Анатолий Уткин - Вторая мировая война
В этот день Гитлер распорядился: «Всякий, кто отдаст приказ отступать, должен быть расстрелян на месте». Он уволил своего персонального врача и министра здравоохранения Брандта, когда узнал, что тот отослал свою семью в Тюрингию, в которую входили американцы.
Дух ожидающих решающего боя войск был исключительно высок. Никто не обольщался относительно степени выживаемости, идя под вражьи стволы, но чувство долга, патриотизма, желание сделать буквально невозможное было ощутимо. Разлита была в воздухе и гордость за огромную силу, которую ковал стар и млад в тылу. Стоило только оборотиться — и видна была немыслимая концентрация артиллерии и движущейся техники. Но советская разведка так и не получила бесконечно необходимых сведений о второй и третьей линиях обороны немцев; немцы сохранили в тайне позиции смертельных для танков 88-милиметровых орудий и другие точки обстрела.
В эту ночь не спал практически никто. Офицеры объясняли своим (уже многоопытным) солдатам боевую задачу. Все вокруг в последний раз проверяли оружие. Громадные орудия расчехлили. Орудия 203-мм калибра грозно взирали в небо. Мощные прожекторы стояли на расстоянии 70 метров друг от друга и на разном расстоянии (от 100 до 300 метров) от линии фронта. Идея ослепить противника лучами прожекторов, атакуя ночью, пришла к Жукову спонтанно. Он опробовал эффект освещения на советских частях — получилось внушительно. Гвардейские части повторяли клятву сражаться с честью. Но Чуйков был верен себе, он пил чай и предпочитал не суетиться. Его командный пункт стоял на песчаном холме над деревней Райтвайн на западном берегу Одера. Большой путь от волжских утесов. Время неумолимо приближалось к 5 часам по московскому времени. Жуков прибыл на командный пункт Чуйкова — но кто любит начальство в час перед атакой? Жукову налили очень крепкого чая. В передних окопах бойцы докуривали последние самокрутки. Увы, для очень многих из них они были действительно последними.
В 5 утра в воздух взлетели три красные ракеты и через секунду большой калибр и «катюши» разорвали ночной воздух. Штурмовики пошли прямо на цели. Земля содрогалась тридцать минут — миллион снарядов пал на 9-ю германскую армию, которая залегла в траншеях и блиндажах второй линии обороны Зееловских высот. Семикилометровое пространство было просто вспахано, но, к незадаче атакующих, немцы успели отвести войска. Девушки, обслуживающие осветительные системы, включили 143 прожектора, которые должны были слепить германских солдат. Мнения об их воздействии разнятся. Прожекторы высветили, прежде всего, колоссальные облака пыли, поднятые артподготовкой. К северу и югу от Кюстринского плацдарма войска должны были форсировать Одер — на плотах, вплавь, на всевозможных плавающих предметах. 60 германских летчиков-самоубийц ринулись на импровизированные мосты и понтоны, но их жертвы не имели особого значения. В небе над Берлином были сбиты последние 22 реактивных самолета люфтваффе.
Но достичь превосходства на земле было труднее. Немцы сделали из невысоких Зееловских высот огромное хорошо простреливаемое пространство. Старые 88-мм пушки и новые «фаустпатроны» буквально истребляли технику на переходах. Жуков бросал вперед все новые батальоны и полки, но плотность огня была такой, что гибло все живое. Увы, лучшей мишенью были храбрецы. Это вязкое немецкое поле стало могилой для очень многих. И жертвы не давали главного — движения вперед. В полдень Жуков решил рискнуть и обратился к самому действенному средству, к своим танкам. Он отошел от прежней договоренности выводить танки только после взятия убийственных высот, он уже физически не мог ждать. Танки не любят маневрировать между группами пехотинцев, минными полями и пушечными прицелами — а именно это им и досталось. С ноющим сердцем мастер своего дела Катуков бросил доблестных танкистов на ограниченную площадь фронтовой полосы, где они шли по песку и поднимались на холмы с черепашьей скоростью, представляя собой хорошую мишень.
Надежда была только на левом фланге, где солдаты Чуйкова, доблестно и беззаветно, по-русски отдававшие жизнь за святое дело, сумели потеснить 9-ю германскую армию. Как ни странно, но ему помогало здесь именно меньшее присутствие танков, так обильно горевших слева, где они попадали в оптические прицелы немецких артиллеристов и под огонь «фаустпатронов». Более изощренные, менее видимые люди Чуйкова, полагавшиеся только на мать-землю, сумели пройти боевой участок и взяли вскоре после полуночи несколько домов на околице деревни Зеелов. Справа же танки шли волна за волной, так и не перебивая германский волнорез. Сколько их дымилось, сколько молодых жизней погибло в развороченном металле. Это был отчаянный день, и он не дал особых результатов.
