Анатолий Уткин - Вторая мировая война
Ялтинская конференция
Черчилль не любил выражения «большая тройка» и запрещал употреблять его. Ему казалось до обидного очевидным, что в триумвирате, где Рузвельт играет роль Марка Антония, а Сталин — Августа, ему предназначалась роль младшего триумвира Лепида. Гораздо привлекательней ему казалась роль западного дуумвира. «Никто еще не ухаживал за Соединенными Штатами с таким пылом», — пишет один из исследователей. — Подобно Каннингу он хотел, чтобы «новый мир восстановил баланс старого». Но Рузвельт знал, что построение нового мира зависит прежде всего от Сталина, и он решил, что необходима новая встреча с советским руководством. Место было согласовано быстро — Крым.
Накануне Крыма военный министр Г. Стимсон выражал беспокойстве по поводу реакции Советского Союза на создаваемую в США атомную бомбу. Было решено не сообщать своему основному союзнику об этом оружии. На польскую проблему Рузвельт смотрел с реализмом и хладнокровием, ситуация в Польше не затрагивала прямо американских интересов. Ясно, что эта страна будет восстановлена и будет суверенна. Навязать свое решение в Польше на все сто процентов не казалось возможным. Приходилось считаться с местным соотношением сил, с заботой СССР о своей безопасности, с изменениями, происходящими во всей Восточной Европе. Принимая в январе 1945 года семерых сенаторов от обеих партий, Рузвельт говорил о реалиях, которые никто не может изменить, даже мощь Америки: СССР пользуется огромным влиянием в Восточной Европе. Очевидной является невозможность «порвать с ними (русскими), и поэтому единственно практичный курс — использование имеющегося у нас влияния с целью улучшения общей обстановки».
Положение Западного фронта не давало Рузвельту перед Ялтой тех рычагов, на которые он, возможно, надеялся. Арденнское контрнаступление немцев привело к тому, что этот фронт находился в январе-феврале 1945 года примерно в том же положении, в каком он был едва ли не полгода назад, в октябре 1944 года. Войска западных союзников стояли на границе Германии во Франции, Бельгии и Люксембурге и восстанавливали силы после Арденн. К концу января главные смещения в союзном расположении сил произошли на востоке, где Красная Армия пересекла Одер, вошла в Будапешт, вышла к Щецину и Гданьску, форсировала Одер и находилась в ста километрах от столицы рейха.
Как только крейсер «Куинси» с президентом 2 февраля остановился на рейде мальтийской столицы Ла-Валетты, на борт взобрался Уинстон Черчилль. Вслед за совещанием между президентом и Стеттиниусом с Черчиллем и его министром иностранных дел Иденом последовало англо-американское заседание Объединенного комитета начальников штабов. Западные союзники пренебрегли всегдашним недоверием Сталина и готовились к встрече с ним. Антони Иден: «Нам придется договариваться с медведем, который точно знает, чего он хочет». К полету в далекий Крым был готов четырехмоторный транспортный С-54.
Рузвельт прибыл в аэропорт Саки в западной части Крыма во второй половине дня 3 февраля 1945 года и задержался на двадцать минут, чтобы увидеть прибытие Черчилля. Знак солидарности западных союзников — они вместе вышли из самолетов под звуки оркестра советской армии. Пятичасовая поездка из Саки в Ялту обнажила ландшафт, обезображенный боями 1942–1944 годов, — следы страшных разрушений, сгоревшие дома и подбитые танки.
Контраст между зимним пейзажем до Крымских гор и залитой солнцем Ялты был разительным. В распоряжении Рузвельта была резиденция царей, Ливадийский дворец. Рузвельт занял царские апартаменты — комнаты первого этажа. Генерал Маршал и адмирал Кинг расположились на втором этаже — в прежних покоях императрицы. Зал заседаний был рядом, равно как и банкетный зал. Советская делегация прибыла в Ялту на следующий день. У лидеров трех стран, судя по всему, не сформировалась еще четкая временная перспектива, они полагали, что война продлится еще не меньше года. Весеннего ускорения в войне не предвидел никто.
