Владимир Лисичкин - Война после войны: информационная оккупация продолжается
Можно выделить три конкретных направления их действий на этом этапе.
Во-первых, организацию оппозиции (диссидентского движения) внутри страны (использовавшаяся при этом методика будет подробно описана ниже). В результате, с одной стороны, можно было успешно бороться с людьми, стремящимися к определенным переменам в интересах СССР, с другой — компрометировать свою страну неадекватными действиями по отношению к диссидентам.
Во-вторых, подрыв идеологических основ социализма путем торможения общественных наук, догматизации марксизма-ленинизма с приданием ему черт пародийности.
В-третьих, создание условий для разложения КПСС.
Все эти задачи не могли быть решены извне и решались изнутри. Их выполнение требовало последовательного проведения целой совокупности мероприятий в течение весьма длительного времени.
На данном этапе открываются также новые возможности, связанные с повышением роли информации. Появились каналы воздействия на население в целом. В каждый дом постепенно входило телевидение. Несмотря на помехи, очень многие стали слушать зарубежное вещание на СССР. Война приобрела характер информационно-психологической.
Ценитель литературы и искусства
Для организации предпосылок диссидентского движения необходимо было, хотя бы и на пустом месте и под надуманными предлогами, создать противостояние между «линией партии», представленной на самом деле идеологами — пятой колонной Запада, — и творческой интеллигенцией. На этот подвиг «подвигнули» выдающегося ценителя литературы и искусства Н. С. Хрущева. Его первые речи в период «оттепели» на приемах советских писателей и творческой интеллигенции в ЦК КПСС в мае 1957 г. [2] содержали еще весьма общие положения:
«Мы хотим консолидации, сплочения всех сил литературы и искусства на принципиальной основе, а не за счет уступок и отступлений от принципов марксизма-ленинизма… Весь вопрос в том, с каких позиций и во имя чего ведется критика. Мы вскрываем и критикуем недостатки для того, чтобы устранить их как помеху на нашем пути, чтобы еще более укрепить наш советский строй, позиции коммунистической партии, обеспечить новые успехи и более быстрое движение вперед».
Но в целом он единственно осудил Маргариту Алигер и «клеветническое сочинение» Дудинцева «Не хлебом единым».
В полной мере талант Хрущева как ценителя литературы и искусства развернулся в начале 60-х. Наглядная картина происходившего представлена в воспоминаниях и записях известного художника Бориса Жутовского [3], который, как и Эрнст Неизвестный, подвергся высокой партийной критике.
«В силу обстоятельств или по таинственной предназначенности я на короткое время оказался действующим лицом одной из кампаний властей против искусства…»
После выставки в Манеже были организованы встречи правительства с творческой интеллигенцией.
«…Из прочитанного ниже вы, читатель, поймете, сколько энергии, невежества, ярости выплеснулось на головы участников этих встреч. Но сперва как я туда попал. По сценарию необходимо было заполучить работы „негодных художников“ в залы, где предполагалось это проводить, дабы воочию продемонстрировать „бесплодность формалистических исканий и попытки стирания идеологических граней“. Сказано — сделано. Телефон мой надрывался от звонков с просьбами, а потом и требованиями привезти работы. И именно те, которые вызвали «справедливую критику» и были предметом «внимания и разговора» главы государства со мной на выставке в Манеже. А таких работ было четыре, и разговоров столько же. Мне же этого совсем не хотелось».
Но пришлось, и Жутовский попадает на просмотр, где демонстрировались его картины. Оценку выставке дает Хрущев.
«Н. С. ХРУЩЕВ. С писателями положение хорошее, но надо чистить. Вам это делать!.. Вот это — скульптура? (Указывая на работы Эрнста.) Я их спросил, не педерасты ли вы ? Педерастами бывают в 10 лет, а вам сколько? (Видно, он перепутал педерастов с онанистами.)
Я политик, а не художник. Посмотрите на автопортрет Б. Жутовского. Если вырезать в фанере дыру и приложить к этим портретам, я думаю, что 95 процентов сидящих здесь не ошибутся, какая часть тела будет в дыре на картине Жутовского. В вас, Б. Жутовский, была искра божия, вы ее закапываете — это формализм… Кто дал вам право так презирать народ?
Неизвестный смотрит свысока. Он — медиум. Он создал, а мы думаем — что это? Хочется плюнуть, т. Неизвестный. Я сказал Шелепину: где они медь берут ?..
