Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2001г. v2
Люди собрались в пустеющем уже городе, в жаркое летнее воскресенье не потому, что лично им плохо. Просто совесть не позволяет им больше молчать.
На сей раз, в отличие от 1996 года, телекамер не было. И причина вовсе не в равнодушии журналистов. Причина в том, что «большие люди» не заказывают репортажей на антивоенную тему. В 1996 году в российской элите были силы, способные среагировать на изменившуюся ситуацию. Президент Ельцин сумел из поджигателя войны превратиться в миротворца. Остальные политики тоже дружно сменили курс.
Вторая чеченская война, напротив, началась с сожжения мостов. И власть, и большая часть оппозиционных политиков не просто поддержали военный поход, но сделали это в такой форме, чтобы отрезать себе пути к отступлению. И тем самым загнали себя в ловушку.
Война скомпрометировала всю российскую верхушку. Или почти всю. Мир перестал быть интересной, выигрышной темой для политической интриги.
Действительно, можно без особых политических последствий два раза подряд начать бессмысленную и безнадежную войну. Можно два раза подряд проиграть. Но нельзя, не рискуя серьезным политическим кризисом, два раза подряд заключать позорный мир. Тот, кто совершит подобный шаг, объективно выступит спасителем зашедшего в тупик государства и разлагающейся армии, но собственной карьерой он должен пожертвовать.
По существу, это понимают и в Кремле, но не видят способа решить проблему. Все было поставлено на войну. Это единственное моральное оправдание нынешней команды. Сказать правду - значит совершить самоубийство. Сделать то, чего желает общество, - значит политически покончить с собой. Беда в том, что, не делая этого, власть рискует не меньше.
Атаки власти против прессы - в значительной мере результат военных неудач. Не имея возможности победить на поле боя, Кремль может лишь усилить пропагандистское давление на общество. Но это требует постоянного усиления контроля над средствами массовой информации. Чтобы затормозить развитие антивоенных настроений в обществе, необходимо установить «режим полного молчания в эфире». А сделать это все труднее. Ибо, несмотря на всю коррумпированность нашей журналистики, далеко не все пишется и показывается по заказу. Кое-что иногда и по совести. И даже, если это пока исключение, сам факт подобного «отклоняющегося поведения» смертельно опасен для системы.
Приходится открывать второй фронт, на сей раз внутренний - против журналистов.
Люди, подвергающиеся атаке власти, первоначально не были ее идеологическими противниками, но сегодня они таковыми становятся - просто из чувства самосохранения. Чем больше власть давит на прессу, тем больше правды просачивается на ее страницы. Издания, тиражирующие пропагандистскую ложь, теряют доверие читателей. Критика военной операции создает идеологический фон, на котором громче начинают звучать и критика социальной политики государства, и даже сомнения в справедливости сложившейся экономической системы.
У Кремля в подобной ситуации есть только один выход: открытое и полномасштабное введение цензуры. Но на это президентская администрация пойти не может. Не потому, что ценит свободу печати, а потому, что власть просто не готова к этому.
Цензура - это организация, которую не создать за пять минут. У Кремля нет ресурсов для формирования эффективного контрольного аппарата. Дисциплина советской прессы обеспечивалась не страхом перед цензором, а единомыслием самих журналистов.
В результате власть давит на прессу, но задавить не может. Получается так же, как в Чечне.
По некоторым данным, против НТВ были задействованы более тысячи офицеров спецслужб. Операция по своим масштабам сравнима с войной на Кавказе или же с крупнейшей акцией ФБР против ку-клукс-клана. А каков результат? «Замочили» программу «Глас народа» и еще одну-две передачи. Спецоперация по уничтожению НТВ кончилась тем, что непокорные журналисты просто перешли на 6-й канал. При этом, однако, 4-й канал вынужден спасать свою репутацию, а потому пытается выдавать в эфир хоть какое-то количество правдивой информации. Можно сказать, что в эфире началась информационная геррилья. Враг рассредоточился и стал менее уязвим.
Мало того, что Киселев, Сорокина и другие зловредные личности по-прежнему в эфире, через некоторое время появятся и новые «полевые командиры» информационной войны.
