Рифат Шайхутдинов - Современный политик: охота на власть
Ими могут стать, например, собственные образцы и, затем, собственные стандарты демократии. В этом случае Россия сможет частью своих внешних контрактов и коммуникативных тем отвечать более высоким стандартам демократичности, а значит, и в остальном сможет стать существенно более свободной.
Это парадоксальное обстоятельство стало понятным на примере сегодняшней Украины. Новое украинское правительство объявило о пересмотре трех тысяч приватизационных сделок (даже с участием западных инвесторов), совершенных, с его точки зрения, с нарушениями закона, — однако США и ЕС это воспринимается с пониманием. При этом в России «дело ЮКОСа» и любые намеки на возможность «пересмотра итогов приватизации» вызывают очень острую реакцию Запада.
Дело в том, что Украина сейчас достигла — под ожидания действий новых властей по сближению с ЕС и демократизации — определенного уровня коммуникации с Западом (на тему демократии и движения к ней). После этого она может делать фактически все что угодно. Например, устроить сотни показательных процессов над олигархами — с точки зрения Запада, это будет означать движение к демократии. Идеологически любые действия Украины после установления такого типа коммуникации — после вхождения в клуб «передовых стран», да еще на правах форпоста демократии на постсоветском пространстве — будут рассматриваться как соответствующие и приемлемые. Тем самым Украина сегодня стала существенно более свободной и суверенной страной, чем раньше.
Получается странный, но, по-видимому, логичный вывод: проблема суверенитета — это проблема воли интеллекта, стоящего выше внешних ограничений и законов. Как только этими ограничениями элита страны начинает играть, как только поверх этих ограничений она вступает в коммуникацию с теми игроками, которые не слепо подчиняются правилам, а проблематизируют и обсуждают их и тоже играют с ними, — появляется возможность суверенитета. У того, кто не способен играть, она никогда не появляется. Суверенным можно стать благодаря интеллектуальному усилию и освоению технологии игры.
России никто не мешает выработать свои собственные проекты по развитию страны. Для этого достаточно выделить несколько десятков миллионов долларов и собрать хорошую команду. Стабилизационный фонд Россия накопила — значит, проекты возможны.
По-видимому, мешает в первую очередь страх. Страх, что они этого не смогут, что фонд разворуют. Страх изменить самоопределение — правящая верхушка за десяток лет привыкла к позиции «бывшей великой державы», к положению наследников-хранителей. Имеет место блокировка на уровне сознания псевдоэлиты. Кроме того, мешает отсутствие самих проектов, неспособность их разработать и неспособность понять последствия.
Но ведь в 1870-х годах, после крестьянской реформы, как и в конце 1920-х, после Гражданской войны, ситуация была хуже, чем сегодня. Однако суверенность России была восстановлена. А придумать себе объяснений, почему страна не может оторваться от нарисованной линии, можно очень много.
Битва за Россию начинается
Россия еще не потеряла суверенитет. Но раз за разом она упускает возможность осуществить очередное действие по восстановлению суверенитета.
Типичный пример того, как Россия теряет очередную «точку суверенитета», ситуация с Киргизией: Россия помогла вывезти Аскара Акаева и выступила посредницей в договоренности о его отставке и о бескровной передаче власти. Но российские политики не увидели здесь возможности договориться о новой конфигурации сил вокруг Киргизии ни с Китаем и США, которые тоже играют в этом регионе, ни даже с самой Киргизией. Россия спасала своего «старого знакомого», но упустила возможность получить свои дивиденды от роли посредника и той силы, которая может вмешаться в ситуацию и решить ее. Другой пример: Россия могла бы, договорившись с США по поводу рыночных принципов хозяйствования и демократии, выговорить себе функцию контроля над Евразией. Средняя Азия, Индия, Китай, поддержание демократии в Афганистане — поле деятельности огромно. Россия могла бы стать сверхвеликой державой. У США просто не хватит ресурсов поддерживать свой «имперский» порядок сразу и в Афганистане, и в Ираке, и в других странах, которые они уже готовы включить в зону этого порядка. Россия, например, могла бы контролировать Северную Корею с ее грязными ядерными бомбами — причем США было бы совершенно все равно, будет там установлен капитализм или же Россия разработает для Северной Кореи некоторый очередной шаг социализма-коммунизма в качестве социального эксперимента.
