Алек Эпштейн - Россия и Израиль: трудный путь навстречу
При этом важно отметить, что, даже верно указывая на проблему, касающуюся религиозного принуждения, советские авторы ни словом не упоминали о том, что в Израиле существуют различные механизмы, позволяющие существенным образом сгладить остроту проблемы. Так, в частности, нигде в советских публикациях не упомянуто, что Государство Израиль признает браки, заключенные гражданами страны за границей. Данная практика существует с 1962 года, когда постановлением Верховного суда израильская пара, заключившая брак в Республике Кипр, получила право подтвердить его в МВД Израиля. По этому же решению Верховного суда все браки, заключенные израильтянами за границей, должны признаваться Министерством внутренних дел[252].
Наиболее несбалансированный анализ советскими авторами израильских реалий имел место в области отношений между различными гендерными группами. Худшее положение женщин в экономической и политической сферах жизни многократно преувеличивалось. Утверждалось, будто женщины получают только половину от заработной платы мужчин, при выполнении той же работы, что они отстранены от активного участия в политической жизни страны и, наконец, что женщины из восточных общин «считаются гражданами второго сорта»[253]. Идеологически обусловленное стремление показать «антагонистичность классовой структуры израильского общества» затушевывало реальность и заставляло авторов искажать факты.
Однако наибольшее внимание уделялось различиям между уровнем жизни евреев и арабов в Израиле. «Арабы, составляющие около 15 % населения Израиля, в полном смысле изгои – будь то в области экономической или социальной, будь то в сфере образования или медицины»[254]: арабские рабочие в большинстве своем неквалифицированны и заняты на сезонных работах; квалифицированные же работники сталкиваются с дискриминацией на рынке труда при устройстве в престижные компании; сельское арабское население значительно меньше охвачено системой медицинского страхования; наконец, лишь считанные проценты арабских молодых людей поступают в университеты и получают высшее образование. В подтверждение этих тезисов Л. Рувинский цитировал слова леворадикального израильского химика и правозащитника Исраэля Шахака (1933–2001): «Государство Израиль не является государством израильтян, это – еврейское государство»[255]. Опять-таки проблема неравенства между еврейскими и арабскими гражданами Израиля существует, она никак не выдуманная, но за прошедшие годы (с момента окончания войны в начале 1949 года и до конца 1970-х – начала 1980-х, когда печатались цитируемые здесь книги и статьи) она стала значительно менее острой, чем была изначально: в 1966 году был отменен режим военных администраций в районах компактного проживания арабского населения, в парламенте Израиля значительно выросло число независимых арабских депутатов, существенно вырос средний уровень жизни арабского населения и т. д.[256]. Израиль ищет, как совместить свой национальный – еврейский – и свой демократический характер, достигнув немалого в ходе этих поисков[257]. Обо всем этом в работах советских авторов не говорилось ни слова. Обличительный настрой препятствовал попытке непредвзято и вдумчиво разобраться в происходивших в израильском обществе сложных процессах.
Как уже отмечалось выше, одна из наиболее специфических особенностей советского израилеведения состояла в том, что значительная его часть была прямо вовлечена в идеологическую борьбу с эмиграционными настроениями советских евреев. В этом контексте авторы книг жертвовали научностью, ставя перед собой цель представить образ Израиля в максимально негативном свете. Если советские евреи полагали, что в СССР они подвергаются дискриминации по национальному признаку, то в книгах и статьях об Израиле рисовалась картина еще большей социальной дискриминации, которой подвергаются новые иммигранты в Израиле, в особенности приехавшие из Советского Союза. Демотивация потенциальных эмигрантов продолжалась путем представления Израиля как «псведосоциалистической» страны, в которой идеалы равенства и социальной справедливости остаются лишь на уровне риторики. Наконец, если советские евреи считали СССР тоталитарным государством, то Израиль нередко представлялся как «псевдодемократия», в которой существует лишь иллюзия выборов.
