Андрей Безруков - Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего
В своей региональной политике Эрдоган сделал ставку на «братьев-мусульман» и вовлечение, по меньшей мере формальное, в палестино-израильский конфликт на стороне Хамаса – в сопровождении с резкой критикой действий Израиля и бездействия Запада. Такая риторика близка настроениям «арабской улицы».
Однако настойчивость Эрдогана в поддержке «братьев-мусульман» уже стоила ему кризиса в отношениях с такой важной страной региона, как Египет, и будет продолжать служить фактором нагнетания напряженности во взаимодействии Турции со странами региона. Угроза нестабильности видится также в нахождении значительного числа сирийских беженцев на турецкой территории, а также ухудшении внутриэкономической ситуации, которое, впрочем, считается временным. Тем не менее наиболее вероятным представляется продолжение тренда на усиление региональных позиций Турции во главе с Эрдоганом, увлеченным реализацией амбициозных внутриэкономических и геополитических «Целей‑2023» и отстаиванием независимости от внешнеполитического курса США. Важным элементом внешней политики страны остается продвижение интересов турецкого бизнеса, что реализуется практически без оглядки на политическую риторику. Следующие президентские выборы должны состояться в 2019 году, на которых нынешний лидер имеет большую вероятность вновь одержать победу. Однако вполне вероятно, что провокационные речи Эрдогана в отношении Запада и его ориентация на «братьев-мусульман» в регионе будут иметь негативные последствия для турецкого лидерства в более долгосрочной перспективе.
Внешнюю политику Катара в последние годы также можно охарактеризовать как провокационную. Доха реализует курс на активное участие во всех региональных конфликтах от Ливии до Сирии и Йемена, противопоставляя себя Саудовской Аравии. Главным вызовом консервативной монархии со стороны Катара является поддержка сети «братьев-мусульман», которая враждебно воспринимается Эр-Риядом. Такая позиция ставит Доху по одну сторону баррикад с Анкарой, однако едва ли можно говорить о формировании некоего катарско-турецкого союза: это сближение скорее является тактическим, и в более долгосрочной перспективе можно ожидать обострения соперничества между двумя региональными центрами силы.
После того как в июне 2013 года отец нынешнего эмира Хамад бин Халифа аль-Тани передал власть своему сыну Тамиму, во внешней политике Катара многие наблюдатели отмечают некоторые изменения в сторону снижения провокационности и склонности к нормализации отношений, в первую очередь с монархиями Залива. Для эмирата принципиально важным остается поддержание собственного имиджа как в регионе, так и в мире, что реализуется посредством масштабных бизнес-проектов и деятельности международного канала «Аль-Джазира». Катар осуществляет сделки с крупнейшими транснациональными корпорациями и расширяет свою монополию в области СПГ по всему миру, причем не только за счет непосредственно поставок газа, но и реализации контрактов в области создания СПГ-терминалов. Важнейшими имиджевыми проектами для эмирата являются проведение в 2022 году чемпионата мира по футболу, который впервые пройдет на Ближнем Востоке, а также ожидаемое проведение этапа гонки «Формула‑1» в 2016 году. «Аль-Джазира», запущенная по указу предыдущего эмира и являющаяся сегодня одним из лидирующих глобальных СМИ, служит эффективным инструментом продвижения роли Катара на мировой и региональной арене. Провокационная манера вещания стала одним из камней преткновения в отношениях Дохи с Эр-Риядом, и, несмотря на некоторое смягчение тона в русле общей трансформации внешнеполитической логики Катара, канал фактически продолжает следовать курсу, принятому эмиром Хамадом. Это выражается в поддержке «братьев-мусульман» в материалах канала, что вызывает недовольство, в первую очередь Саудовской Аравии.
Не менее вызывающим для саудовского руководства выглядит активизация контактов Дохи с Тегераном, в частности в связи с поддержкой Хамаса. Проводимый Катаром курс поставил эмират на грань региональной изоляции, вызвав недовольство монархий Залива и государств региона, в первую очередь Египта. Кризис с отзывом послов в марте 2014 года был урегулирован к концу года усилиями Саудовской Аравии, для которой единство в субрегионе Залива имеет принципиальную важность – с точки зрения имиджа и безопасности. Стараниями Эр-Рияда был урегулирован и конфликт Дохи с Каиром. Между тем это представляется временным перемирием, которое будет нарушено Катаром в среднесрочной перспективе. Как и Турция, Катар будет принимать участие в восстановлении египетской экономики, однако не следует ожидать, что катарское – как и турецкое – руководство откажется от поддержки «братьев-мусульман» или от региональной конкуренции за сферы влияния.