На такие проекты США готовы выделять огромное количество денег — только бы глобализованный порядок расширялся, угроза международного терроризма уменьшалась и не гибли бы американские солдаты. Со стороны России могут быть предложены гарантированные поставки нефти или газа — это и может быть предметом договора. Россия при этом будет преследовать собственный интерес: реализовывать множество межкультурных проектов в рамках функции моста между Европой и Азией. Если же не будет сделано этого или какого-то подобного шага, то это будет никому не нужная, забытая северная территория, которую можно превращать в свалки, в зону добычи урана, алмазов, нефти или леса.
Таких упущенных возможностей можно перечислить множество. Нынешние власти вместо борьбы за суверенитет и восстановление России начали восстанавливать вертикаль власти — одна упущенная возможность. Ценой обескровливания и обессмысливания жизни стали устанавливать стабильность — другая. Вместо элиты власти стали формировать класс высших чиновников, меняя олигархов на чиновную массу, шило на мыло — третья.
Власти не удосужились подвергнуть ревизии саму проблему государства, власти, суверенитета, экономики и всего остального. Понятийная катастрофа в умах, отсутствие воли, отсутствие элиты приводят к тому, что Россия сдает позиции — не потому, что она их не может не сдать, а потому, что она оказалась несовременной совершенно в другой сфере. Точно так же СССР не мог противопоставить западным социальным идеологическим технологиям свои и мгновенно распался без бомбежек и войн. Эта ситуация продолжается, но не обсуждается. Многие темы, поднятые здесь, в этой книге, остаются вне поля зрения, за скобками.
Тем не менее мы убеждены в том, что основные пункты суверенности в России еще сохранились: евразийская роль России, ядерный потенциал, человеческий потенциал, энергоресурсы и так далее. Но державы, входящие в глобализованное человечество, будут сейчас раз за разом испытывать Россию на прочность: какова будет реакция на шаги, ударяющие именно по этим существенным пунктам суверенности. Поэтому битва за Россию только начинается — все, что было до этого, было окончательным решением старых проблем, доставшихся в наследство от СССР. Теперь весь вопрос в том, каким образом «заденут» Россию и заговорит ли она, сможет ли ответить.
Начнется эта битва в обозримом будущем. Первые попытки — 2008 год. Нельзя сказать, что этой опасности власти не видят, но реагируют они на нее единственным известным им способом: «укрепляют вертикаль власти» и «консолидируют элиты». Но сколько ни укрепляй несовременную проигрывающую власть и не консолидируй псевдоэлиты (региональное чиновничество и компрадорскую буржуазию) — результата не будет. Однако ни одного шага по формированию России как евразийского игрока не делается.
Скорее всего, Россию через три года ждет серия «оранжевых революций» в провинциях, ряд бунтов, после чего к управлению будут допущены управляемые демократические лидеры. Далее — убийство национальной промышленности, разоружение, блокировка ядерных объектов внешними силами. Гниение в этом состоянии лет сорок — пока полностью не сменится поколение россиян. Словом, максимально гнусный сценарий. Приготовление к этой битве уже началось. Битву за суверенность выигрывают властной волей, интеллектом и умением работать с современными технологиями власти. Сомнительно, чтобы нынешние российские власти это понимали — судя по тому, как они шаг за шагом сдают позиции, даже не понимая этого и продолжая твердить о территориальной целостности, современное российское сознание еще не сложилось.
Мы совершено убеждены в том, что власть в России в 2008 году изменится. Вопрос только в одном: будет ли это изменение власти проведено по сценарию оппонентов России или по сценарию ее модернизации? Власти могли бы сами запустить античиновничьи революции, отказаться от поиска преемника, самим осуществить замену власти, начать работать с народом и пестовать элиты[53]. Надежд на это почти нет. Нынешние власти пока сами не понимают, за что им биться.
Первоочередные задачи российской власти
