркивавшееся государственной [50] пропагандой), и особое ельцинское рыканье и «словечки», и оформленные под барский каприз решения, все эти «рокировочки» и «загогулины». Весь этот псевдорусский стиль – именно что псевдорусский, лубочно-карикатурный – выдерживался исполнителем роли очень тщательно, с явным расчетом на будущее.
Был ли Ельцин самодуром на самом деле? Очевидно, нет. Человек бежал по очень тонкому ледку и ни разу не споткнулся – это, наверное, о чем-то говорит. Более того, если проанализировать его действия подробно, мы найдем, что наиболее рационален он был как раз там, где решения оформлялись как чистая дурь и тяп-ляп с кондачка. Например, официальная версия Беловежья звучала так: «собрались мужики, выпили, бумажки подписали, потом бац». Такое же «выпили» и «бац» мы встречаем везде, где принимались важнейшие решения. Многие до сих пор верят, что в 1993 году «Ельцин был пьян» и «отдал приказ с бодуна».
Уже отмеченную успешность Бориса Николаевича как политика принято объяснять его «звериным инстинктом власти». Дескать, сидела в Ельцине этакая темная кряжистая сила, этакий медвежий дух, которым он и заламывал всех супротивников. Разумеется, миф о ельцинских «инстинктах» является оборотной стороной мифа о «русском самодуре». На самом деле ЕБН, как большинство хороших актеров, был человеком с крайне лабильной психикой, пил «от нервов», и, судя по всему, был крайне зависим от чужого мнения и чужих решений. Что не мешало, а, наоборот, помогало ему хорошо исполнять роль.
Здесь же возникает еще одна тема – Ельцина как «сильной личности». Повторюсь: Борис Николаевич неплохо изображал «сильную личность» системы «держите меня семеро». На практике же «лев» Ельцин вел себя в политике как типичная «лиса». Выстроенная им «система сдержек и противовесов», с постоянными перестановками, демонстративным фаворитизмом и не менее демонстративными опалами, всесильными временщиками т. п. – это вполне узнаваемая «лисья нора» с ее милыми нравами.
На этом закончим с личными качествами «первого президента». И перейдем к иному мифу – о «свободах и вольностях», которые, дескать, при Ельцине цвели, а потом зачахли.
Обычно поминают экономическую свободу вообще и в особенности свободу слова, от экономизма происходящую. Дескать, при Бориске можно было писать о чем хошь и получать за это реальные бабки. Не то что теперь, когда бабки – и не такие уж густые – выписывают только за глубокий лизинг нацпроектов и клиторинг суверенной демокры.
Тут уж позвольте немного прямой речи. Видит Бог, мне самому преомерзительны и нацпроекты, и суверенная демокра. Но у меня еще не отшибло память. При Ельцине цензура и пропаганда действовали не хуже, а куда лучше нынешних. Просто они были временно переданы в частные руки. Разумеется, не самим ебном, а настоящими режиссерами спектакля, в котором Ельцин отыгрывал свою роль. Но цензура была настолько плотная, что неугодному автору не было ну ни малейших шансов протолкнуться даже вместе с толпой. Да, выходило множество всяких изданий, но все они были на один фасон, и писалось в них, в общем-то, одно и то же. За исключением нескольких специально отведенных резерваций, типа газеты «День» (которая «Завтра»), ничего сколько-нибудь противоречащего генлинии агитпропа не допускалось даже в мелочах. Везде сидели люди с длинными носами и нюхали текст, не содержится ли там какая крамола. Доходило до идиотизма – например, невинное фэнтези одного очень популярного писателя вызвало подозрение в антисемитизме, так как на одной из иллюстраций был изображен отталкивающего вида гном, которого держал за шкирман герой славянской наружности. Писателю пришлось объясняться, чтобы не поиметь проблем с издательством… И это никого не удивляло – поскольку таковы были стандарты.
Ровно то же самое можно сказать и о прочих ельцинских «свободах», в том числе экономических. Они были даны очень маленькой группе людей, которых «назначили богатыми». Всех остальных отодвинули от сколько-нибудь перспективной «экономической жизни» – и в особенности русских. «Споро богатеть» разрешили только тем, кому выписали на это дело особливый ярлык. Впрочем, ярлыки выписывались и на другие занятия. Например, на разбой. Искусственный характер «разгула преступности» (когда были специально разгуляны «группировки», а «правоохранительным органам» прямо запрещалось вмешиваться) сейчас уже вполне очевиден. Ну а пропаганда преступного образа жизни (помните времена, когда все школьники мечтали стать киллерами, а девочки – путанами?) шла такими темпами, что мама не горюй.
Особая тема – ельцинские «выборы», начиная с местных и кончая президентскими. Сейчас, на фоне окончательной отмены демократического фасада Эрефии, те времена могут показаться торжеством демократии. И опять же – не надо, товарищи, заблуждаться. Именно при Ельцине были легализованы и поставлены на поток самые гнусные приемы «работы с электоратом». Тогда же был взят курс на массовое оскотинивание населения – именно в целях повышения управляемости. Впрочем, когда было нужно, Ельцин спокойно применял насилие. Нынешнее омоновское государство вполне отвратительно – но вот только не надо забывать девяносто третий год и горящий парламент. А также «выборы» девяноста шестого – и все то прекрасное, что говорилось и делалось в это славное время. Эти два рекорда – насилия и лжи – не удалось пока побить даже нынешнему россиянскому режиму, отнюдь не гнушающемуся ни ложью, ни насилием. И тем не менее.
Ельцинские «свободы» отличались от свободы настоящей примерно так же, как ночь любви от грязного изнасилования в подворотне. Что, кстати, объясняет массовое отвращение к любому «либерализму», даже в тех ситуациях, когда он, по идее, оправдан и полезен. Секс – тоже хорошая вещь, но мы же не удивляемся, что у изнасилованной женщины может выработаться несколько предвзятое отношение к интиму, не так ли?
Но и это в сторону. Обратимся к еще одному мифу. О Ельцине, которого «любил народ». Любил, все прощал и вообще находил вкус в Борисе Николаевиче.
Опять же. О причинах совершенно шизофренической ельциномании времен перестройки стоило бы поговорить отдельно. Я еще помню, как это выглядело. На мой тогдашний взгляд – да и на сегодняшний – речь шла о массовом психозе, умело разогреваемом через телевизор. Массовый психоз – не такая уж редкая вещь. Вот только путать его с настоящей популярностью (и уж тем более «всенародной любовью») все-таки не следует. Не потому, что одно хорошо, а другое плохо – а потому, что это вообще разные вещи.
