Александр Скобов - Агония. Кремлевская элита перед лицом революции
Поясню свою мысль на примере. Давайте допустим, что Pussy Riot провели свою эпатажную протестную акцию в театре. Сбили артистов с текста, помешали зрителям смотреть спектакль, за который, между прочим, деньги плочены… Одним словом, нанесли ущерб и нарушили права. Кто бы как ни относился к содержанию акции, а нарушение общественного порядка налицо и влечет за собой административную ответственность. Так вот, в светском правовом государстве для закона не существует разницы между срывом спектакля в театре и срывом молитвы в церкви. Точно так же, как не существует для него понятий «сакральность» и «богохульство». В светском правовом государстве закон защищает чувства молящихся в церкви в той же мере, в какой он защищает чувства зрителей в театре. И не более того. И никакими отдельными юридическими нормами государство устои веры и церкви не поддерживает.
Наши же православные фундаменталисты как раз и претендуют на то, чтобы чувства молящихся в церкви государство защищало особым законом, отличным от того, которым оно защищает чувства зрителей в театре. Чтобы в правовых нормах была зафиксирована некая «мистическая составляющая» чувств верующих. А это и есть подрыв принципов светского государства, от которого церковь отделена и никаким особым статусом не пользуется. То есть – покушение на устои цивилизации. Преступление особой тяжести и максимальной степени общественной опасности. Устои, как-никак.
Церковные мракобесы и не скрывают, что выступают против основ современной светской цивилизации, что отрицают принцип отделения церкви от государства, что претендуют на право определять обязательные для всех нормы. Об этом давно, постоянно и совершенно открыто говорит, например идеолог доминирующей в нынешней верхушке РПЦ МП группировки Всеволод Чаплин. А фактически поддержавшие притязания этой группировки следователь, прокурор и судья являются соучастниками ее преступной деятельности, да еще и использующими при этом свое служебное положение.
Мне могут возразить, что действующее законы не предполагают уголовной ответственности за «посягательство на устои цивилизации». Что само понятие «устоев», как и понятие «цивилизации», юридически весьма неопределенно и позволяет трактовать его достаточно произвольно. Согласен. Судить за это церковников в общем порядке и по общей процедуре невозможно. Они, в отличие от следователей, прокуроров и судей, формально законов не нарушают. Однако известны и чрезвычайные механизмы, действующие во времена социально-политических потрясений. В годы Великой французской и большевистской революций охраной нового порядка занимались революционные трибуналы, судившие никак не по формальным законам. Так что защита устоев – штука обоюдоострая.
31 июля 2012 г.Клирическое наступление
То, что наша смешная Дума скоро утвердит статью об оскорблении религиозных чувств, меня – приверженца теории классовой борьбы как движущей силы истории – даже радует. Потому что это окончательно расколет общество. Здесь не тот случай, когда худой мир лучше доброй ссоры.
Будет именно то, о чем с тревогой предупреждают представители общественности. Оскорбленные в своих чувствах «православные» фанатики будут требовать запрета теории Дарвина, книг Вольтера и Рабле, рисунков Жана Эффеля, произведений русской классики. И судьи будут эти требования удовлетворять. Не всегда, но будут. Если и не решатся запретить произведение классика целиком, то возбранить цитирование отдельных мест им их бог точно велел. Цитировать точно будут с целью обидеть и разжечь. Так сказать, по мотивам вражды и ненависти.
Дело даже не в указаниях сверху. Судьи тоже люди и имеют собственные предпочтения, которыми они и будут руководствоваться при нашей общей правовой неряшливости. А в части общества (представленной в том числе и в судебных учреждениях) определенно есть запрос на пресечение любых вольностей. Потому что распустились. Совсем страх потеряли. Никого и ничего не чтут.
Сегодня во всем мире усиливается противостояние культур: «модернизированной» и традиционной. Базовой ценностью первой является допустимость критики любого общественного явления. Вторая основана на непререкаемости авторитета господствующей элиты. Достигается эта непререкаемость сакрализацией целого ряда общественных институтов и установлений. При соприкосновении этих двух культур первая постепенно размывает, разлагает вторую. Та отвечает взрывами агрессивного фундаментализма, пытающегося разрушить основы модернизированной культуры, навязав ей силой свои нормы.
