Саад Минкаилов - Емеля с печи .Обобщенный портрет
Без малого 17 лет они колесили и изучали ее, пытаясь вместе с европейскими марксистами возбудить европейский пролетариат. Но тамошний пролетариат оказался не восприимчивым к агрессивным призывам марксистов, и не видел смысла только лишь из-за "классового антагонизма" хвататься за булыжник. Рушились надежды и на русскую революцию. Рутинную подрывную работу в тылу Российской империи и на фронтах большевики не прекращали ни на минуту, но желанного эффекта не было. Царское самодержавие казалось непоколебимой твердыней. Ленин еще в октябре 16-го года в сердцах пророчествовал: "В России никогда не будет революции!". А в январе 17 года уже более спокойно делился мечтами в кругу партийцев, что, возможно, их дети застанут пролетарскую революцию. Февральская революция 17-го произошла НЕОЖИДАННО. Ее не ожидали большевики, ее не ожидал народ, она была полной неожиданностью для царского правительства. Это уже после, задним числом, появились многочисленные пророческие приписки вождям и "научные" труды, доказывающие "историческую неизбежность" того, что произошло (не путать марксистские домыслы с Божьим провидением). Чем дальше, тем больше все обрастало мифами, как и положено в человеческих сообществах, построенных на лжи.
К началу ХХ века законы революции считались изученными досконально. Многие социологи, историки, политические деятели того времени отрицательно относились к этому явлению, так как, по их мнению, революция мало изменяла сущность общества. Пугала чудовищная диспропорция между "ценой" и "результатом". При изобилии трупов и крови происходила всего лишь определенная рокировка во властной элите со сменой атрибутики и вывесок. Большевики все эти выкладки относили к "буржуазной трусости" и не думали отказываться от своих планов.
Им нужна была не просто рокировка во властной элите, а ПОЛНАЯ ЗАМЕНА ВЛАСТНОЙ ЭЛИТЫ. Как можно было отказаться оседлать такой неприхотливый и податливый на эксплуатацию материал, каким всегда был русский мужик. Только благодаря крепостным рабам, которых можно было рекрутировать в любом количестве и погонять любым образом, российская империя разбухла до гигантских размеров и наводила страх на Европу.
Как мы уже отметили, большевики придали "смысл" русскому бунту, оставив без изменения "беспощадность". "Смыслов" было даже много: смысл для большевистской еврейской верхушки, смысл для русской крепостной массы, смысл для обреченного русского дворянства и интеллигенции, смысл для национальных окраин и смысл для остальных стран. БЕСПОЩАДНОСТЬ русского бунта большевики использовали в полной мере, прибавив к нему еврейскую изощренность.
В разгар революционной горячки за действиями и политическими выкрутасами Ленина не могли угнаться не только ортодоксальные марксисты, но даже самые близкие из его компаньонов. Уже утвердившийся политический лозунг, через короткое время сменялся на противоположный призыв. Он резко обрывал своих оппонентов, говоря, что "марксизм не догма, а руководство к действию". Ленин чутьем практика знал, где скрыта опасность для большевиков на каждом этапе революции. Некоторых моментов он опасался особенно.
Во-первых, того этапа революции, которую принято называть "контрреволюцией". Слово "контра", благодаря большевистской агитации стало надолго пугалом для российской толпы. Во-вторых, русского мужика могли оседлать наряду с большевиками другие соперничающие партии. И все эти учредительные собрания, многопартийность, демократия, либерализм и прочий "буржуазный" балласт мог повиснуть камнем на ногах. В конечном итоге, западные политические модели преломились бы через русскую действительность, но время было бы упущено. В- третьих, русский мужик мог устать от крови и драки и пойти домой раньше времени. "Низы" могли впасть в апатию, а в "верхах" могла произойти кристаллизация власти. И это могло произойти до момента единоличного захвата власти большевиками и установления диктатуры "пролетариата".
Это был бы провал. Надо было учесть российскую действительность. В общем- то, русскому мужику много и не надо было – разрядиться малость, покуражиться, дать выход инстинктам и только. И он куражился от души, с рабским сладострастием, ощущая внутри приятную щекотку безнаказанности. Облаченный в солдатскую шинель и матросский бушлат он испражнялся в золоченых дворцах, пинал под зад и грабил любого, кто носил пенсне и крахмальный воротник, насиловал монашек и гимназисток, убивал ради забавы и пьянствовал до посинения.