Возвышение ИГИЛ в качестве центра силы в регионе является временным. Границы Халифата, фактически не изменившись с лета 2014 года, вряд ли будут расширяться. Преодолев пик своей мощи в краткосрочной перспективе, его влияние начнет постепенно снижаться, а контролируемая им территория – сокращаться до отдельных очагов нестабильности, которые будут еще долгое время сохраняться на территории Сирии, Ирака, а также Египта и Ливии. Факторами ослабления ИГ могут стать усилия по дискредитации радикальной идеологии и боевые успехи контртеррористической коалиции и региональных сил (сирийской армии, Ирана, Хизбаллы) на фоне некоторого продвижения в решении военно-политического кризиса в Сирии и кризиса власти – в Ираке. Однако пока позитивных результатов ни по одному из этих направлений достичь не удается.
Конкуренция за сферы влияния между этими пятью – а в более отдаленной перспективе четырьмя – региональными центрами силы, которые в разной степени вовлечены во все текущие конфликты Ближнего Востока и Северной Африки, будет происходить на фоне снижения влияния на процессы региона со стороны внешних сил – отдельных европейских государств и США. Однако это не означает отказ от участия Запада в решении основных проблем или от реализации своих интересов в этих странах.
США будут оставаться важным участником региональных процессов по целому ряду направлений. Во-первых, это американское военное присутствие на Ближнем Востоке. Турция остается членом НАТО, в рамках организации также действует Средиземноморский диалог для североафриканских государств, в Заливе располагаются военные базы США, а безопасность стран этого субрегиона фактически обеспечивается американскими усилиями. Кроме того, США являются одним из основных поставщиков военной техники для большинства государств региона.
Во-вторых, это заинтересованность Вашингтона в сохранении дружественных отношений с крупнейшими поставщиками нефти и газа – монархиями Залива. В-третьих, это борьба с терроризмом, которая остается веской причиной для непосредственного силового вмешательства, что сегодня наглядно демонстрирует проблема ИГ и вовлеченность США в борьбу с «Аль-Каидой» в Йемене.
В-четвертых, это предотвращение развития ядерной программы Ирана. В-пятых, это активное участие в палестино-израильском урегулировании и недопущение образования международно признанного государства Палестина.
И, наконец, это попытки урегулировать конфликты, в которые США уже оказались втянутыми: речь в первую очередь идет о Сирии, будущее которой, по всей вероятности, будет формироваться региональными силами, однако Вашингтон сохраняет за собой право слова. Ливийский конфликт между тем остается вне зоны американских интересов, и его урегулирование будет лежать на плечах стран региона с возможным несиловым участием Франции, которая продолжает видеть южное Средиземноморье сферой своего влияния.
Основные кризисные точки регионаГлавными пунктами повестки дня региона в среднесрочной перспективе будут оставаться кризисы в Ливии, Сирии и Ираке, связанными с проблемой ИГ, а также в Йемене. Решение каждого из этих конфликтов будет осложняться вмешательством внешних сил – региональных и внерегиональных, которые стремятся обеспечить свои интересы в этих странах.
Ливийский конфликт представляется наиболее далеким от урегулирования в среднесрочной перспективе. В стране фактически действуют два правительства, формально представляющих два враждующих лагеря – исламистский и антиисламистский. Первый действует под зонтиком официально распущенного Всеобщего Национального Конгресса (ВНК), заседающего в Триполи, и имеет в своем распоряжении хорошо организованные вооруженные исламистские группировки, контролирующие значительные территории Ливии, а также стратегически важные аэропорты и морские порты, через которые они получают материальную и военную помощь Турции и Катара. Доминирующей силой исламистского лагеря являются «братья-мусульмане», а также некоторые радикальные экстремистские группы, в том числе «Ансар аш-Шариа», ответственная за убийство американского посла в сентябре 2012 года. Исламистам также удалось привлечь на свою сторону некоторые этнические меньшинства. Второй лагерь, в свою очередь, представлен международно признанным правительством, изгнанным из столицы и вынужденным заседать в отеле курортного города Тобрук. В него формально входит созданная весной 2014 года генералом Халифой Хафтаром Национальная армия, контролирующая некоторые территории страны и получающая активную военную поддержку Египта и стран Залива. Кроме того, некоторые племена и кланы сохраняют формальный нейтралитет в конфликте, и каждый из лагерей пытается привлечь их на свою сторону. Наиболее крупным и влиятельным племенем является варфалла: не исключено, что именно его нынешняя позиция ляжет в основу урегулирования.
