Владислав Иноземцев - Как санкции ударят по России
Именно поэтому первая же попытка «повернуть экономику лицом к человеку», известная в перестроечное время как ускорение и конверсия, разрушила прежнюю советскую индустрию и не создала никакой иной. Вместо того, чтобы предложить миру конкурентоспособную промышленность, Россия превратилась в сырьевой аппендикс развитого мира: если в 1990 году на минеральное топливо приходилось 37,5 % экспорта, то к середине 1990-х — более 48 %, а к 2008 году — 65,3 %. Индустриализация, направленная на завоевание реального рынка, оказалась слишком сложна для российских промышленников, и потому de facto была отвергнута. Вплоть до наших дней Россия даже относительно не приблизилась к показателям РСФСР советского периода по производству базовых несырьевых товаров: за период с 1985 по 2009 год выпуск на территории России минеральных удобрений, бумаги, стали, цемента и легковых автомобилей снизился соответственно в 1,21, 1,28, 1,49, 1,78 и 1,95 раза, а грузовых автомобилей, тракторов, часов и фотоаппаратов — в 6,34,91 и 600 (!) раз (см. подробнее: Иноземцев Владислав. «1985: воспоминания о настоящем» // Свободная мысль, 2010, № 9, с. 5—16). Я и не говорю о том, что в стране не производятся мобильные телефоны и оборудования для развертывания систем спутниковой связи, существует только крупномодульная сборка компьютеров, отсутствует производство большинства видов оргтехники и копировального оборудования, бытовой аудио-, фото-и видеотехники, а также сложной бытовой техники. Зависимость от импорта во всех перечисленных отраслях составляет сегодня 90 % и выше.
B свое время М. Горбачев как о главной задаче перестройки говорил о построении «социализма с человеческим лицом». Сегодня, на мой взгляд, следует задуматься об «индустриализации с человеческим лицом». Она не должна, как прежде, сосредотачиваться на тяжелой промышленности и способствовать экономической закрытости. Она не должна и не может быть «фронтальной». Задача «новой индустриализации» в России — обеспечить создание новых, ориентированных на конечного потребителя, отраслей, вовлечение их в глобальное разделение труда и постепенное превращение России в государство, известное не только как крупнейший производитель нефти, но и как значимый экспортер промышленных товаров. Япония и Китай заставили Запад задуматься о перспективах глобальной геополитической игры не тогда, когда они провели космические или ядерные испытания, а тогда, когда полки американских магазинов оказались заполнены товарами «made in Japan» или «made in China». И если Россия хочет занять достойное место в экономике XXI века, надпись «made in Russia» должна быть знакома потребителям на всех континентах.
Новая индустриализация России должна принимать во внимание существующие в глобальном хозяйстве ниши и использовать естественное конкурентные преимущества страны (в первую очередь обильные и дешевые природные ресурсы, но об этом позже). Ее важнейшими чертами должна быть четкая отраслевая направленность и ориентация не на импортозамещение, а не продажи продукции как внутри страны, так и за рубежом. Совершенно правы те теоретики, которые говорят, что импортозамещающая индустриализация не только не отвечает задачам сегодняшнего дня, но и никогда не достигала заявлявшихся целей (см.: Bhagwati, Jagdish. In Defense of Globalization: How the New World Economy Is Helping Rich and Poor Alike, Oxford, New York: Oxford Univ. Press, 2004). Поэтому российская модернизация XXI века, чтобы оказаться успешной, не должна повторять шаблоны прежних модернизационных попыток.
Условиями успешной модернизации страны могут стать: повышение нормы накопления; регулируемое государством резкое снижение прибыльности сырьевых отраслей ради повышения инвестиционной привлекательности индустриального сектора; введение европейских стандартов и норм технического регулирования; улучшение инвестиционного климата через резкое снижение роли и масштабов бюрократического регулирования; и, наконец, постепенный отход от «кланового» метода подбора кадров и переход к меритократическому. Россия сможет начать поступательное развитие только тогда, когда основную роль в определении ее политического и экономического курса будут играть не представители сырьевых монополий, а компании, укрепившие свои позиции в ходе «новой индустриализации».
«Дискуссия» о модернизации: кто «за», кто «против»
Резкие исторические повороты не только сопровождаются, как правило, политической борьбой, но и предваряются серьезным интеллектуальным брожением. От Великой Французской революции до Октябрьского переворота и горбачевской перестройки это правило не нарушалось практически никогда. Учитывая судьбоносность происходящих перемен, не вызывает удивления, что общество, сталкиваясь с ними, иногда раскалывается на два противоположных и непримиримых лагеря, в противостоянии которых и выкристаллизовываются планы реформ.
