Владимир Мединский - Россия никогда не сдавалась. Мифы войны и мира
Порочный круг. Разорвана цепь: работодатель — ВУЗ — человек, и в результате по столицам плещется море невостребованных амбиций, подкрепленных только бумажками дипломов.
Не логичнее ли перестроить экономику высшего образования, изменив сам принцип, который лежит в ее основе?
Необходима система, при которой 90 % или даже 95 % студентов имеют своего конкретного заказчика. То есть того, кто сначала платит за обучение, а потом обеспечивает студента работой.
Таких заказчиков может быть два. Или это государство — по тем профессиям, которые нужны государству: от офицеров, врачей, учителей до геологов и инженеров-ядерщиков, — и тогда молодой специалист должен отработать оговоренный срок, согласно договору, там, где с самого поступления в ВУЗ его ждут (и куда его пошлют).
Или это бизнес, — с последующим «распределением» именно в эти компании. Уверен, бизнес не только обеспечит «своих» студентов матбазой, местом практики, но и — на протяжении всего учебного процесса — будет следить за качеством обучения: он же платит.
Отношения между студентом и его «заказчиком» должны быть договорными, взрослыми — с выплатой полной стоимости обучения и неустоек в том случае, если молодой специалист взбрыкнет и возжелает взять «свободный диплом».
При системе заказа на студента сам собой решается вопрос со стипендиями. Государство фактически берет молодого человека на содержание, как в армии, и сегодняшними символическими стипендиями-подачками ограничиться уже не сможет. А для бизнеса это вообще понятно: достойная стипендия — аванс будущей зарплаты.
Естественным образом также решается и вопрос с оплатой профессуры.
В чистом виде бесплатное обучение — когда государство как сейчас платит за обучение студента без всяких обязательств — также возможно. Но предоставляться — только тем 5-10 % студентов, которые проявили свой талант к будущей профессии. Критерием для зачисления на бесплатные места и получение солидных именных стипендий должна быть не бедность, а именно талант, одаренность.
Для всех остальных «вольнолюбцев», желающих избежать контракта с будущим работодателем, — обучение платное. Будет ли учащийся ВУЗа разгружать вагоны, оплатит ли его образование родители или будет взят образовательный кредит (это нынче просто) — личное дело студента-платника. И это — его личная свобода после института.
Так будет справедливо. Система простая и внятная.
Но не могу не сказать еще о справедливости. Вроде бы это не относится к высшему образованию… хотя еще как относится! Я про ЕГЭ. У него есть свои плюсы, есть свои минусы, но давайте честно признаем: ни одной из задач, ради которых единый госэкзамен затевался, он не решил. Коррупцию не победил. Новых Ломоносовых выявить явно не способен.
Я, гуманитарий, не возьмусь судить: может, в части химии-физики ЕГЭ является панацеей от всех бед, и без него своих Вернадских, Курчатовых и Королевых нам никогда не вырастить. Но ведь очевидно любому, что для истории, для литературы ЕГЭ может в лучшем случае служить предварительным, предэкзаменационным тестом. Это те предметы, у которых функция поважнее, чем тренировка короткой памяти. Они, с помощью учителей, позволяют развивать ум и сердце. Обществу нужны не ходячие флешки, а граждане и патриоты.
Да и какой может быть единый экзамен и единый образовательный стандарт, когда столь разительно отличается зарплата учителей по субъектам РФ? В Кургане она в среднем 12 тыс. руб. В Москве может быть 50 тыс. руб. и больше. А стандарт подготовки предполагается один?
В регионах в школе — глубокая обида на государство. Это — несправедливо.
Экономика образования должна измениться так, чтобы обеспечить отказ от инфантилизма и патернализма. Нужно связать воедино лучший опыт советской системы образования и западные образовательные технологии.
Будем и дале молиться на Болонскую систему? Или перестанем слепо обезьянничать, словно слепые «болонки»? Мы должны воссоздать Московскую систему образования. Систему, в которой бренды МГУ, СПбГУ, МФТИ, МИФИ, МГИМО, Бауманки etc — снова засияют на весь мир…
Пусть в остальном мире — равняются на нее.
