Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №17 от 24.04.2012
Одна надежда на время и на историю, которые образумят наши страны, вернут былую дружбу между народами, чтобы сохранять мир, как это было 40 послевоенных лет.
Вячеслав БОБРОВНИКОВ, №18, 1997 г.
ГИЕНЫ ПОЛЯ БОЯ
Перечитывая публицистику А.С. Пушкина, наткнулся на очень интересную статью, опубликованную в «Современнике» в 1836 году. Называется она «Собрание сочинений Георгия Кониского, архиепископа Белорусского».
Жизнь Георгия Кониского принадлежит истории. Он вступил в управление своей епархией, когда Белоруссия находилась ещё под игом Польши. Православие было гонимо католическим фанатизмом. Православные церкви стояли пустыми или отданы были униатам. Миссионеры насильно гнали народ в униатские костелы, издевались над ослушниками, секли их, заключали в темницы, томили голодом, отнимали детей, чтобы воспитывать в своей вере, уничтожали браки, совершенные по обряду православной церкви, происходило надругательство над могилами православных.
Григорий Кониский написал книгу «История Малороссии». Эта книга не была издана и известна только в рукописи. Пушкин приводит отрывок из «Истории Малороссии», который называется «Казнь Остраницы».
«Как историк, - пишет А.С. Пушкин, - Григорий Кониский ещё не оценен по достоинству, ибо счастливый мадригал приносит иногда более славы, нежели создание истинно высокое, редко понятное для записных ценителей ума человеческого и малодоступное для большого числа читателей».
4 500 000 000 долларов требует Польша у России за мифический расстрел органами НКВД польских офицеров в Катыни! Родственники польских офицеров (с текущей в их жилах сучьей кровью польской шляхты) уже выстраивают очереди за получением компенсации. Недаром в немецком МИДе перед Второй мировой Польшу называли «гиеной поля боя»! Предлагаю читателям отрывок из «Казни Остраницы» Г. Кониского. В.В. Шарлай
«На место замученного Павлюги выбран в 1638 году гетманом полковник нежинский Стефан Остраница, а к нему придан в советники из старого и заслуженного товарищества Леон Гуня, коего благоразумие в войске отменно уважаемо было. Коронный гетман Лянцкоронский с войсками своими польскими не преставал нападать на города и селения малоросские и на войска, их защищавшие, и нападения его сопровождаемы были грабежом, контрибуциями, убийствами и всех родов бесчинствами и насилиями. Гетману Остранице великого искусства надобно было собрать свои войска, везде рассеянные и всегда преследуемые поляками и их шпионами; наконец собрались они скрытыми путями и по ночам к городу Переяславлю, и первое их предприятие было очистить от войск приднепровские города, на обоих берегах сея реки имеющиеся, и восстановить безопасное сообщение жителей и войск обеих сторон. Успех соответствовал предприятию весьма удачно. Войска польские, при городах и внутри их бывшие, не ожидая никаких предприятий казацких по причине наведённых им страхов последнею зрадою и лютостию над Павлюгою и другими чинами произведённою, ликовали в совершенной беспечности, и потому они были везде разбиты; а упорно защищавшиеся истреблены до последнего. Амуниция их и артиллерия достались казакам, и они, собравшись в одно место, вооружённые наилучшим образом, пошли искать гетмана Лянцкоронского, который с главным войском польским собрался и укрепился в стане при реке Старице. Гетман Остраница тут его застал и атаковал своим войском. Нападение и отпор были жестокие и превосходящие всякое воображение. Лянцкоронский знал, какому он подвержен мщению от казаков за злодейства, его вероломством и зрадою произведённое над гетманом Павлюгою и старшинами, и для того защищался до отчаяния; а казаки, имея в памяти недавно виденные ими на позорище в городах отрубленные головы из собратий, злобились на Лянцкоронского и поляков до остервенения, и потому вели атаку свою с жестокостью, похожей на нечто чудовищное; и наконец, сделавши залп со всех ружей и пушек и произведши дым почти непроницаемый, пошли и поползли на польские укрепления с удивительною отвагою и опрометчивостью и, вломясь в них, ударили на копья и сабли со слепым размахом. Крик и стон народный, треск и звук оружия уподоблялись грозной туче, всё повергающей. Поражение поляков было повсеместно и самое губительное. Они оборонялись одними саблями, не успевая заряжать ружьев и пистолетов, и шли задом до реки Старицы, а тут, повергаясь в неё в беспамятстве, перетопились и загрязли целыми толпами. Гетман их Лянцкоронский, с лучшею немногою конницей, завремённо бросился в реку и, переправившись через неё, пустился в бег, не осматриваясь и куда лошади несли. Стан польский, наполненный мертвецами, достался казакам с превеликою добычею, состоящею в артиллерии и всякого рода оружия и запасах. Казаки по сей славной победе, воздевши руки к небесам, благодарили за неё бога, поборающего за невинных и несправедливо гонимых. Потом, отдавая долг человечеству, погребли тела убиенных и сочли польских мертвецов 11 317, а своих - 4727 человек (2,6:1. Хороший итог для честного боя! Умели же драться мои предки малороссияне! - В.Ш.), и в том числе советника Гуню. Управившись с похоронами и корыстьми, погнались за гетманом Лянцкоронским и, настигнув его в местечке Полонном ожидающего помощи от Польши, тут атаковали его, запершегося в замке. Он, не допустив казаков штурмовать замка, выслал против них навстречу церковную процессию с крестами, хоругвями и духовенством русских, кои, предлагая мир от гетмана и от всея Польши, молили и заклинали богом гетмана Остраницу и его войска, чтобы преклонились они на мирные предложения. По долгом совещании и учинённых с обеих сторон клятвах собрались в церковь высланные от обоих гетманов чиновники и, написавши тут трактат вечного мира и полной амнистии, предающей забвению все прошедшее, подписали его с присягою на Евангелии о вечном хранении написанных артикулов и всех прав и привилегий казацких и общенародных. Засим разошлись войска восвояси.
