Александр Шубин - 10 мифов Советской страны
В публицистике и среди официальных лиц (особенно Украины) более распространены такие оценки: «Если бы не было массового повстанческого движения 20–х гг., Москва не организовала бы уничтожения в 1932–1933 гг. 10 миллионов крестьян…»[215] — говорит о трагедии украинского селянства глава Ассоциации наследников голодомора Л.Г. Лукьяненко. Наследники жертв вовлечены в пропагандистскую кампанию, организаторы которой не заинтересованы в поиске реальных причин и масштабов трагедии. На Украине почти официальной стала точка зрения, в соответствии с которой Сталин специально устроил голод, чтобы сломить свободолюбивый дух украинского народа (вариации на тему — казахского народа, уральского казачества, поволжского крестьянства). Мы увидим, что подобные штампы попали и в официальные документы ПАСЕ. Правда, к 1932 г. активное сопротивление крестьян коллективизации уже было сломлено. Пропагандистское построение о том, что «Москва» стремилась покарать украинцев за повстанчество начала 20–х гг., опровергается просто — от голода пострадали и те районы, где повстанчество в 20–е гг. было скромным (Казахстан), а вот Тамбовщина, прославившаяся Антоновщиной, пострадала меньше, чем Казахстан. У голодомора и повстанчества общая причина. Государство стремилось получить максимум хлеба в производящих регионах. В 20–е гг. это вызывало вооруженное сопротивление, а в 30–е гг. сопротивление было сломлено, государство вырвало хлеб у обессиленного населения для своих нужд, и разразился голод.
Нет доказательств того, что какие — то действия власти были направлены специально против украинцев. Среди пострадавших регионов — и российские Воронежская, Курская, Свердловская, Челябинская, Обско — Иртышская области, Азово — Черноморский и Северный края, Поволжье, Северный Кавказ и Казахстан.
Исследовав данные ЗАГСов Поволжья о смерти от голода (также частичные), В.В. Кондрашин оценил их в 365 722 человека (с учетом неполноты статистики жертв может быть несколько больше).[216]
В Казахстане демографические потери составляют около 2 млн. человек.[217] Но при этом значительная часть — это откочевавшее население. Казахстанские авторы подчеркивают, что большинство демографических потерь — это именно погибшие, а не откочевавшие.[218] Так ли это? В 1932–1933 гг. из Казахстана откочевало около 400 тыс. семей (это как раз примерно 2 млн. человек).[219] Но откочевки начались уже в 1928 г. Зимой 1929/1930 г. только из Зайсанского района ушли в Синьцзян 2460 семей.[220] Сколько людей погибло при таких перекочевках, установить уже нельзя. Кто — то погиб во время тяжелых зимних переходов, кто — то — в сражениях раздиравшего Синьцзян «Дунганского мятежа», кто — то — нашел новую родину или вернулся в СССР, когда минула суровая пора голода.
В любом случае только часть откочевавших погибла в пути, так что речь может идти о сотнях тысяч погибших.
Таким образом, на Украине непосредственно от голода погибли 1–2 миллиона человек, а в других регионах (Поволжье, Северный Кавказ, Сибирь, Казахстан) потери могут исчисляться сотнями тысяч людей в каждом. Таким образом, количество жертв находится в «коридоре» 2–3 миллиона человек.
Ради чего?
Итак, ради чего сталинская группа решилась на скачок, вызвавший напряжение всех сил страны и бедствие голода? Удалось ли «построить промышленность», как говорят одни, или все было впустую, как утверждают другие?
В условиях новой разрухи Сталин решил объявить об окончании рывка в светлое будущее. Выступая на пленуме ЦК и ЦКК 7 января 1933 г., он заявил, что пятилетка выполнена досрочно за четыре года и четыре месяца и что «в результате успешного проведения пятилетки мы уже выполнили в основном ее главную задачу — подведение базы новой современной техники под промышленность, транспорт, сельское хозяйство. Стоит ли после этого подхлестывать и подгонять страну? Ясно, что нет в этом теперь необходимости».[221]
Фактические итоги «досрочно выполненной» пятилетки были гораздо скромнее сталинских замыслов 1930 г. Оптимальный план 1929 г. был выполнен по производству нефти и газа, торфа, паровозов, сельхозмашин. По производству электроэнергии, чугуна, стали, проката, добычи угля, железной руды не был выполнен даже отправной план 1929 г..[222] Производство тракторов только — только дотянуло до него. К планам 1930 г. не удалось даже приблизиться. «Спецы» оказались правы в оценках реальных возможностей роста. Но только вопреки оптимизму правых коммунистов выяснилось, что для достижения этих результатов в реальных условиях 1929–1933 гг. были необходимы гораздо большие ресурсы.