«Мы живем в расколотом обществе, это наша общая беда»
О том, почему, изучая историю, важно понимать, что «твои предки не хотели сделать тебе хуже»[3]
Минул год с того дня, как президент Владимир Путин дал поручение создать единую концепцию учебника истории. Первые пособия новой линейки появятся не ранее 2015-го, а пока очевидно, что российское общество резко расходится в оценке наших исторических реалий. Свидетельством тому — события, развернувшиеся вокруг празднования 70-й годовщины снятия блокады Ленинграда, в частности, высказывание министра культуры и председателя Военно-исторического общества Владимира Мединского, усомнившегося в изобильном питании ленинградского руководителя Жданова, и реакция на него. Свою позицию Мединский объяснил в беседе с корреспондентом «Известий».
— Есть мнение, что новый единый учебник истории сродни закону о введении единомыслия в России.
— Совсем не так. Начнем с того, что единого учебника нет, есть концепция, согласно ей будет написано несколько линеек учебников. Безусловно, базовые вещи должны преподаваться канонически. Невозможно в 5–6 классе излагать диаметрально противоположные вещи о жизни, к примеру, Александра Невского или Кутузова. Ничего, кроме мусора в головах детей, мы не посеем.
Почитайте некоторых наших «историков-публицистов» — да у них всё описание войны 1812 года сводятся к тому, что Кутузов был «тайным эротоманом», и поскольку в русской армии, весьма пуританской по нравам, в отличие от французской, не было «маркитанток» и прочих девушек, Кутузов якобы держал при себе кавалергард-девицу в адъютантах — маскировался. Что якобы давало почву для всяких «гусарских баллад». Не пойму, чем это умаляет его полководческий гений, да и вообще — человеку, сохранившему такую энергию и изобретательность до преклонных лет, остается только завидовать.
А если серьезно, то важно, чтобы изучение истории не сводилось к пересказу сомнительных баек, а изучались смыслы, причинно-следственные связи и главное — мотивация человеческих поступков, их историческое и нравственное, применительно к изучаемой эпохе, предопределение.
— То есть концепция следующая: ребенку в школе расскажут каноническую, одобренную Минобразования версию, а потом уже его дело. Так?
— Ребенку в школе расскажут версию, которая является коллективным мнением лучших ученых страны. Самое главное, чтобы наши учебники были правдивы и интересны. И очень многое зависит от учителя.
Несколько лет назад я спросил студентов: «Каковы потери СССР в годы Великой Отечественной войны?» И не получил ни одного правильного ответа. Есть же цифра выверенная — около 26,7 млн. человек. Студенты называли и 12, и 20, и 30, и 50 млн. Дело не только в том, что они плохо знают историю, у нас правильная каноническая цифра теряется на фоне множества версий. А ведь есть еще и литература. У нее свои версии, иногда даже своя статистика. Вот Солженицын о ГУЛАГе…
— …Солженицын не мог знать статистики НКВД.
— Да, он опирался на отдельные несистематизированные отрывочные документы, на разговоры, оценки, кто-то где-то посчитал. Цифры жертв репрессий огромны, но они совершенно не те, что приводятся у Солженицына… Поэтому очень важно для историков донести до школьного курса какие-то базовые выверенные цифры, факты, каноны.
— Есть такое понятие — историческая правда? Как показывает история той же блокады, у каждого из ее участников правда своя.
— Правдой является то, что ленинградцы совершили великий подвиг, защищая родной город. Правда и то, что руководители Ленинграда совершили практически невозможное по организации этой обороны. Но правдой является и то, что «пайковое питание» в блокадном городе было, конечно, глубоко неравным: иждивенцы получали одну норму, рабочие — другую, деятели искусства и культуры — третью, начальники — четвертую. И это вполне объяснимо — пытались спасти будущую культуру страны, ее научный потенциал.
Да, государственные и партийные работники жили лучше, но какова была альтернатива: оставить город без руководства? Обратить ситуацию в хаос и тем самым сдать Ленинград на милость врагу? Как известно, Гитлер еще 22 сентября 1941 года однозначно высказался, что не заинтересован в сохранении Ленинграда и его жителей.
Вообще надо стремиться не судить о людях и событиях в истории, не пытаясь понять обстоятельств и мотивов действия. Это то, чем грешит вся историческая публицистика, да и я порой в том числе.
