Збигнев Бжезинский - Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы
В течение нескольких следующих лет Россия последовательно отходила от хаотического прыжка в демократию, который она совершила в начале 90-х годов. Хотя этот политический регресс и соответствовал публично заявленной Путиным точке зрения, что «распад Советского Союза был величайшей геополитической катастрофой века», Буш не изменил его оценки Путина, несмотря на возрождение авторитарных тенденций. Принимая его в Кэмп-Дэвиде в 2003 году, Буш превозносил российского лидера за его «видение России как страны, живущей в мире в ее новых границах, с ее соседями и со всем миром, как страны, в которой процветают демократия, свобода и верховенство закона». Это было примерно четыре года спустя после того, как Путин начал жестокое подавление чеченцев, стоившее им тогда жизни двухсот тысяч человек.
То, что Россию следовало шаг за шагом включать в консультации по Ближнему Востоку и втягивать в конструктивные отношения с НАТО, то, что она получила согласие на вступление в ВТО и даже была включена в «Большую семерку» (которая таким образом стала «Большой восьмеркой»), имело практический смысл (то есть было политикой, «основанной на реальности»). Труднее находить оправдание политике, основанной на оценке души лидера, если такая оценка ведет к тому, чтобы не замечать участившихся попыток России навязать свою волю нескольким новым независимым государствам, образовавшимся после распада Советского Союза (особенно Украине, Грузии и Молдове), и ее попечительства над Беларусью последней диктаторской автократией в Европе.
Еще больше опасений должно вызывать растущее стратегическое сближение России с Китаем, которое ни Буш, ни госсекретарь Райс, по-видимому, не заметили. После прихода Буша к власти отношения между Америкой и Китаем развивались несколько неустойчивым образом. Инцидент, возникший из-за столкновения американского разведывательного самолета, совершавшего облет вблизи побережья Китая, и китайского истребителя-перехватчика, вызвал короткий взрыв напряженности. После вынужденного приземления поврежденного американского самолета (китайский истребитель упал в море, а его пилот погиб) его команда на короткое время была арестована, и правительства обеих стран обменивались обвинениями и контробвинениями. Инцидент, однако, был приглушен, команда освобождена, и вопрос вскоре был исчерпан, хотя Соединенные Штаты были вынуждены принести извинения.
Вслед за этим кислым началом последовали сравнительно нормальные отношения, ранее поддерживавшиеся администрацией Клинтона, пока они не подверглись испытанию неоконсервативной инициативой, направленной на укрепление неофициальных, но глубоких связей Америки с Тайванем. Особую активность проявило министерство обороны в лице заместителя министра, выступавшего за то, чтобы не только повысить оборонные возможности Тайваня, но также вступить в почти официальный диалог с военными представителями Тайваня относительно обеспечения безопасности в непосредственной близости от Китая. (Это противоречило позиции Пекина, рассматривавшего Тайвань как часть «одного Китая», признанной ранее республиканской и демократической администрациями.) Делу не помогли и интенсивные усилия тайваньских представителей, подстрекаемых их американскими сторонниками как в самой администрации, так и вне ее к тому, чтобы сделать шаг в сторону независимости от материкового Китая.
Однако стрелки часов нельзя было повернуть вспять, и «презренная реальность» снова продиктовала необходимость урегулирования. В дальнейшем состоялся обмен мнениями на высшем уровне. Быстро расширяющиеся экономические связи Америки с Китаем и возрастающая роль Китая в Восточной Азии и в глобальной экономике побудили администрацию в конце 2001 года выступить за принятие Китая в ВТО. Вслед за тем Китай стал и главным игроком в шестисторонних переговорах с Северной Кореей, демонстрируя свое возвышение в качестве одной из великих держав мира. Вскоре Китай стал также и ключевым участником дискуссий, ведущихся между США, Великобританией, Францией, Германией и Россией по вопросу о риске, связанном с ядерной программой Ирана.