Гетман Остраница, разослав свои войска, иные по городам в гарнизоны, а другие в их жилища, сам, и со старшинами генеральными и со многими полковниками и сотниками, заехал в город Канев для принесения богу благодарственных молений в монастыре тамошнем. Поляки, отличавшиеся всегда в условиях и клятвах непостоянными и вероломными, держали трактат с присягою, в Поклонном заключённый, наравне со всеми прежними условиями и трактатами, у казаков с ними бывшими, то есть в одном вероломстве и презорстве; а духовенство их, присвоив себе непонятную власть на дела божеские и человеческие, определяло хранение клятв между одними католиками своими, а с другими народами бывшие у них клятвы и условия всегда им разрешало и отметало, яко схизматические и суду божию не подлежащие. (Поляки - ещё один богоизбранный народ! Вспомните разделение по Талмуду на иудеев и не имеющих никаких прав гоев! Выделено. - В.Ш.) По сим странным правилам, подлым коварством сопровождаемым, сведавши поляки чрез шпионов своих жидов о поездке гетмана Остраницы с штатом своим без нарочитой стражи в Канев, тут его в монастыре окружили многолюдною толпою войск своих, прошедших по ночам и байракам до самого монастыря Каневского, который стоял вне города. Гетман не прежде узнал о сем предательстве, как уже монастырь наполнен был войсками польскими, и потому сдался им без сопротивления. Они, перевязав весь штат гетманский и самого гетмана, всего тридцать семь человек, положили их на простые телеги, а монастырь и церковь тамошние разграбили до последка, зажгли со всех сторон и сами с узниками скоропостижно убрались и прошли в Польшу скрытыми дорогами, построили они узников своих пешо по два, вместе связанных, а каждому из них накинули на шею верёвку с петлёю, за которую ведены они конницею по городу с триумфом и барабанным боем, проповедуя в народе, что схизматики сии пойманы в сражении, над ними одержанном; а потом заперты они в подземные тюрьмы и в оковы. Жены многих захваченных в неволю чиновников, забравши с собою малолетних детей своих, отправились в Варшаву, надеясь умилостивить и подвигнуть на жалость знатность тамошнюю трогательным представительством детей их за своих отцов. Но они сим пищу только кровожадным тиранам умножили и отнюдь им не помогли; и чиновники сии, по нескольких днях своего заключения, повлечены на казнь без всяких разбирательств и ответов.
Казнь оная была ещё первая и в своём роде, и неслыханная в человечестве по лютости своей и коварству, и потомство едва ли поверит сему событию, ибо никакому дикому и самому свирепому японцу не придёт в голову её изобретение; а произведение в действо устрашило бы самых зверей и чудовищ.
Зрелище оное открывала процессия римская со множеством ксендзов их, которые уговаривали ведомых на жертву малороссиян, чтобы они приняли закон их на избавление своё в чистцу; но сии, ничего им не отвечая, молились богу по своей вере. Место казни наполнено было народом, войском и палачами с их орудиями. Гетман Остраница, обозный генеральный Сурмила и полковники Недригайло, Боюн и Риндич были колесованы и им переломали поминутно руки и ноги, тянули с них по колесу жилы, пока они скончались; полковники Гайдаревский, Бутрим, Запалей и обозные Кизим и Сучевский пробиты железными спицами насквозь и подняты живые на сваи; есаулы полковые: Постылич, Гарун, Сутяга, Подобай, Харчевич, Чудан, Чурай и сотники: Чуприна, Околович, Сокальский, Мирович и Ворожбит прибиты гвоздями стоячие к доскам, облитым смолою, и сожжены медленно огнём; хорунжие: Могилянский, Загреба, Скребило, Ахтырка, Потурай, Бурлей и Загнибеда растерзаны железными когтями, похожими на медвежью лапу; старшины: Ментяй, Дунаевский, Скурбей, Глянский, Завезун, Косырь, Гуртовый, Тумарь и Тугай четвертованы по частям. Жены и дети страдальцев оных, увидя первоначальную казнь, наполняли воздух воплями своими и рыданием, но скоро замолкли... оставшихся же по матерям детей, бродивших и ползавших около их трупов, пережгли всех в виду своих отцов на железных решётках, под кои подкидывали уголья и раздували шапками и мётлами.
