Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер
Времяпрепровождение Гитлера в Мюнхене мало чем отличалось от его образа жизни в Линце и Вене. Не чувствуя в себе больше призвания к профессии художника, Гитлер продолжал однако рисовать только для того, чтобы заработать на кусок хлеба. Жена портного Поппа позднее вспоминала своего постояльца как чрезвычайно вежливого, но очень замкнутого молодого человека. «Иногда проходила целая неделя, а Гитлер так и не выходил из дома». Ни разу молчаливый квартиросъемщик не принял у себя гостя. /…/
Его талант живописца не получил дальнейшего развития. Рисунки оставались на прежнем уровне, менялись только мотивы: в Вене — церковь Карла, рынок сладостей, Старый город, в Мюнхене — Фельдхерхалле, Старая ратуша, придворный театр и пивоварня. Виды города — точные, правильные, но какие-то окаменевшие, бездушные, как и сам художник-чудак, опасающийся людей. /…/
Скудные свидетельства немногих современников, знавших в те годы Гитлера, показывают, что и в Мюнхене он по-прежнему был неприметным существом, странным одиноким волком, таким же плоским и бесцветным, как и все его картинки».[28]
Все, что известно о Гитлере, начавшем приобретать популярность уже после войны, в конце 1919 — начале 1920 года, и завоевавшим немногими годами позднее всемирную славу, резко расходится с возможным предположением о том, что неприметность, плоскость и бесцветность могли быть внутренними органическими чертами этой бурной и импульсивной натуры.
Здесь приходится подозревать вынужденную бесцветность его поведения, диктуемую крайне опасными обстоятельствами, угрожавшими Гитлеру при его обнаружении какими-то лицами или организациями.
Характерно, что в настоящее время известно лишь несколько фотографий Гитлера периода Первой Мировой войны — служебные снимки в его личном деле фронтовика и несколько случайных фотографий, сделанных однополчанами.[29] Они не предназначались ни для какого распространения. К тому же хорошо известного позднее Гитлера просто невозможно узнать на этих фото — в фуражке и с усами невероятной формы, на некоторых — как у Буденного.[30]
Удались позднее и несколько попыток обнаружить Гитлера среди толпы на массовых снимках 1914 и 1919–1921 годов.[31]
Есть и фотография Гитлера на разрешении владения оружием в ноябре 1921 года[32] — понятно, что этот документ (равно как и оружие) Гитлер был обязан демонстрировать лишь полиции при проверках.
Но кроме перечисленного нет ни одного его приватного снимка за весьма длительный период — от последних лет учебы в реальном училище и до осени 1923 года. После 1919 года Гитлер не только отказывался сниматься, но и запрещал фотографировать себя. Это вступило в заметные противоречия с его стремлением к политической карьере.
Cчитается, что нужно всерьез принимать такие объяснения: «Новоявленный политик со всей силой стремился к публичности, но избегал фотографий в прессе из боязни, что фотографию могут использовать для его розыска: в северной Германии НСДАП была запрещена, а Гитлер состоял в розыске. Таким образом Гитлер выдавал себя за «mysteryman»[33], надеясь увеличить интерес к своей персоне. «Сиплциссимус», самая знаменитая сатирическая газета Германии, задала вопрос: «Как же все-таки выглядит Гитлер?»»[34]
Приведенное мнение нельзя расценивать как чистейшее вранье, хотя его автор, плодовитый и трудоспособний историк и писатель Анна Мария Зигмунд неизменно прибегает к выдумкам и подтасовкам, исчерпав все прочие аргументы — это не противоречит женской логике.[35] В данном же случае имеет место полуправда: подобный мотив для сокрытия свей внешности у Гитлера действительно имелся, но этим не исчерпывалось его отношение к данной проблеме.
Запреты НСДАП на севере Германии и объявления о розыске Гитлера стали происходить лишь с июня 1922 года — после убийства националистами немецкого министра иностранных дел Вальтера Ратенау.[36] Вот тогда-то и вплоть до 1925–1928 годов в «Северной Германии НСДАП была почти везде запрещена»,[37] а собственный запрет на фотосъемки Гитлер осуществлял, повторяем, еще с 1919 года.
