Сергей Кара-Мурза - Статьи 1998-1999 г.
В России подрывается плодородие пашни — основного нашего достояния. Известно, что естественное плодородие обеспечивает урожайность не выше 7-8 ц зерна (такой она и была в 1913 г.). Больше не может дать почва, надо удобрять. При урожае 18-19 ц, как было в 80-е годы, вынос питательных веществ с урожаем был 124 кг/га, а вносилось с удобрениями 122 кг. Мы только-только подошли к равновесию. Оно было грубо сломано реформой. Применение удобрений в РФ упало с 14 млн. т в 1987 г. до 2 млн. т в 1995 г. и до 1 млн. т в 1998. За рубеж идет около 80% произведенных в РФ удобрений (причем только 2% в СНГ).
Что же это значит? Рынок — механизм, соединяющий производство с общественной потребностью, и, как нас убеждали ясины и буничи, он это якобы делает лучше, чем план. Что же мы видим? В России мы имеем острую потребность в продуктах питания, а значит, в удобрениях. И имеем развитое производство удобрений. Как их соединил «рынок» Гайдара-Черномырдина? Он их катастрофически разъединил. Допустим, это — гримаса рыночной стихии, но пришел Примаков хотя бы гримасу исправить.
Что в таком положении делает нормальное буржуазное государство (о советском и речи нет)? Оно компенсирует нестыковку рынка, давая селу (фермерам, помещикам, плантаторам — неважно) из бюджета дешевый кредит или даже субсидию, чтобы соединить потребность и производство. Закупив удобрения и получив богатый урожай за счет солнечной энергии и зеленого листа, сельское хозяйство с лихвой, многократно покроет помощь государства.
Мы ведь все как будто забыли самую важную вещь: земледелие есть чудесное производство, в котором главную работу бесплатно выполняют земля и солнце, человек только чуть-чуть им помогает. В конце прошлого века крестьянин, затрачивая 1 калорию своего и лошади труда, получал с пшеницей и соломой 45 калорий. Все остальное хозяйство стоит на земледелии.
А что мы видим в бюджете на 1999 год? Капиталовложения государства — 2,5 млрд. руб., остальное — надежды на чудо, которого скорее всего не будет. В сопоставимых ценах это составляет около 150 млн. руб. 1985 года. В том году капиталовложения в сельское хозяйство РСФСР составили 16,3 млрд. руб. — в 100 раз больше, чем сегодня. Представьте себе разницу в 100 раз! Возьмите метр и сравните его с 1 см. Те 16,3 млрд. руб. в 1985 г. позволяли лишь поддерживать стабильное состояние сельского хозяйства с разумным ростом. Если давать в 100 раз меньше, то это значит, что ни о какой стабилизации не идет и речи — разрушение продолжается и переходит в режим обвала, поскольку добита вся техника и зарезана половина скота.
Посмотрите: все говорят, что положение в сельском хозяйстве чрезвычайное. Казалось бы, сказав это, правительство должно объявить и программу чрезвычайных мер. Ничего. Ни слова. Ни от кого. Ну, допросятся депутаты-аграрии добавить им миллионов сто — это же ничего не изменит.
Крупнейший буржуазный экономист ХХ века Дж.Кейнс доказал: ради того, чтобы соединить в работающую систему имеющиеся в стране ресурсы, надо, если капитал жмется и не хватает денег в казне, идти на дефицит госбюджета — «занимать у будущего». Дефицит госбюджета — зло, но зло несравненно меньшее, чем простаивающие ресурсы, особенно даровые (солнечная энергия). Оживление ресурсов дает выгоду, по размерам совершенно несопоставимую с ущербом от дефицита госбюджета. К этому же выводу самостоятельно пришел президент США Рузвельт (с трудами Кейнса он познакомился позже). Он начал «Новый курс» в США и вытащил страну из тяжелейшей Великой депрессии, во время которой рынок «разъединил» производство и потребности.
Но настолько одурачили людей в России, что все даже заикнуться об этом боятся. Никто из оппозиции не осмелится сказать, как Рузвельт, простую вещь: чтобы заставить заработать хозяйство, мы, будь наша власть, закупили бы ресурсы и дали бы их производственникам, пусть бы у нас пару лет был высокий дефицит госбюджета. Ну выкупило бы правительство или забрало в долг трактора, которые ржавеют на заводских дворах, и отдало бы крестьянам под часть урожая! Рузвельт называл это «заправить насос водой». Главное, чтобы насос заработал. Позднее Рузвельт признал: сбалансировать бюджет в 1933-35 гг. означало «совершить преступление против народа».