Но все же даже успех администрации Буша в поддержании американо-китайских отношений не должен затемнять факта, что к середине президентства Буша внешнеполитические курсы Китая и России по самым актуальным вопросам были ближе друг к другу, чем каждого из них к американской политике. Интересы Китая и России по самым актуальным вопросам ближе друг к другу, чем каждого из них к американской политике. Если взять в целом Северную Корею, Иран, Ближний Восток и Центральную Азию, то интересы Китая и России стали более совместимыми. Оба режима с неприязнью наблюдают за воинствующим поощрением Америкой выборной демократии. Каждый из них видит в таком развитии явную угрозу его собственной политической стабильности. Между Владимиром Путиным и Ху Цзинтао возникло чувство личного родства, корни которого в одинаково холодных, но эффективных стилях бюрократического руководства.
Стоит отметить, что в случае с Китаем давнее историческое чувство обиды могло быть усилено вследствие личной чувствительности, затронутой совершенно нелепым отношением администрации Буша к визиту президента Ху Цзинтао в Вашингтон в конце весны 2006 года. Белый дом отказался дать официальный обед в его честь; на церемонии по прибытии в Белый дом национальный гимн Китая был объявлен как гимн Республики Китая (так называет себя Тайвань); официальная речь Ху в ответ на оказанный ему прием прерывалась криками и репликами, и службе безопасности Белого дома потребовалось некоторое время, чтобы удалить крикунов. Поздно вечером у Блэр-хаус, где остановился Ху, была разрешена демонстрация протеста, сопровождавшаяся криками; во время неофициального обеда, который был дан в городе, не предусматривалось традиционного исполнения национальных гимнов и церемонии «внесения знамени». Учитывая, что вопросы формы имеют особое значение в китайской культуре, эти знаки неуважения делу не помогли.
Во всяком случае, возрастающая роль Китая в мире и процесс восстановления России создают новый элемент в геополитической расстановке сил, не направленной открыто против Соединенных Штатов, как прежний китайско-советский альянс, но вызванный к жизни совпадающими региональными интересами, а также общим желанием (открыто не провозглашенным) подрезать распростертые крылья Америки. Китайцы, не поднимая шума, развивают сотрудничество в ведомом Китаем азиатском сообществе, в котором Соединенные Штаты в лучшем случае могли бы играть вторую роль, а Китай и Россия тайно договариваются о том, чтобы снизить военное присутствие в Центральной Азии, которое создала Америка в связи со своим вхождением в Афганистан после 11 сентября. Китайское политическое и экономическое влияние ощущается и на Ближнем Востоке, и в Африке, развиваются и экономические отношения между Китаем и Бразилией.
Между тем Россия расширяет свои политические и военные связи с Венесуэлой, стараясь в то же время уменьшить влияние Америки на бывшем советском пространстве. Возрастающая зависимость от российских источников энергии также создает риск для атлантической солидарности. Так, проект трубопровода Северная Европа — Балтика между Россией и Германией усилил страхи в Литве и Польше из-за возрастающей уязвимости перед лицом российского энергетического шантажа.
Способность Америки привлечь Китай или Россию к долговременной поддержке усилий, направленных на ограничение ядерных программ Северной Кореи и Ирана, была также подорвана односторонним решением администрации Буша (мотивируемым главным образом ее желанием учредить коалицию для борьбы с исламским террором) отказаться от противодействия индийской программе овладения ядерным оружием. Обращает на себя внимание то, что Соединенные Штаты достигли такого соглашения с Индией без принятия ею требования Договора о нераспространении ядерного оружия, которое было признано пятью ядерными державами (Америкой, Россией, Великобританией, Китаем и Францией), — подписать договор о запрещении всех ядерных испытаний и прекратить производство плутония и высокообогащенного урана для ядерного оружия. (Китай официально не принял второе из этих условий.)
Решение укрепить американо-индийское стратегическое партнерство на условиях, способствующих расширению ядерного арсенала Индии, должно было стать особенно неприемлемым для Китая, который до того времени исходил из концепции минимального стратегического средства устрашения. Значительное увеличение ядерного арсенала Индии могло только побудить Пекин отказаться от стратегического самоограничения Этот шаг США, без сомнения, также делал Пекин менее склонным откликнуться на призыв Америки в отношении позиции по Северной Корее и Ирану.