Галина Кожевникова - Цена ненависти
Мы видим, что росту насилия на почве ненависти соответствует и количественный рост уголовных санкций. Однако, чтобы сбить волну насилия, пропорционального усиления противодействия недостаточно.
Усиленное применение ст. 282 УК к насильственным преступлениям, начиная с 2004 года, наводит на мысль, что прокуратуры по всей стране действовали в соответствии с полученной сверху неофициальной директивой. Позже, видимо, ввиду неэффективности применения ст. 282 в таких делах, следствие и суд начали наконец применять то средство, которое и должно применяться в таких делах — квалифицирующий признак ненависти.
Для развития этого явного успеха следовало бы также научиться применять мотив ненависти как отягчающее обстоятельство по всем подходящим для этого статьям УК.
Очень вероятно, что определенный прогресс в правоприменении косвенно связан с принятием Закона 2002 года, точнее — с попытками политического руководства и общественности активизировать его применение. Но сами нормы, применяемые к насильственным преступлениям, этим законом изменены не были, они существуют в УК уже давно.
Основные предполагаемые объекты воздействия Закона 2002 года — действующие с экстремистскими, антиконституционными целями организации и СМИ — от Закона не пострадали.
Практически во всех случаях организации ликвидировали либо по совершенно формальным причинам, как это делалось и в 90–е годы, либо за использование свастики и подобной символики (ряд организаций РНЕ и община инглингов), которая была запрещена еще законом 1995 года «Об увековечении Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Видимо, давление органов юстиции и прокуратуры на национал–радикальные организации в последние годы действительно усилилось, но с самим Законом 2002 года это связано очень слабо. Зато Закон дал основания для неправомерного давления на иные оппонирующие властям организации, а именно правозащитные.
Что касается экстремистских организаций, действующих без государственной регистрации, то для пресечения такого рода организационной деятельности в УК были введены ст. ст. 2821 и 2822. И первая из этих статей — потенциально очень мощный инструмент против скинхедских и им подобных группировок. Но, как мы видели, эта статья пока применена всего один раз, а другая применяется только с этого года и только в отношении Хизб ут–Тахрир, что политически лежит де–факто скорее в русле антитеррористической, чем антиэкстремистской деятельности.
Изменение закона «О политических партиях» существенно ограничило перспективы роста для радикальных националистов. Но в остальном их организации не подвергаются достаточно существенному давлению со стороны государства.
В соответствии с Законом 2002 года СМИ, ведущие пропаганду ненависти, закрывают даже реже, чем это делалось прямо перед этим. Обзор приговоров по ст. 282 УК за пропаганду ненависти ясно показывает, что эти приговоры практически не ограничивают такую пропаганду (единственное исключение — дело группы Пекина в Новгороде), а ведь еще гораздо больше дел не дошло до приговора из–за непрофессионализма и волокиты в предварительном и судебном следствии. Зато ст. 282 уже использовалась для явно неправомерных преследований.
Можно определенно сказать, что Закон 2002 года ни на йоту не ограничил пропаганду ненависти в России.
Итак, закон «О противодействии экстремистской деятельности» не принес почти никакой пользы. Успехи, достигнутые в деле противодействия национал–радикализму, достигнуты на старой юридической базе, новая же, вследствие низкого качества Закона, лишь запутала правоприменителя: в чем–то нормы стали только хуже, а те, что стали лучше, почти не применяются, хотя прошло уже три года с момента вступления этих норм в силу.
Информационно–аналитический центр «СОВА»
Пути улучшения законодательства в сфере противодействия экстремистской деятельности
Эта статья является расширенной версией рабочего материала, представленного на семинаре, который Центр «СОВА» проводил 1 июля 2005 г. с целью предварительного обсуждения возможностей улучшения так называемого антиэкстремистского законодательства, то есть совокупности норм, имеющих прямое отношение к противодействию преступлениям экстремистского характера[194].
Дискуссия на семинаре показала, что фундаментальные перемены в этом законодательстве сейчас нереальны по причинам политического характера, и реформирование законов, если и возможно, будет касаться только некоторых частностей. Но мы считаем необходимым заявить собственную позицию по этому вопросу.