Большая дипломатия началась с встречи Рузвельта со Сталиным, крепко пожавших друг другу руки и улыбавшихся подобно старым друзьям. Первыми же своими словами Рузвельт задал тон. Кто добьется своей цели первым: американцы, войдя в Манилу, или русские, войдя в Берлин? Сталин ответил, что, без сомнения, первой падет Манила: немцы за Одером сражаются отчаянно. Сталин предложил президенту Рузвельту кресло председателя конференции. Сидя в обитом темным деревом царском кабинете, Рузвельт старался завоевать доверие Сталина и Молотова, говоря о потрясении от виденных в Крыму разрушений. Он теперь чувствует большее ожесточение в отношении немцев, и если Сталин поднимет тост за казнь 50 тысяч немецких офицеров, он его поддержит. Рузвельт пытался найти общий язык со Сталиным по вопросу будущего Франции — жаловался на англичан, которые уже два года упорно стремятся к воссозданию на западной границе Германии мощной Франции. Но Франция неспособна противостоять восточному соседу. «Англичане особый народ, они хотят и съесть торт, и сохранить его», — так оценил английскую политику президент. Они поддерживают слабую Францию, чтобы сохранить контроль над Западной Европой.
Сталин согласился с критическими замечаниями в адрес де Голля (с которым месяц назад подписал договор) и никогда на этой встрече не подчеркивал выигрышности советских военных позиций, уже занятых в Центральной Европе. Такие американские историки, как Д. Клеменс, считают, что он боялся напугать Рузвельта, не хотел создавать впечатление о всемогуществе СССР на данном этапе войны и даже искусственно затянул наступление на Берлин, отказав маршалу Жукову закончить войну в феврале 1945 года прямым броском на «Берлин, до которого на отдельных участках оставалось всего 60 километров».
Конференция началась в пять часов вечера 4 февраля 1945 года обзором военной обстановки. Рузвельт заметил, что предстоит пересмотреть едва ли не всю карту Европы. Сталин сказал, что следует готовиться к летнему наступлению, он не верил в скорую развязку. Согласно предложению Рузвельта, решались три задачи: польский вопрос, участие СССР в войне на Тихом океане и создание Организации Объединенных Наций.
Попытки Рузвельта найти личный контакт со Сталиным приносили плоды. Вечером первого дня, во время организованного американцами ужина в узком кругу, он говорил об ответственности великих держав. Царило редкое единодушие (испорченное на некоторое время лишь неудачной попыткой Рузвельта обратиться к Сталину как к «дяде Джо»). Черчилль поддержал право «вето» в высшем совете новой мировой организации. Он также использовал свое право на бестактность, когда провозгласил тост за мировой пролетариат. Рузвельт неоднократно повторял, что единство трех представленных на конференции держав — ключ к созданию подлинно стабильной международной системы в послевоенном мире. Рузвельт поддержал Сталина в вопросе о репарациях: «Уровень жизни в Германии не должен превышать уровня России». Сближению содействовало снятие просьбы о предоставлении отдельным советским республикам мест в Ассамблее (кроме Украины и Белоруссии). Рузвельт предложил оставить вопрос о членстве в ООН до созыва учредительной конференции. Англичане поддержали советское предложение (не забудем о доминионах). Рузвельт предпочел не заострять ситуацию в момент, когда дорога к созданию ООН обозначилась и даже была названа дата созыва учредительной конференции — 25 апреля 1945 года.
На вечернем банкете первого дня Сталин провозгласил тост за «наш союз» и пояснил: «В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Возможно, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «Почему я не должен обманывать своего союзника?» Но я как наивный человек думаю, что лучшим для меня является не обманывать своего союзника, даже если он глуп. Возможно, наш союз силен именно потому, что мы не обманываем друг друга, или потому, что не так просто обмануть друг друга».
В ходе второго дня Рузвельт сделал важное заявление: конгресс и американский народ не согласятся на содержание значительных американских войск в Европе «на период более чем два года». Следовало заполнить вакуум, чтобы обеспечить наличие в Европе достаточных для сдерживания Германии сил. 6 февраля 1945 года речь шла о создании мировой организации с контрольными функциями — главный вопрос для американцев. Рузвельт сказал, что не верит в вечный мир, но верит в то, что большой войны удастся избежать еще пятьдесят лет. Госсекретарь Стеттиниус изложил американский вариант главного органа будущей мировой организации — Совета Безопасности, где постоянные члены Совета Безопасности получали право вето в вопросе экономических и военных санкций. Американскую сторону интересуют два момента: сохранить единство великих держав и в то же время позволить малым странам изложить свои претензии в Совете Безопасности. Хартия ООН должна была содержать положения об опекунских правах отдельных стран. Здесь характерна реакция У. Черчилля: «Ни при каких обстоятельствах я не соглашусь на то, чтобы шарящие пальцы сорока или пятидесяти наций касались вопросов, представляющих жизненную важность для Британской империи. До тех пор, пока я являюсь премьер-министром, я никогда не отдам под опеку ни пяди нашего наследства». Сталин поднялся со своего кресла и зааплодировал. (Черчилль тотчас же обратился к Сталину: как он отнесется к превращению Крыма в международную зону отдыха? Сталин сказал, что был бы рад передать Крым для встреч большой тройки).
