Наталия Нарочницкая - Сосредоточение России. Битва за русский мир
– Как же человек, подверженный нынешней идеологической обработке, становится славянофилом? Как становятся западниками, понятно. Просто не увернешься.
– Вы знаете, я проработала в Америке почти восемь лет. И, в отличие от Ельцина, который где-то сказал, что, облетев вокруг статуи Свободы, он глубоко преобразился, я, уехав туда типичным советским интеллигентом с очень большой симпатией к Западу, с желанием много чего перенять, стала там такой славянофилкой, наоборот – такой жгуче русской, что просто невозможно передать! Конечно, Америка впечатляет своей организованной жизнью и благосостоянием, но больше ничем. Поразила меня пресса и телевидение. Вот уж где существует только внешняя разница во мнениях! Пресса вся в одну дуду повторяла одни и те же клише. 100 телевизионных каналов круглосуточно вещают, пропагандируя одни и те же идеи: бьют и наваливают, бьют и наваливают, и все одно и то же, никаких альтернативных мнений.
У нас сейчас модно возмущаться: у нас нет свободы, потому что мы не влияем на принятие решений. Вот я вас уверяю: и в Европе, и в Америке никакого влияния на решения либеральной элиты, стоящей у власти, народ не имеет. Иначе бы они не игнорировали невиданные демонстрации против изменения пенсионного законодательства и, конечно, они бы не могли делать вид, что ничего не происходит, когда в Париже, а он в пять раз меньше Москвы, вышло на улицы два миллиона против закона о гомосексуальных браках. И никакого вам референдума! Вот это и есть – новый тоталитаризм. И оболванивание идет, конечно, через СМИ. Прежде всего – через телевидение. Главный инструмент политики – манипуляция общественным сознанием. Поэтому я всех сегодня призываю: думайте больше сами и читайте. Поменьше пользуйтесь интернетом с подставными комментариями. Сами научитесь различать факт от мнения о факте. Хорошая или плохая погода – это мнение о факте, а дождь за окном – это факт.
– Очень похоже на то, что сегодня людьми управляет не мораль, не нравственность, не духовные ценности, а так называемые рыночные отношения. Где совершенно другие мотивы и другие расчеты. Ну, погибнет нация – ну и пусть, этот народ плохой, он мешает рынку, вырастим другой, который за пределы рынка и головы не повернет.
– Вы совершенно правы. Государство, как бизнеспроект. Рынок – все, а народ… Вот народ у нас какой– то не такой – ничего, перевоспитаем! Потому что человек – это гомо-экономикус, это винтик в экономической системе. Вот о людях в экономических выкладках теоретики пишут «людские ресурсы». Это что? Кто? Или вот: «человеческий капитал». Знаете, почему в XIX веке таких терминов не употребляли? Потому что это – не по-христиански. Ведь человек – самый последний, самый грешный, тот, что валяется под забором, – он человек! Он – тварь Божия, он выше и ценнее любой сделанной рукотворной вещи.
И государство не должно быть бизнес-проектом, где все, что нерентабельно, отсекается! Сейчас слушаешь иного молодого человека, вроде говорит понятные вещи: два семьдесят – туда, три пятьдесят – сюда, остается семь двадцать, – слушаешь, а жить не хочется. И ни к чему не побуждает. Государство должно думать не только о том, что рационально и правильно, а о том, что должно и праведно. А быть праведным затратно. Увы. Ты что-то теряешь или, как говорят, не получаешь должной прибыли.
– Получается, что сегодняшняя тотальная политкорректность кому-то выгодна?
– Выгодно, безусловно, оторванной от национальной почвы элите, которая сама себя воспроизводит, она ненавидит все национальное, как препятствие для движения мира к одномерному образцу. Человек, по ее понятиям – гражданин мира, а не гражданин отечества.
Вот сейчас, когда мы приняли закон, запрещающий пропаганду гомосексуальных отклонений среди подростков, на наш институт в Париже вышли европейские консервативные организации, которые сформировались на волне массовых французских протестов против гомосексуальных браков и попросили провести круглый стол, потому что для них Россия сейчас становится опорой, защитницей христианских, нравственных ценностей! Хотя я совсем не в восторге от всего, что у нас происходит, но невозможно не видеть, что наша демократия не позволяет меньшинству бесчестить и топтать ногами то, что дорого большинству. Я считаю, это и есть подлинная демократия.