Ничего подобного в современной России не происходит. Провозглашенная президентом Д. Медведевым модернизация была воспринята откровенно прохладно. Никто не высказал возражений против предложенного плана или обозначенных приоритетов. При этом большинство из тех, кто горячо приветствовал модернизационные планы, отнюдь не замечены в реальных делах, способствующих трансформации российских экономики и политики. C одной стороны, это можно объяснить: модернизация в том ее виде, в каком она была представлена главой государства, приемлема для всех — даже великодержавные шовинисты отнюдь не возражают против того, чтобы Россия была более сильным и технологически прогрессивным государством. Политические силы — и даже «Единая Россия», большинство членов которой известны только безудержным казнокрадством, — также не отвергли идею модернизации, хотя еще недавно с большим энтузиазмом поддерживали курс на создание «энергетической сверхдержавы» на базе «суверенной демократии». Президент Д. Медведев осознает такое положение вещей, но, видимо, не видит в нем ничего экстраординарного; в сентябре 2010 года, встречаясь в Ярославле с группой российских и иностранных политологов, на вопрос о том, не следует ли создать мощную общественную силу в поддержку модернизации, он ответил отрицательно, мотивировав свое мнение так: «Во всяком случае, глаза в глаза мне никто не говорил: «Мы против модернизации, давайте законсервируем все как было, мы развивались абсолютно правильно, у нас все хорошо, ничего не трогайте, не дай бог, что-нибудь испортите, разрушите»» (цит. по: www.kremlin.ru/news/8882). B данном случае я вижу очевидную подмену понятий: если никто не выступает против чего-либо, это еще отнюдь не означает, что все выступают «за». Отсутствие оппозиции не следует считать выражением поддержки.
Ha мой взгляд, все это указывает на крайнюю опасность, в которой находится модернизационная повестка дня в России. Наиболее серьезная угроза исходит от трех теоретических постулатов, которые сегодня обозначились весьма четко.
Во-первых, это позиция, которую изложил президент Д. Медведев. Сегодня модернизация в России невыгодна очень многим. Она неприемлема для представителей сырьевой олигархии, так как только урезание ее баснословных прибылей может обеспечить ресурсы для модернизации страны. Она угрожает бюрократам и силовикам, привыкшим паразитировать на бесправии предпринимателей и граждан, в то время как модернизация призвана раскрепостить хозяйственную инициативу. Она невыгодна правящей партии, «Единой России», так как требует иного принципа подбора и расстановки кадров, кроме критерия близости к ее пожизненному сакральному лидеру. Она может стать катастрофой для крупнейших квазигосударственных предприятий, скрывающих собственную неэффективность за псевдомодернизационной риторикой. Куда менее слабы и многочисленны группы тех, кто реально заинтересован в модернизации — и это не должно удивлять, ведь реформы всегда начинало меньшинство. Поэтому попытка «никого не обидеть» в ходе модернизации, проявляющаяся в последние месяцы все сильнее, способна полностью выхолостить ее содержание. Пока общество не начнет поляризовываться на основе отношения к модернизации, можно считать, что она еще не началась.
Во-вторых, это тезис о том, что «модернизации в сегодняшней России нет альтернативы». Данная мысль красной нитью проходит в трудах большинства тех, кто считает себя специалистами по модернизации (см.: Дискин, Иосиф. Кризис… И все же модернизация! Москва, Издательство «Европа», 2009, с. 7–16). Однако на деле такая позиция очень опасна. Совершенно не очевидно, что модернизация завершится успехом — но укорененное мнение о том, что она не может быть неудачной или провалиться почти наверняка трансформируется в утверждение о том, что «в общем и целом» модернизация удалась, и на ближайшее время данный вопрос может быть снят с повестки дня. Такая подмена понятий очень распространена в современной России: мы видели провалившуюся административную реформу, которую задним числом велено было считать удавшейся; реформу армии, которая большинством экспертов воспринимается как катастрофа, но при этом всячески приветствуется сверху; новации в области образования, отношения к которым со стороны специалистов и власти разнятся диаметрально. Поэтому, сходясь в утверждении о том, что «модернизации нет альтернативы», ее состоящие на содержании у власти адепты создают предпосылки для сведения ее на нет уже в относительно недалеком будущем.