Но большевики дисциплинировали всю эту дикую клокочущую массу, придали массовым убийствам идеологический смысл на понятном для простого мужика уровне, и, положив 15 миллионов жизней, вышли победителями в гражданской войне. Но на этом кровавая вакханалия не закончилось. Однажды запущенный маховик массовых убийств не останавливался в этой Богом проклятой стране даже на короткий период.
После первых же годов правления большевиков русский мужик стал воспоминать "гнет помещиков и капиталистов" как сладкую сказку. Это тоже учитывалось новой властью. Реставрации быть не должно было. Большевики под корень истребили царскую семью и все, что напоминало высшее сословие. Затем истребляли всякого, кто "не с ними" и к слову которого могли прислушаться. Интеллигенцию истребляли в несколько этапов, пока не вырастили на рабфаках "передовые" рабоче-крестьянские кадры, не страдающие буржуазной ограниченностью.
На огромном евразийском пространстве евреи строили для себя новую "землю обетованную". Теперь на основе НОВОЙ САТАНИНСКОЙ РЕЛИГИИ они склеивали для себя ими же разрушенную империю. Большевики осознавали – для того, чтобы удержаться у власти, мало было физически истребить прежнюю властную элиту. Надо было выжигать под корень все, что служило идеологическим субстратом прежней власти. Была налажена невиданная по масштабам пропагандистская работа среди масс. Центробежные тенденции в национальных окраинах были приостановлены не столько за счет силы оружия, сколько за счет удачной пропаганды идей социализма. Лозунги: "международная солидарность трудящихся", "борьба против эксплуататоров", "бедные против богатых" вбивались в голову всем народам и давали результаты. При этом Ленин и большевики, не скупились ни на какие обещания и сумели повернуть силу восставших "инородцев" против белогвардейского движения.
Для того чтобы сохранить империю, нужно было соблюсти второе непременное условие – СОХРАНИТЬ ПРИОРИТЕТ РУССКОГО МУЖИКА в новой мифологической конструкции. Теперь это был, как выражался Ленин, не "русский держиморда", охраняющий "тюрьму народов", а "старший брат" в многонациональной семье трудящихся. Надо сказать, что первые 20 лет советской власти, основной акцент большевистской политики был направлен на "интернациональное единство" советского народа. НАДНАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР коммунистической религии был более перспективен для дальнейшего сохранения многоплеменной империи и заодно позволял зачинщикам смуты затеряться в "братской семье народов". Только Сталин больше заигрывал с русскими. Еще в 1922 г., выступая перед горскими народами Кавказа, предупреждал, что участие казаков в белогвардейском движении не дает право горцам третировать их. По мере укрепления власти Сталина, акцент в национальной политике постепенно сместился в сторону главенствующей роли "старшего брата". Это, правда, не мешало Сталину эксплуатировать "старшего брата" по полной программе. Но для русского мужика было неважно, что на его шею надели гораздо более жесткое ярмо, чем при царизме и что его загнали гнить в лагеря, по сравнению с которыми дореволюционные каторги могла считаться курортами. Важно было другое. За ним сохранили пресловутую "передовую роль", но уже в мировом пролетарском движении. На него теперь была возложена более масштабная "миссия", чем "освобождение" славянских народов. Теперь он должен был возглавить мировую революцию против мировой буржуазии и "освободить" трудящихся всех стран.
Армия, промышленность, энергетические комплексы, коммуникации содержались в основном за счет русских. Важные промышленные объекты стратегического значения в национальных республиках возводились, используя масштабное десантирование населения из русской глубинки. Хотя и нацменов также посылали на строительство промышленных объектов, что возводились по всей стране, но это был не столь податливый для регуляции процесс из-за наличия у нацменов развитых семейно-родственных уз и привязанности к своей земле. Большевики под разными предлогами старались смешать нации и племена между собой, но в основном поощрялись смешанные браки с русскими. Старались, чтобы у нового советского человека преобладали черты русского характера, главные из которых: податливость, управляемость, небольшой уровень бытовых запросов. Одновременно в драматургии, в кинематографе, в художественной литературе создавался образ многонационального коллектива, с энтузиазмом строящего новую жизнь, в котором наиболее мудрым, понимающим, учитывающим актуальность момента наставником был русский рабочий.