По существу, проблема Кремля не в какой-то телекомпании или газете, а в информации как таковой. Новости не соответствуют кремлевской политической линии. Не только плохие новости, а вообще любые. Ибо идеал Кремля - это страна без новостей. Вместо новостей должны быть официальные сообщения - как в брежневские времена, когда люди обычно пропускали первые 15 минут программы «Время» и сосредоточивали внимание только на репортажах из-за рубежа.
В сталинской России, кстати, новости были: чего стоили одни только московские процессы, сенсационно превратившие старых большевиков и героев-революционеров во врагов народа. Таких новостей, к счастью, режим Путина нам не обещает. Его идеал - не сталинский террор, а брежневская «стабильность», только с частной собственностью и свободным рынком.
Разумеется, власти нужна пропаганда. В современной России советские пропагандистские традиции органически слились с американскими рекламными технологиями, что делает пропаганду оружием немыслимой убойной силы. И все же, как говорил еще Антонио Грамши, в основе любой пропаганды лежит повторение. В этом ее сила, но это же и ее проблема. Повторяющиеся формулы сначала хорошо запоминаются, но затем приедаются. А талантливым людям работать пропагандистами с какого-то момента невозможно. Становится невыносимо скучно.
Западные журналисты жалуются, что из России стало не о чем писать. Скука распространяется, как стихия. Не пугайтесь, коллеги, это не надолго. Нынешнее информационное затишье есть лишь признак надвигающегося шторма.
Если за полтора года ни одна проблема не решается, значит, рано или поздно наступит кризис. Что, кстати, подтвердил и опыт брежневской стабильности. Разница лишь в том, что сейчас у российской власти гораздо меньше ресурсов для того, чтобы удерживать ситуацию неизменной. Все процессы идут быстрее.
Пока же своими действиями Кремль только плодит врагов, накапливает нерешенные проблемы. А ведь настоящая политическая борьба еще даже не началась.
«ЗДЕСЬ ЖИВУТ ЛЮДИ!»
Так пишут на домах в Грозном, тщетно пытаясь вразумить репрессивную машину. Может быть, какой-то человек с ружьем и вправду задумается. Но удастся ли вразумить политическую систему?
«Здесь живут люди!» надо написать на каждом доме в России, на который надвигается «жилищно-коммунальная реформа». Эта реформа грозит стать народным бедствием не меньше чеченской войны.
«Здесь живут люди!» надо написать на границе Приморья и любой другой области, которой очередной зимой грозит очередное отключение тепла и электричества. «Здесь живут люди!» надо написать на столбах, обозначающих границы России. Только откуда увидят эти надписи? С Запада, быть может, увидят, но далеко не все. Во всяком случае, не те, кто принимает решения и обнимается с Путиным.
Из Кремля точно не увидят.
На протяжении многих лет нам присваивали разные роли. Нас считали сначала, в советскую эпоху, «человеческим материалом», а потом, в эпоху демократических преобразований, просто «быдлом». Восемь часов в день нас считают «рабочей силой», которую покупают по сходной цене - чем дешевле, тем лучше. Раз в четыре года нас объявляют «электоратом».
А по большому счету все мы - подопытные кролики. Мы - невольные участники грандиозного эксперимента по превращению индустриальной страны в полуколониальную периферию «цивилизованного мира». Эксперимента, который проводят над нами не иноземные захватчики, а собственные элиты. Хотя можно ли назвать «элитами» худших? Только потому, что у них в отличие от большинства есть власть, деньги и наглость.
Самое печальное, что мы сами уже к этому привыкли. И так будет продолжаться, пока мы сами не начнем думать иначе. Пока не заставим с собой считаться. Российское общество испытывает острейший дефицит солидарности. Не только классовой, профессиональной, но даже просто человеческой. Никому не больно, когда другого бьют.
И все-таки не все так скверно. Сетовать по поводу недостатка солидарности можно сколько угодно, но ничто не меняется само собой. Перемены зависят от повседневной работы, которую делают сотни, потом тысячи, наконец миллионы людей. Работы над созданием и укреплением межчеловеческих связей, работы взаимопомощи, работы солидарности.
В 1968 году, когда французские студенты протестовали против политики правительства, кто-то из государственных чиновников не придумал ничего лучшего, как свалить все на нескольких левых агитаторов, среди которых заправляет «немецкий еврей» Даниель Кон-Бендит. На следующий день тысячи людей вышли на улицы Парижа с плакатами «Все мы - немецкие евреи!»
