Андрей Васильченко - «Евросоюз» Гитлера
В нашем же случае весьма интересным кажется то, что Бауман не просто предлагал нацистским бонзам реформировать немецкий язык (дабы создать общеевропейское наречие), но и стал пионером «Европейского экономического союза». В обращении, адресованном правительствам европейских стран, он говорил: «Когда будет постигнуто, что высшей целью является самостоятельная экономическая консолидация Европы, то любое дальновидное правительство, невзирая на мнимую бесперспективность этой затеи, должно видеть свою главную задачу в повсеместном содействии именно подобному европейскому развитию. Принимая в расчет трещины, которые через политические образования пролегли по телу Европы, путь для достижения этой конечной цели может быть подготовлен и проложен только лишь в сфере, не связанной с политикой. Даже сейчас мы должны проявить железную волю, чтобы наладить контакт между европейскими народами и преодолеть внутреннюю изоляцию Европы, расколотую наличием полусотни языков, используемых для межнационального общения».
В качестве первых практических шагов в этом направлении Бауман предлагал:
«1. Появление европейского торгового языка и языка финансовых сношений, которые будут существовать параллельно с остающимися неприкосновенными национальными языками, которые должны почитаться как народные святыни;
2. стимулирование живого общения посредством внедрения посреднических языков (языков-мостов) с целью взаимопонимания, обмена кадрами, увеличения потока туристов и т. д.»
По мнению Баумана, это должны были быть первые шаги национал-социалистического правительства, которые бы «позволили вывести Европу в целом из кризиса».
С началом Второй мировой войны проблемы языковой политики в рамках «реорганизации европейского пространства» стали приобретать стратегическое значение. Собственно, и сама «европейская идея» стала новым лозунгом нацистского рейха. Соответственно возросла роль специалистов в области лингвистики и языкознания. Весьма показательно, что ведущих германистов рейха пригласили на учредительное собрание специального отдела, который был в 1940 году создан при Имперском министерстве науки. Отдел носил в высшей мере показательное название «Военное использование гуманитарных наук».
В докладе, посвященном «научному использованию германистов в условиях войны», говорилось следующее: «Современная война – в массе своей не только военное, но и духовно-культурное противостояние, в котором решается внутренний уклад грядущей Европы. Поэтому в сей решающий исторический час немецкие гуманитарные науки должны перспективно оценить духовно-политическое положение, уточнить детали и подготовить культурно-политические идеи, на которых в будущем сможет базироваться новая Европа. Практическое использование естественных наук возможно в самых различных сферах. Однако наряду с этим перед гуманитарными науками в условиях решительного сражения за немецкое и европейское будущее поставлена особая задача. В то время как эти науки решительно привлекают всех немцев на духовный фронт, они же ведут борьбу за оправдание собственного существования и обоснование новых заданий… Но не требуется особого обоснования задач в рамках критического анализа форм западноевропейской цивилизации, ее отношения к немецкой культурной идее. Германистика не может пройти мимо этой сферы деятельности, так как в ней она должна занимать ключевую позицию. На основании доверенного ей немецкого языка и немецкой поэзии она должна разработать и донести постижимую суть немца. Конечно, это нельзя сделать в форме четких дефиниций, как в свое время это любили делать французы. Однако это должно быть ясным и определенным, чего нам недоставало до сих пор. Мы должны увидеть собственную суть, которую мы можем противопоставить всему остальному, чуждому нам миру, который только и норовит, чтобы оболгать немцев. Уже из самой целевой установки следует, что речь идет не о сиюминутной, обусловленной моментом и ходом войны пропагандистской работе. Речь идет о поиске постоянных и действительных ценностей, которые обретут свою истинную силу как раз после окончания войны, когда на культурной повестке дня окажутся новые вопросы. Из намеченных весьма бегло целевых установок можно заключить, что будет вестись разработка культурного и политического облика национал-социализма… Эта деятельность должна быть планомерной, доступной и безупречной с методической точки зрения. Она должна быть строго научной, оформленной в строгом соответствии с требованиями науки, снабжена научным аппаратом. Это не должна быть какая-то новая форма справочника или перегруппировка имеющегося материала. Основной вопрос, который сейчас поставлен перед германистикой: что в наше время есть «немецкое», что отличает наш вид? Естественной предпосылкой ответа на этот вопрос является обладание исключительным научным материалом».