В рамках этой парадигмы советские авторы предпринимали попытки проанализировать израильскую партийную систему, в особенности программы и политический курс двух крупнейших партий страны – Партии труда и «Ликуда». Партия Труда (до 1968 года – МАПАЙ), образованная в 1930 году путем слияния нескольких более малых общественных объединений и бывшая до 1977 года доминирующей в Израиле, всегда лишь «прикрывалась социалистической фразеологией, отвергая базовые постулаты марксизма»[258]. Если и были различия в трактовках и оценках советскими авторами этого вопроса, то центральной темой неизменно оставалось проведение максимально четкого различия между советским «реальным социализмом» и израильским «социал-сионизмом». В то время как первый, по мнению всех авторов, являлся «еще одним большим шагом на пути к коммунизму», то второй – лишь «ширмой, за которой скрывается буржуазный реформизм и антагонистические классовые противоречия»[259]. Тот тип общественного устройства, который сложился в Израиле, чаще всего назывался советскими авторами «псевдосоциализмом» и служил, по их мнению, цели введения в заблуждение «трудящихся-евреев и мирового общественного мнения, не имея ничего общего с подлинным социализмом»[260].
Правившая с 1948 по 1977 год в Израиле Партия труда «лишь распространяла иллюзии о социальной гармонии», не будучи, по мнению советских авторов, подлинно социалистической[261]. В.А. Семенюк, например, подробно показал несоответствие программы МАПАЙ, а затем Партии Труда марксизму. Он привел целый ряд фактов, которые, по его мнению, позволяли этой партии «называться партией власти, правящей партией, но никак не “рабочей” или “левой”»[262]. Так, к этим фактам отнесены покровительство крупным государственным компаниям, по сути монополиям, отказ от предоставления полного равноправия арабским гражданам, коррупция в высших эшелонах власти, отсутствие внутрипартийной демократии, продолжение милитаризации страны. Всё это – верные по сути утверждения, в 1960–1990-е годы в Израиле было опубликовано большое количество работ, в частности – этапная монография профессора Иерусалимского университета Зеэва Штернхелля, в которых говорилось фактически то же самое[263], а созданные в рамках МАПАЙ/Рабочей партии фракции «Мин ха’есод» [ «От основания»] и «Хуг 77» [ «Кружок 77»] ставили себе целью борьбу именно с этими явлениями. При этом Израиль был в то время (сейчас уже нет) одной из самых социально ориентированных стран западного мира, но об этом в работах советских авторов не говорилось вообще.
Важную роль в демотивации потенциальных эмигрантов из СССР играла тема милитаризированности общества. Авторы указывали, что на военной службе занят самый высокий в мире процент населения: призываются мужчины от 18 до 29 лет, равно как и женщины, до 26 лет[264]. При этом численность армии постоянна и не зависит от периодов мира или войны, что означает для многих людей «постоянную необходимость жить между казармой и домом»[265]. Военная подготовка, начинающаяся в старших классах школы и фактически продолжающаяся всю жизнь, так как резервисты могут призываться на сборы до 55 лет, и охватывающая большую часть населения, «делает из Израиля государство, поставленное под ружье… для большинства работоспособного населения которого военная подготовка, казарменное положение и угроза новой войны стали своего рода нормой»[266]. Подчеркивалось, что вооруженные силы играют гипертрофированную роль в обществе: как для новых иммигрантов, откуда бы они ни приехали, так и для жителей Израиля «служба в армии является решающим этапом в становлении хорошего гражданина», этапом, без которого фактически невозможно сделать карьеру[267]. Учитывая, что в СССР евреи в мирное время, как правило, не шли в Советскую армию, получая отсрочки для получения высшего образования, всё это должно было побудить их серьезно задуматься о том, стоит ли им бросать советскую родину.
Все авторы особо отмечали трудности, с которыми сталкивались евреи, уехавшие из СССР в Израиль. «Подавляющее число эмигрантов жалуется на тяжелую жизнь, отсутствие работы, непомерные налоги и обманутые надежды»[268], «они оказываются в стране, где чувствуют себя брошенными на произвол судьбы, а зачастую – и людьми второго сорта»[269]. Деромантизация образа Израиля и разрушение иллюзий были центральными в описании быта эмигрантов из Советского Союза. При этом в совершенно гротескном виде подчеркивалось различие между жизнью в СССР, где якобы «человек – это все, высшая ценность», и жизнью в Израиле, где они «словно в пустыне, брошены всеми и беззащитны»[270]. Постоянно звучала мысль о том, что единственное предназначение новых иммигрантов в Израиле – это пополнение вооруженных сил и заселение оккупированных земель.