Разумеется, отечественная промышленность возникла не во время первой пятилетки. Промышленное развитие началось еще при царе. Но во время двух первых пятилеток модернизация действительно продвинулась вперед в области энергетики, металлургии, машиностроения, автомобиле — и авиастроения, электротехники. То, что заложила первая пятилетка, доделывали во время второй. Но без первой вторая была бы невозможна. Большое значение в условиях 30–х гг. имело создание современного военно — промышленного комплекса.
Можно ли было добиться создания новой индустриальной базы без таких жертв? Задним числом можно все подсчитать, оценить. Только при этом нужно заранее учесть Великую депрессию, начавшуюся в самом начале реализации сталинского плана.
Вина Сталина не в том, что он сознательно стремился уничтожить как можно больше крестьян, а в холодном равнодушии к жизни нынешних людей, если ставка — будущий экономический успех. Сталин в этом отношении был подобен капиталистическим менеджерам в США и Западной Европе, которые в это же время безжалостно увольняли миллионы людей, обрекая их на голод.
Очерк шестой. Мифы Большого террора
Разразившийся в 30–е гг. массовый террор кажется одним из наиболее иррациональных событий современной истории. Он так неразрывно связан с именем Иосифа Сталина, что иногда кажется: причина события — исключительно в злой воле лидера ВКП(б). «В конечном счете весь характер террора определялся личными и политическими побуждениями Сталина», — пишет Р. Конквест. Однако личные склонности генсека демонстрировали в 20–е гг. скорее умеренность. По словам того же Р. Конквеста, «небывалым в истории способом Сталин вел свой «государственный переворот по чайной ложке» и дошел до величайшей бойни, все еще производя впечатление некоторой умеренности»[223]. Все это воспринимается публикой как результат дьявольского расчета «вождя».
Демонизаторы советской истории одновременно рисуют образ Сталина, который, с одной стороны, все спланировал заранее, превратил историю в триллер, написанный по собственному сценарию, а с другой стороны — был параноиком, неадекватной личностью.
Что — то здесь не так. Версия кровавого маньяка, который руководил страной столько лет, не вяжется с характером его жертв. Вроде бы это — невинные овечки, которые шли на бойню в соответствии с демоническим замыслом маньяка. Но ведь мы знаем этих людей в совершенно другом амплуа — революционеров, заговорщиков, военных, готовых сражаться за свое дело, за свои идеи. Это не чета нынешним политикам, которые меняют партии как перчатки и озабочены прибылью, которую можно получить за подпись или голос. Но революционеры должны хотя бы попытаться бороться за свои принципы, которые топтал Сталин. Они признавались, что боролись против Сталина. А нас убеждают: нет, неправда, они ничего такого не делали, маньяк Сталин убил их просто так…
Начнем с очевидных фактов. «Большой скачок» индустриализации и коллективизации вызвал массовое недовольство (в том числе и недовольство партийных кадров).
В 1929–1932 гг. ситуация в стране была поистине революционной. Не хватало только «субъективного фактора», выступления организации революционеров (или «контрреволюционеров», выражаясь языком большевиков). В условиях тоталитарной одно — партийности ВКП(б) стала единственным каналом «обратной связи» в государственном организме и потому испытывала на себе сильное давление со стороны внепартийных социальных слоев, которые отстаивали свои интересы по партийным каналам. Разные партийцы неизбежно становились проводниками разных интересов — партия теряла монолитность.
В партии существовало множество бюрократических кланов и групп. Партийцы группировались и по взглядам, которые после разгрома оппозиций и уклонов не высказывались публично, и по принципу «кто чей выдвиженец», «кто с кем служил» и «кто под чьим началом работает».
Группировки бюрократии пользовались известной автономией. «В 30–е гг. он (Наркомат тяжелой промышленности. — А.Ш.) превратился в одно из самых мощных и влиятельных ведомств, способных заявлять и отстаивать свои интересы. Значительное место среди этих интересов занимали претензии работников наркомата на относительную самостоятельность, их стремление обезопасить себя от натиска партийно — государственных контролеров и карательных органов»,[224] — пишет О. Хлевнюк.