Мне – человеку левых взглядов – ведомы пороки и грехи западной индустриальной цивилизации. Когда-то, во времена ее «бури и натиска», она бесцеремонно вгрызалась в традиционные общества, не щадя никого и ничего. Теперь это возвращается ей бумерангом. Но я не готов из-за этого отказаться от той свободы, которую мне эта цивилизация, при всех ее пороках, дает. И когда люди убивают за фильм, которого не смотрели, людей, которые этот фильм не делали, сначала надо пресечь творимое ими насилие, а уж потом разбираться в правомерности их чувств. Будучи давним оппонентом Юлии Латыниной по многим фундаментальным вопросам, не могу с ней не согласиться, когда она говорит о палаче с комплексом жертвы, навязывающем нам свои правила под видом самозащиты.
В роли такой же «профессиональной жертвы» выступает сегодня и РПЦ. Общество отмалчивалось, когда церковники вторгались со своим уставом в его жизненное пространство, в пространство светской культуры. Когда требовали запретить выставки и спектакли, ввести дресс-коды, когда навязывали школе уроки закона божия. Как же, ведь РПЦ столько десятилетий была гонима! Общество отводило глаза, когда она изгоняла вузы и музеи из занимаемых ими зданий в порядке возвращения церкви ее имущества. Как же, ведь ее 100 лет назад ограбили! И с ее претензиями легко соглашались те, кто падает в обморок при одной мысли о пересмотре результатов грабежа, проходившего на протяжении двух последних десятилетий. Так вот, дальше спекулировать на крови и страданиях своих умученных от большевиков предшественников у церковников не получится.
Клерикалы постоянно жалуются на то, что церковь подвергается целенаправленной травле со стороны враждебных ей сил. Ну и России, разумеется, враждебных. Право отождествлять себя с Россией РПЦ давно присвоила себе явочным, «захватным» порядком. На самом деле все ровно наоборот. Именно РПЦ ведет не оборонительную, а наступательную войну за установление своего доминирования в обществе, своего контроля над ним, за их законодательное закрепление. В этом РПЦ пользуется всемерной поддержкой властей, а вот систематического отпора со стороны общества она до сих пор не встречала.
Многие комментаторы задаются резонным вопросом: почему наиболее шумная часть так называемых православных столь настойчиво требует особой законодательной защиты своих чувств? Они что, самая незащищенная, уязвимая часть населения? Вроде людей с ограниченными возможностями и альтернативными способностями? Ирония здесь не вполне уместна, поскольку мы столкнулись не просто с «убогими», а с агрессивным, стремящимся к экспансии меньшинством.
«Социальный опыт показывает, что постоянная готовность оскорбить существует в неразрывной связи с постоянной готовностью оскорбиться», – пишет Лев Рубинштейн. Именно таковы всевозможные хоругвеносцы-тамплиеры и прочие «православные активисты» вроде гг. Босых и Энтео. Эти люди имеют такое же отношение к изначальному христианскому вероучению, какое палачи из НКВД имели к мечте об обществе без неравенства и угнетения. Они ненавидят все живое и стремятся его по возможности запретить. Они ненавидят свободу. Особенно ярко эта их тотальная ненависть выражается в крайней нетерпимости к любым проявлениям сексуальной свободы. В наших лучших тюремно-лагерных традициях они воспринимают сексуальные отношения как форму доминирования, подавления, унижения, наказания. И сама мысль о том, что эти отношения могут быть чем-то иным, для них возмутительна и нестерпима. По сути их сообщество является орденом борьбы не со злом в этом мире, а с самим этим миром, тоталитарной сектой сатанистов. Но именно они являются ударным боевым отрядом верхушки РПЦ.
Устами своего идеолога Всеволода Чаплина эта верхушка не раз откровенно давала понять, что выступает против самих основ современной светской цивилизации, базирующейся на ценностях гуманизма эпохи Возрождения и рационализма эпохи Просвещения. Для клерикалов-реакционеров это цивилизация бездуховная, в которой нет ничего святого. Фактически церковная номенклатура вкупе с группами агрессивных «православных» фанатиков-фундаменталистов образует политическую партию («партию фиолетовых», как таких называли до революции), борющуюся за коренное изменение всего современного общественного строя. За возвращение к общественной модели, в которой «духовность» поддерживается установленными государственной властью табу на непризнание святости государственного же культа и государственной же церкви.