Вот позвал Шостакович, три джаза — живот болит. А я хлопаю. Малодушие. Когда джаз — колики. Может, это и старорежимно, я люблю Ойстраха. Постоим за старину, чтобы не поддаваться упадничеству… Что делать с Неизвестным и Жутовским? Если не понимают — уезжайте. Поддерживать это направление не будем. С Кеннеди мы пошли на компромисс, внутри государства этого быть не может…»
На следующей встрече в Свердловском зале Кремля (март 1963 г.) происходит следующий диалог:
«А. ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Как и мой учитель Маяковский, я не член партии…
Немедленно в разговор включился на глазах распалявшийся Н. С. Хрущев.
Н. С. ХРУЩЕВ. Не афишируйте. Предатель. Посредник. Наших врагов. Ты не член моей партии, господин Вознесенский! Ты не на партийной позиции. Для таких самый жестокий мороз… Обожди еще, мы тебя научим. Ишь ты какой Пастернак… Получайте паспорт и езжайте к чертовой бабушке. К чертовой бабушке/
Зал неистовствовал. А. Вознесенский не договорил, ушел с трибуны».
Во всей этой истории, рассказанной Б. Жутовским [3], обращает на себя внимание полная бессмысленность обвинений, их резкость, нарочито обидный характер. При всем при том критикуемые деятели искусства и писатели не нанесли никакого ущерба или урона советской власти. Видна скрытая цель — показать, что советская власть против искусства (так же как она была против науки в начале 50-х).
В июне 1963 г. состоялся Пленум ЦК. С докладом выступал секретарь ЦК по идеологическим вопросам Л. Ф. Ильичев. Он четко выделил главное оружие противника [4].
«Искусство втянуто в водоворот идейных битв, оно находится на „баррикадах сердец и душ“. Здесь не может быть перемирия и примирения, идейных уступок и компромиссов. Наши идейные противники включают в свой арсенал такое оружие, как формализм, абстракционизм, декадентство, хотят засорить наше поле идеологическими сорняками, чьи семена выведены идейными селекционерами капитализма».
В это время в печати развернулась ожесточенная кампания против художников-абстракционистов. По тону печати создавалось полное впечатление, что именно здесь таится главная идеологическая угроза. Все мероприятия проводились под знаменем утверждения ленинских принципов. В докладе Ильичева говорилось [4]:
«Позиция нашей партии по идейно-художественным вопросам известна, она обоснована в трудах нашего учителя и вождя Владимира Ильича Ленина, изложена в Программе КПСС, конкретизирована и развита в замечательных выступлениях Н. С. Хрущева. Партия проводила и будет проводить ленинскую линию — бороться за партийность и народность, за идейность и высокую художественность. Никакой почвы под собой не имеют опасения, что критика формалистических, абстракционистских тенденций в искусстве может будто бы привести к творческому застою, к возрождению методов руководства искусством периода культа личности и т.д. Во всей нашей жизни восстановлены ленинские нормы, ленинские принципы руководства, в том числе в руководстве литературой и искусством. (Аплодисменты.)
Надо отказаться от какой-либо предвзятости, помнить, что борьба идет не против людей, а за людей, против плохих идей. (Аплодисменты.)
В то же время тем, кто рассчитывает, что борьба с идейными шатаниями и извращениями — «временная» кампания, которая скоро пройдет, что «все забудется», пока же можно отсидеться и отмолчаться, мы говорим: не выйдет. Дело идет о серьезных вещах, партия ведет не кампанию, а последовательную борьбу за утверждение ленинских принципов во всех областях художественного творчества. И ни один честный советский художник не может сегодня выступить в роли этакого «стороннего наблюдателя», замыкаться в себе, а тем более упорствовать в своих ошибках и заблуждениях, искать сочувствия, апеллировать к отсталым и антиобщественным элементам».
Эта позиция была высказана и в решении Пленума [5]:
«Пленум горячо одобряет идеи и положения, сформулированные в выступлениях товарища Н. С. Хрущева на встречах с творческими работниками, выражающие ленинский курс нашей партии в области литературы и искусства, заботу партии об их дальнейшем расцвете. Поддерживая все истинно ценное, отражающее стремления художника, раскрыть и в ярких образах запечатлеть грандиозные свершения эпохи строительства коммунизма, величие подвигов советского человека, партия будет и впредь вести бескомпромиссную борьбу против любых идейных шатаний проповеди мирного сосуществования идеологий, против формалистического трюкачества, серости и ремесленничества в художественном творчестве, за партийность и народность советского искусства — искусства социалистического реализма».