Конев предпочитал тьму и дымовую завесу над Нейссе. Артиллерийскую подготовку он хотел основательную — 145 минут. Он открыл свою партию интенсивной артиллерийской подготовкой в 6.15 утра 16 апреля. Атаковал он ровно в 9 утра — именно к этому времени были готовы понтонные мосты, по которым вперед пошли танки. Не менее чем в 150 местах войска форсировали Нейссе. Инженеры творили невероятное, и вскоре первый эшелон атакующих был уже на противоположном берегу. Снаряды зажгли леса, и танки, уворачиваясь от пламени, поспешили изо всех сил к долине реки Шпрее. На минных полях лихорадочно работали саперы. Танковая стая остановилась у берега Шпрее и, казалось, надолго. Впереди широкая гладь реки. Но Конев приказал переднему танку идти вперед и оказалось, что река здесь мелка. Неожиданная большая удача. И вот уже первая бригада пересекла Шпрее, сокрушив слабую в этом месте германскую оборону. В полдень на позициях 5-й гвардейской армии Жадова заработал 60-тонный понтонный мост, что позволило пройти и тяжелым танкам. Танкистам дан был уже приведенный выше приказ «забыть о пехоте и рваться вперед, полагаясь на моторы». Моторы взревели, и танки помчались в лихой атаке. Здесь было то, что любят танкисты, — оперативный простор.
Ночью Сталин посыпал раны Жукова солью: у Конева преодоление Нейссе «произошло без сложностей». Сжав свое сердце в кулак, Жуков пообещал взять Зееловские высоты в течение грядущего дня — 17 апреля. Три дня Верховный главнокомандующий не звонил на решающий фронт войны. К концу второго жестокого дня Жуков оттеснил немцев на третью линию обороны. На третий день Чуйков пошел на штурм третьей полосы.
Маршал Конев был удовлетворен результатами первого дня своего наступления. Прорыв в секторе Форст — Мускау обещал эффективное использование танковых частей. Две танковые армии уже пересекли Нейссе. Что еще лучше, в обороне немцев образовалась брешь, и Конев за нее уцепился. К вечеру его войска сражались уже на второй линии германской обороны. И направленность части его войск на Дрезден была хороша и к месту — немцы не знали предела его амбиций. Наступала ночь, но Конев вовсе не желал своему фронту спокойной ночи, он, напротив, приказал продолжать наступление и в темноте. При этом одной из главных черт его плана было прикрыть две танковые армии, не измотать их преждевременно.
17 апреля Жуков встретил перегруппированием своей артиллерии и танков. 800 бомбардировщиков били тем временем по всем возможным целям, артиллерийское сопротивление немцев следовало подавить. В десять с небольшим утра безотказная 1-я гвардейская танковая армия снова бросилась на противника. На тридцатьчетверках сидели пехотинцы, танкисты — лучшие в мире — вели бой не за страх, а за совесть. Но и немцам уже некуда было отступать, это был их последний бой, и они вели артиллерийский обстрел с профессиональным мастерством. Тысячи километров прошли эти танки, и вот они вспыхивали трагическими факелами на вязком грунте, на чужом поле, открытые всем ветрам, простреливаемые с высот. 11-й танковый корпус Ющука добился определенных успехов, он продвинулся к северу от деревни Зеелов. У этих танкистов была сметка, они тащили матрасы и приторачивали их к фронтальной части танков — некоторое спасение от «фаустпатронов». И все же Зеелов стояла внутри германской линии обороны, а не за ее пределами, и танки жались к дорогам, не желая стать легкой мишенью. День был страшно тяжелым — и прежде всего тем, что не дал ожидаемых результатов.
А Коневу было что сообщить Сталину. Да, пробитый танками коридор невелик и может быть запахнут, но это кратчайшая дорога к германской столице. Сталин взял трубку и неожиданно предложил помочь Жукову — бросить его, Жукова, немалые мобильные части в созданный Коневым коридор. Конев приложил все силы, чтобы не изменить тембра голоса: «Товарищ Сталин, это займет слишком много времени и создать дополнительные неурядицы. Нет необходимости в посылке бронетанковых сил Первого Белорусского фронта в образовавшийся прорыв. Ситуация на нашем фронте развивается благоприятно. У нас достаточно сил и мы можем повернуть обе танковые армии в направлении Берлина». Цоссен может быть непосредственной целью. Сталин спросил у Конева, каков масштаб его карты и знает ли он, что Цоссен является штаб-квартирой германского генерального штаба? Конев ответил, что у него карта масштаба 1:200000 и он хорошо знает, что расположено в Цоссене.