В последнее время в нашем обществе, уже было сложившемся как общество потребления, все больше людей задумывается о том, чтобы не просто прожить жизнь, удовлетворив свои материальные потребности, но как-то ее оправдать перед самим собой, увидеть в ней смысл, что-то после себя оставить. И эта тяга к непорабощению реальностью, – а освобождает от порабощения именно вера, – тоже не нравится той элите в Европе, которая руководит собственными нациями, считающими, что живут в Свободном мире, но при этом полностью порабощены. Да, они совершенно свободны в выборе своей сексуальной ориентации, но разве свобода только в этом?
– Новодворская считает, что огромная Россия должна умереть, остаться на небольшом клочке земли, размером с Рязанскую область, но что же нам делать с нашим менталитетом, за который нас тоже упрекает Запад. Основной мотив этого менталитета – наше имперское мышление. От которого нам никак не удается избавиться.
– А Россия и немыслима вне имперского мышления. Она может быть только империей. Большая политика, большая национальная идея… Иначе мы просто не сможем осознать свои национальные интересы, не будем понимать, зачем нам нужны судоходные реки и незамерзающие порты, которые важны были и монархам XVII века и олигархам XXI-го. В наших широтах нельзя построить потребительскую цивилизацию. Да и Запад не даст нам просуществовать хоть сколько– нибудь в такой России, как у Новодворской. Он нас проглотит. Такая Россия не угодна Богу. Россия может существовать только как большая величина. А большие величины требуют большой политики и большой мысли, большой философии, большой национальной идеи. Вот есть большие государства, та же Канада, без всякой идеи. Страна большая, богатая, но она – никакая и никто не спросит ее мнения ни по одному вопросу!. Польша, казалось бы, что такое – в сравнении с Канадой? А какое это громкое государство! Сколько оно в Европе голос свой возвышает, неважно, нравится это нам или нет! Это нация, которая сохраняет свой национальный дух, помнит свои славные страницы, когда они других завоевывали, а не когда их рвали на части! Это где-то даже вызывает уважение…
Дело в том, что Восточная Европа, Центральная – это судьба малых наций, существующих на стыке соперничающих геополитических систем. Они обречены не иметь собственного поведения, их втянут либо в одну систему, либо в другую. И когда Советский союз был взорван, Бжезинский, у которого всегда на языке то, что на уме, сказал: «Это не Советский союз пал, это, наконец-то пала ненавистная Российская империя». И началось соперничество за российское наследство по всему периметру, перетягивание малых народов в другие геополитические конфигурации. Посмотрите на географию цветных революций на постсоветском пространстве – все по периметру наших границ! И сейчас попытки оторвать от нас регионы, которые сотни лет ориентировались на нас, очевидны!
– А какое, на ваш взгляд, наиболее удачное политическое устройство государства? Монархия, республика?…
– Еще 22 века назад Аристотель и Полибий, два греческих мыслителя ввели термины «монархия», «демократия» и описали все извращения, возможные при каждой из этих систем. Монархия может выродиться в деспотию, демократия – в охлократию, власть толпы, а на самом деле за спиной у нее правит бал олигархия, что мы и видим сейчас. Я с большим уважением отношусь к русскому самодержавию, и всегда за то, чтобы мы в своем историческом сознании его высоко подняли. Вот сейчас вспоминаем про Романовых – именно при них Русь стала Россией, расширилась от Буга до Тихого океана, стала великой державой, – но я не являюсь практическим политическим монархистом, хотя у нас и такие есть. Мне кажется, не надо быть наивным. В свое время еще толкователи монархической идеи, русские философы писали, что главным основанием и условием для православной монархии и самодержавия должно быть единство христианского идеала у монарха и у народа. У нас нет этого единства, демократия именно тогда и становится необходимым механизмом, когда в обществе нет единого религиозно-философского идеала, – она позволяет сосуществовать разным картинам мира, разным мировоззрениям. Если ее не превращать в тоталитаризм либеральной идеи, как сейчас в Западной Европе. Мы должны заботиться о том, чтобы демократия у нас позволяла существовать нам, консерваторам, либералам, и чтобы христианин мог высказывать христианские суждения, а не быть записан в метрике, как родитель № 1 или № 2 в угоду содомитам.