Притом стремление Гитлера к публичности происходило с соблюдением страннейших мер: «Журналист и очевидец Конрад Гайден вспоминает: «На собраниях, благодаря изощренным световым трюкам, Гитлеру удавалось оставаться невидимым. Благодаря тусклому, затуманенному свету видно было только его худую фигуру и торопливые движения»»[38] — это свидетельство приводит сама Зигмунд.
Понятно, конечно, что рост популярности Гитлера препятствовал сохранению такой невидимости.
Ханфштангль рассказывает о совместной кратковременной поездке в апреле 1923 из Мюнхена в Берлин — на территорию, тогда неподконтрольную Гитлеру и обычно сопровождавшим его головорезам.
По дороге Гитлеру действительно угрожали возможные неприятности, но ведь никто и не заставлял его выбирать именно этот путь: «Мы поехали [на машине] по лейпцигской дороге через Саксонию, тогдашнее правительство контролировали коммунисты[39]. Гитлер шел на серьезный риск, путешествуя по этому маршруту, потому что в тех землях был выписан ордер на его арест и даже была назначена цена за его голову, как националистического агитатора».[40]
Вот в самом Берлине ничто тогда формально не угрожало Гитлеру. Тем не менее, именно там произошел многозначительный эпизод — в берлинском «Луна-парке», куда Гитлер заглянул в один из вечеров: «какой-то человек с камерой узнал Гитлера и попытался его сфотографировать. /…/ Может быть, этот кто-то видел Гитлера в Мюнхене. Гитлер был в ужасе. /…/ Он подошел прямо к тому человеку и сказал, что тот должен вернуть ему пленку, что Гитлер не может позволить себе быть запечатленным на фотографии в Луна-парке, что его жизнь будет разрушена, что это вызовет невероятный скандал и дальше в том же духе. Спор шел около часа, и гиперболы Гитлера достигли еще больших высот, теперь это мог быть конец немецкого движения за свободу, он был как одержимый. В конечном счете тот несчастный фотограф, который действительно не хотел никому причинить никакого вреда, а просто хотел сохранить себе хорошую фотографию в качестве сувенира, сдался и пообещал никогда не проявлять пленку, и это обещание он безусловно выполнил, поскольку эта фотография никогда нигде не появлялась».[41]
Свой категорический запрет на публикацию его фотоизображений Гитлер снял лишь после того, как 2 сентября 1923 года с ним неожиданно произошел схожий инцидент. На праздновании Дня Германии в Нюрнберге одному из репортеров удалось сделать несколько фотоснимков Гитлера. Последний попытался отнять фотокамеру и принялся избивать сопротивлявшегося репортера — редчайший случай личного проявления Гитлером физического насилия. Возмущенная публика вступилась за избиваемого — и тому удалось отстоять свое достояние. На следующий день фотоснимки Гитлера были впервые опубликованы в прессе; один из них приведен Кноппом — тут Гитлер безусловно узнаваем.[42]
Сразу после этого Гитлер отменил никому не понятный запрет фотографировать себя.[43]
Позднее, после Мюнхенского путча в ноябре 1923 и последовавшего суда, Гитлер прославился по всей Германии и даже по Европе, а сидя в тюрьме никак не мог контролировать публикацию своих фотографий: Альфред Розенберг,[44] возглавивший партийное руководство в отсутствии Гитлера, поддерживал память об узнике, распространяя открытки с портретом фюрера «миллионами штук».[45]
Но и много лет спустя, когда его внешний облик стал известен всему свету, поведение Гитлера продолжало отличаться необъяснимыми странностями. Популярнейший биограф Гитлера Иоахим Фест подчеркивает: «Он все время был озабочен тем, чтобы заметать следы, не допускать опознаний, продолжать затуманивать и без того темную историю своего происхождения и своей семьи. /…/
Когда в 1930 году появились слухи о намерениях заняться поиском сведений о его семье, Гитлер был чрезвычайно обеспокоен. «Людям не надо знать, кто я. Людям не надо знать, откуда я и из какой семьи». /…/
Когда в 1942 году ему доложили, что в деревне Шпиталь обнаружена имеющая отношение к его семье могильная плита, с ним случился один из его припадков безудержного гнева. Своих предков он превратил в «бедных безземельных крестьян», а отца, отставного таможенного чиновника, — [в] «почтового служащего»; родственников, пытавшихся вступить с ним в контакт, он безжалостно гнал прочь /…/.
