Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
Все соглашались: стопроцентная госмонополия лишила нашу экономику изворотливости. Не научила оперативно реагировать на вызовы потребительского рынка. Инерционное планирование «от достигнутого» и пресловутый «вал» наворотили горы неликвидных изделий, а на товары первого спроса — дефицит. Группа «Б» в структуре производства выглядывала мышкой из-под копны группы «А». Я спросил Яковлева, а помнит ли он первые послевоенные годы? Помнил, конечно — вернулся раненый с фронта, проживал в Ярославле. И другие тоже помнили. Не надо далеко ходить — к НЭПу, сразу после войны власть дала добро на частное предпринимательство.
У нас в Усть-Каменогорске росли, как грибы, на моих глазах частные обувные и швейные мастерские, частные закусочные, чайные и кафе, частные пекарни, молокоперерабатывающие и рыбообделочные цеха. Пригородные колхозы (и не только они), заплатив государству натуральный налог и кое-что оставив себе, продавали частникам зерно, мясо, овощи и другие продукты. Торговали также овечьей шерстью, кожами и костями для варки мыла. А частники все это пускали в дело и насыщали рынок, опустошенный войной. И в Ярославле, как выяснилось из разговоров, да и повсеместно наблюдалась та же картина. Для семей погибших фронтовиков коммерческие цены кусались, но немало людей было с достатком.
По малости лет я, понятно, не интересовался принципами отношений частника с государством. Да это было не так важно. Важно то, что за короткое время страну насытили продуктами питания и товарами. Несмотря на засуху 46-го, это позволило в декабре 47-го года отменить карточную систему. Из постановления Совмина СССР от 14.12.1947: «Продажа продовольственных и промышленных товаров будет производиться в порядке открытой торговли без карточек. Вводятся единые государственные розничные цены взамен существующих коммерческих и пайковых цен. Пайковые цены на хлеб снижаются в среднем на 12%, на крупу— на 10%, а по сравнению с нынешними коммерческими ценами снижаются более, чем в два с половиной раза». Правда, после прихода к власти Хрущева частный сектор вырубили под корень. И опять потянулись длинные очереди.
Мы говорили в Волынском, что перестройку начинать надо не с разговоров о глобальных проблемах, а с такого, вроде бы неприметного шага — дать людям право открывать частное дело (не так, конечно, как маханула власть в 88-м с кооперативами при предприятиях). Для начала — в сфере обслуживания, в производстве еды и всего того, на чем мы спим и сидим и что на себя надеваем. Чтобы не всполошить влиятельных талмудистов от партии. Лесов и пустующей земли в стране сотни миллионов гектаров: арендуйте — обрабатывайте и перерабатывайте! Пусть рядом с государственными элеваторами появятся частные зернохранилища, рядом с государственными мебельными, обувными, швейными фабриками и мясокомбинатами — начнут выпускать продукцию частные предприятия. Дальше — больше.
Конкуренция — великая сила: года за два страну можно было избавить от дефицита. А сытый раскрепощенный народ горой будет стоять за «свою» власть. С этим народом проще двигаться дальше: подтягивать отрасли, где мы плелись у мира в хвосте, стимулировать новизну и главное— наводить государственный порядок. (Эти предложения мы тоже передавали своему «заказчику»). Порядок не дешевыми гэбистскими приемами Андропова — вытаскивать собаками людей из кинотеатров. А битьем по ушам чиновничьей вседозволенности и расширением пространства для инициативы производственников. И еще— закручиванием гаек в госаппарате. Эти гайки — эффективность планирования на основе потребностей общества и дисциплина поставок, особенно в межреспубликанских экономических связях. Здесь все было разбалансировано и расхлябано. Вместе с пряником — расширением экономической самостоятельности союзных республик нужен был кнут— ощутимые санкции за срывы договоров. Большие чиновники — суверены часто вставляли друг другу палки в колеса. Причем безнаказанно. И это наполняло конкретными фактами демагогию националистов.
— Вам удобнее стало жить в нашей стране? Благосостояние выросло, порядок наводим — что мешает еще? — это следующие вопросы лидера нации к народу.
В беседах мы приходили к общему мнению: на первое место выйдет тема партийного боярства. И его тормозящих движений по дороге к народовластию.