Однако германизированная «европейская идея» не всегда воспринималась руководством Третьего рейха как исключительно успешная. В качестве примера можно привести работы Лео Вайсгербера, ученого, принимавшего участие сразу в трех проектах отдела «Военное использование гуманитарных наук». В подготовленном в 1941 году докладе он писал: «Если говорить о действиях, относящихся к родному языку, то можно говорить о четырех пиковых взлетах. Эти апогеи в некоторой мере охарактеризованы обозначением языка. Сначала появился немецкий язык, затем родная речь, а затем можно говорить о древнейших господствующей речи и языке героев»
Нечто аналогичное высказывал Георг Шмидт-Рор, разработкам которого мы посвятим отдельную главу. Пока же отметим, что Шмидт-Рор планировал не просто содействовать распространению немецкого языка (чем собственно и по сегодняшний день занимается великое множество организаций), а провоцировать разложение прочих языков Европы. Еще задолго до прихода к власти нацистов он ставил перед собой своеобразные задачи. Например, «лингвополитическая фрагментация Российской империи»; «создание особых литературных языков» для Украины и Прибалтики, что в перспективе должно было затруднить общение с носителями русского языка; «разложение языкового сознания» у противников Германии; «создание особых немецких диалектов», что должно содействовать уничтожению национального самосознания рада европейских народов.
Забегая вперед, надо отметить, что в некоторых случаях языковая политика на оккупированных территориях была в высшей мере жесткой. Если в годы Веймарской республики требования «Немецкого языкового союза» были в высшей мере умеренными, то с началом войны оказались востребованными совершенно иные запросы. В правление союза входили не только Шмидт-Рор и Вайсгербер, но и Эдуард Энгель. Этот специалист по лексикографии способствовал осуществлению на территории оккупированного в 1940 году Эльзаса политики «деваллонизации». Поначалу планировалось устранить из бытового и официального общения любые французские слова, рассматривавшиеся в качестве «инородных тел». Затем меры воздействия стали более радикальными. Население Эльзаса должно был сжечь все книги на французском языке, для чего в 1941 году был организован особый ритуал, проведенный во время праздника летнего солнцестояния. Если же кто-то после этого рискнул заговорить по-французски или же был замечен с французской книгой в руках, то тут же направлялся в концентрационный лагерь, расположенный близ Ширмека.
Есть документы, письма и высказывания, которые во многих случаях пытаются обходить стороной. Так, например, произошло с т. н. «европейской речью» Гитлера. Она фактически не упоминается не только в связи с разработкой планов «Европейского союза», но и в связи с внешней политикой Третьего рейха в целом. Причина этого, скорее всего, кроется в том, что данная речь в основных своих моментах не совсем совпадала с представлениями Гитлера о политике, которые он в свое время изложил в «Майн кампф». Но при этом «европейская речь» Гитлера была в свое время напечатана, и содержится в справочных материалах. Но при этом в индексах, которые как бы определяют ее суть и содержание основных положений нигде не значится слово «Европа». При этом всём указанная речь является ярчайшим документом, свидетельствующем о предстоящем крушении Третьего рейха.
По большому счету «европейская программа» Гитлера в годы войны началась не с нуля. Наброски к ней был озвучены в 1936 году, когда немецкие войска вошли в Рейнскую демилитаризованную зону. В те дни многие политики заговорили о создании «Системы обеспечения мира в Европе». Больше всего по этому вопросу дискутировали во Франции, которая могла предпринять ответные шаги в отношении Германии. Гитлер прекрасно понимал, что в данном случае положение Германии будет в высшей мере сложным – состояние вооруженных сил не позволяло участвовать в заметных военных конфликтах, так как программа перевооружения только-только начиналась. Соответственно Гитлеру во что бы то ни стало требовалось предотвратить складывание «общеевропейской системы безопасности», сделать это можно было лишь перехватив инициативу. В этой ситуации он сделал ряд заявлений, которые в долгосрочной перспективе носили лишь тактический характер.