Пересмотр определения
Основным недостатком Закона «О противодействии экстремистской деятельности» (далее этот закон вместе с параллельно внесенными поправками в другие законы называется Законом 2002 года) является чрезмерно широкое определение такой деятельности, особенно в сочетании с весьма жесткими санкциями за такую деятельность. Само по себе такое сочетание обычно контрпродуктивно для правоприменения, что и показали три прошедших года.
Практическая проблема, порождаемая широким определением, заключается в том, что неизбежно возникает непонимание, является ли конкретное действие экстремистским. Так, например, нигде не очерчен круг действий, направленных на «подрыв безопасности Российской Федерации».
Наибольшие сомнения вызывают несколько пунктов в определении экстремизма (ст. 1 Закона), относящиеся к проявлениям интолерантности[195]. Содержание этих пунктов гораздо шире состава соответствующей ст. 282 УК. При этом совершенно непонятно, как эти два определения сходных действий соотносятся друг с другом. Да и может ли хоть кто–то утверждать, что всякое «унижение национального достоинства» является экстремизмом и заслуживает серьезных санкций: оно же может быть и мелким конфликтом. Здравый смысл подсказывает, что отнюдь не всякая «пропаганда превосходства граждан» по тому или иному признаку является экстремизмом: можно счесть спорными постоянно встречающиеся утверждения, что христиане особо выделяются милосердием, горцы — гостеприимством, а русские — душевной отзывчивостью, но вряд ли кто–то сочтет эти утверждения экстремистскими. При этом нет никаких общепризнанных представлений о том, где пролегает граница между спорным и настолько недопустимым и опасным, что требуется применение серьезных санкций, предусмотренных Законом 2002 года. Само наличие таких, идеологических по сути, юридических норм нарушает стройность правовой системы и не позволяет ей нормально функционировать.
Есть и сугубо юридическая, но важная коллизия: столь широкое определение противоречит Шанхайской хартии, подписанной Россией практически одновременно в июне 2002 года, где экстремизм отнесен к категории «преступной деятельности», в то время как Закон 2002 года включил в понятие экстремизма широкий круг действий, которые являются правонарушениями, но не преступлениями[196].
Чтобы устранить возникшее противоречие с международно–правовыми обязательствами России и чтобы решить или хотя бы смягчить описанную выше практическую проблему, требуется изменение определения экстремистской деятельности, данное в ст. 1 Закона.
Нам представляется, что обе указанные задачи были бы успешно решены, если бы под экстремизмом в Законе понималась только преступная деятельность, подпадающая под действие УК. Это могло бы объяснить и повышенную жесткость санкций в адрес организаций и СМИ, предписываемую Законом 2002 года, и сделало бы его нормальным рамочным законом, более пригодным к применению по отношению к действительно опасным деяниям. Это также ограничило бы стремление к произвольному применению Закона, обладающего явным репрессивным потенциалом.
Изложенные ниже предложения исходят из понимания того, что принципиальная переделка закона проблематична и лучше идти путем внесения немногочисленных поправок.
Чтобы свести определение экстремизма к списку уголовно наказуемых деяний, нужно определить перечень статей УК, которые можно назвать «экстремистскими». При этом само определение экстремистской деятельности в ст. 1 не следует заменять на буквальное перечисление статей УК, так как это сделает определение нечитаемым для большинства граждан, которым и адресован закон. Во многом нынешнее определение уже следует такому подходу. Поэтому изменения в списке, данном в п. 1 ст. 1 Закона, могут быть не столь значительны.
Во внесенной Законом 2002 года ст. 2821 УК («организация экстремистского сообщества») есть перечень преступлений, которые названы «преступлениями экстремистской направленности». Это ст. 148 («воспрепятствование реализации свободы совести и вероисповеданий»), ст. 149 (то же в отношении свободы собраний), ст. 213 («хулиганство»), ст. 214 («вандализм»), ст. 243 («уничтожение или повреждение памятников истории и культуры»), ст. 244 («надругательство над телами умерших и местами их захоронения»), ст. 280 («публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности») и ст. 282 («возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»). Но, конечно, не любые преступления по этим статьям должны считаться экстремистскими, а, согласно ст. 2821, только те, которые совершены по мотиву ненависти.