Несуразное здание КПСС состояло из двух неравных по высоте этажей. Нижний огромный этаж для простолюдинов — от членов «первичек» до секретарей райкомов— горкомов (кроме мегаполисов). И узкая полоска вверху для бояр — от первых секретарей обкомов до членов Политбюро. Нижний этаж работал вместе со всей страной, а верхний распределял и спускал указивки. Я был членом партии тридцать лет (вступил восемнадцатилетним бригадиром бетонщиков на строительстве Братской ГЭС), и знал ее жизнь не понаслышке. Не правы те, кто причисляет к ретроградам секретарей райкомов-горкомов— это были рабочие лошадки, как правило, выдвиженцы директорских корпусов. Они стремились к переменам. Так же, как малочисленная группка реформаторов из ЦК.
А вот партийных бояр, которые составляли костяк ЦК КПСС вполне устраивало их уютное положение: всем командовать и ни за что не отвечать. Особенно бояр из союзных республик, где они и боги и цари. Уж эти-то будут цепляться за старый порядок, за свое положение вплоть до сепаратистских угроз. Как их нейтрализовать? Знатоки кремлевской истории в Волынском смотрели на перспективу без оптимизма: даже грозный Иосиф Сталин, попытавшись через альтернативные выборы в 36-м отодвинуть от власти заевшихся партбояр, вынужден был отступить. А к Михаилу Сергеевичу члены ЦК относились как к «своему парню», равному среди равных, и запросто могли взять за шкирку. Потом я посмотрел архивные материалы по упомянутому сталинскому действу и понял, откуда правая рука Горбачева Анатолий Иванович Лукьянов позаимствовал демократическую идею реформирования избирательной системы в стране.
Весь долгий период внутрипартийных схваток Советский Союз жил по Конституции 24-го года. Система выборов в Верховный орган власти — съезд Советов была многоступенчатой, усложненной, но последнее слово оставалось за группами выборщиков. А их составы утверждались крайкомами и обкомами партии. Простым поднятием рук выборщики голосовали за кандидатов, предложенных функционерами. Сталин называл это не выборами, а кооптацией. Тем более, что миллионы граждан, так называемые социально чуждые элементы, были лишены избирательных прав: священники, зажиточные крестьяне, кулаки, бывшие землевладельцы и генералы.
В состав съезда входила разночинная бюрократия. Она и формировала для постоянной работы ЦИК и его Президиум исключительно из партийных бояр. И поскольку ЦИК являлся «высшим законодательным, исполнительным и распорядительным органом власти», образовался клан неприкасаемых беспредельщиков. В Москве как законодатели они принимали «под себя» антинародные декреты, а в своих удельных княжествах и ханствах уже как исполнители претворяли их в жизнь. Общество закипало от социального недовольства. И Сталин задумал лишить партию государственной власти с помощью новой Конституции.
Создав для подготовки проекта Конституционную комиссию, он летом 35-го словами Авраама Линкольна обозначил перед ней принцип, на котором должен строиться Основной закон: «Власть народа, из народа и для народа». Менее чем через год проект был готов. В нем предусматривалось разделение властей — на законодательную, исполнительную и судебную. Устанавливались равные для всех граждан права, включая бывших «лишенцев» (к этому времени кулакам разрешили вернуться из ссылок и лагерей). Гарантировались свободы: слова, печати, митингов. Глава одиннадцатая «Избирательная система», написанная Сталиным, определяла новый порядок выборов депутатов всех уровней: прямое тайное голосование. И статьей 141-й давала право выдвигать кандидатов объединениям трудовых коллективов, профсоюзам, кооперативам, молодежным и культурным обществам. Чего прежде в России не было никогда. Избиратели также получали возможность отзывать депутатов.
Ударом под дых для партийных вельмож было предложение Сталина, озвученное на заседании ЦИК, сделать выборы альтернативными. Чтобы на одно место баллотировалось не меньше двух кандидатов. Так называемый партактив ощетинился: это его выметут избиратели в первую очередь — за продразверстку, раскулачивание и красный террор. В декабре 36-го съезд Советов Конституцию принял, но утверждение избирательного закона и срока выборов бароны ЦИК взяли на себя. А именно до статуса избирательного закона опустили решение: быть или не быть выборам альтернативными.
Тогда, как и в горбачевские времена, идеи реформ, тем более реформ политической системы, рассматривали предварительно на пленумах ЦК. А члены ЦК и через знак равенства члены ЦИК — первые секретари обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик. Они и объединились в корпоративную оппозицию нововведению с альтернативными выборами. Их оценка ситуации была однозначной: через предложенный механизм голосования Сталин хочет выкинуть партию из власти, а заменить кулаками и попами-антисоветчиками.