Раньше нас пугали «объективными законами истмата», теперь «законами рынка», но ведь это чушь. Нет никаких естественных законов в обществе, они есть лишь в природе. А хозяйство ведут люди, они отвечают за результаты. Рузвельта проклинали экономисты, называли его и фашистом, и коммунистом. А он обратился к здравому смыслу людей: можно ли принимать на веру учения экономистов, если они меняют свои объективные законы каждые десять, а то и пять лет?
Конечно, дело не в дефиците, это лишь пример. Да и все это наши политики знают. Дело за нами — перестать верить их очередным догмам. К чему говорить о «смене курса», если нет здравого смысла? Можно иметь самый лучший компас, тупо уставиться в него и переть на скалы.
1999
О фашизме
К — Сергей Георгиевич, сегодня, в канун 22 июня, я хотел бы поговорить с вами о фашизме.
У вас в «Правде» был цикл статей, где вы объясняли, как и почему нынешний режим в России сможет разыграть «карту фашизма» против оппозиции и вообще патриотических движений. Пугало фашизма использовалось и раньше — мы все помним ярлык «красно-коричневых» (Козырев даже хвастал, что это он ввел его в политический оборот). Но вы в тех статьях верно угадали, что разработка темы «русского фашизма» — это большая политическая программа, а не разовая акция. Ведь именно накануне 22 июня прошлого года Б.Н.Ельцин в своем радиообращении, посвященном годовщине нападения германского фашизма на СССР, главной темой сделал «угрозу русского фашизма». Это, дескать, сегодня — самая большая опасность для России и мира.
Как вы думаете, к чему эти выходящие за рамки всякого здравого смысла заявления? Именно в этот день — и обвинять русских в фашизме. Ведь это — на грани абсурда. Кто же может поверить?
К-М — Не надо удивляться. Новые идеологи работают в самом грязном стиле манипуляции массовым сознанием. А еще мастер этого дела Геббельс говорил, что ложь должна быть именно абсурдной, выходящей за рамки логики. Она должна ошарашивать человека — тогда он скорее в нее поверит. Кроме того, мы наблюдаем и у нас, и на Западе новое явление — политики освоили уголовные приемы, которые с трудом умещаются в сознании порядочного человека. Они вдруг могут нанести подлый, парализующий удар — вроде расстрела парламента или бомбардировок больниц и мостов. А могут хладнокровно и подло оскорбить оппонента, вывести его из себя: запретить компартию именно 7 ноября, обозвать фашистами 22 июня, замахнуться на Мавзолей. Думаю, пора нам перестать обижаться на такие вещи и тратить так много пыла на эмоции. По мне, так идет война. Оскорбить меня пытается не добросовестно заблуждающийся идейный противник, а враг моего народа.
К — Хорошо, не будем о дате. Поговорим о факте: ведь многим в России удалось внушить, что угроза русского фашизма реальна и велика. И носителями его якобы являются как раз те, кто в тяжелой войне разгромил фашизм и их идейные последователи.
К-М — В принципе, войны между сторонниками одной и той же идеологии — не редкость, и расчет тех, кто изобрел ярлык «красно-коричневых», не в логике. Они просто знают, что для наших ветеранов и всех тех, кто остается в русской культуре, понятие «фашист» омерзительно и наполнено глубоким, почти религиозным смыслом. Это для нас исчадие зла, нечто тотально антирусское, и потому кличка для нормального человека так оскорбительна. Над нами измываются, а мы своей обидой их радуем.
К — Хорошо, давайте перейдем от эмоций к сути фашизма, а потом посмотрим, возможно ли в принципе такое явление, как «русский фашизм».
К-М — Суть фашизма сложна, так что надо ограничить тему. Сначала возьмем на заметку простую вещь. Вот уже более десяти лет в России в этой области работает на службе новому режиму две группы специалистов. Одни из них, гуманитарии, создают из большей части русского народа образ вселенского врага под названием «фашисты». Они прекрасно знают, что этот образ совершенно ложный, это типичный инструмент психологической войны. Другие специалисты — работники СМИ — с помощью имеющейся у них технологии внедряют этот образ в общественное сознание. Также прекрасно зная, что это образ ложный. Я считаю, что специалисты, составляющие эти две группы, давно вышли за рамки деятельности, которая оценивается этическими нормами. Их деятельность уже является преступной.
К — Но ведь технологию, то есть «идеологическую машину» эти специалисты унаследовали от КПСС.
К-М — Это лишь отягощает вину. Тот, кто на фронте надевает чужую форму — военный преступник. Успех идеологического переворота во многом тем и определялся, что ложные образы подавались в старых советских программах, в газетах «Комсомольская правда» и «Московский комсомолец». А советские СМИ были такого типа, что человек от них не должен был защищаться и психологической защиты против них не выработал.
