Виталий Петрусенко - Эхо выстрелов в Далласе
Такое рвение необъяснимо, с трудом укладывается в сознании и гипотеза Лифтона, что канцелярия Роули в Административном здании была одним из пультов управления вторым заговором.
Тень подозрения падает также на командование ВМС, в подчинении которого находятся медицинские учреждения в Бетесде. С его стороны были предприняты все необходимые меры, чтобы никто и никогда не узнал о закулисных действиях, сопровождавших вскрытие мертвого тела президента. Ведь фраза Сайберта и О'Нейла о хирургической операции на голове президента, по словам Лифтонаг явилась «счастливой случайностью» и «кусочком информации, которая незаметно выпала из официальной системы, хотя предполагалось, что хирургическая операция останется навечно тайной».
Если принять в качестве исходной данную точку зрения, то среди главных хранителей тайны, видимо, прежде всего следует назвать военных патологоанатомов. Какие посты они занимали? Руководитель вскрытия, капитан 3-го ранга Хьюмс был старшим патологоанатомом и директором лаборатории военно-морского госпиталя в Бетесде. Капитан 3-го ранга Босуэлл — главным патологоанатомом военно-морского госпиталя в Бетесде. Подполковник Финк — начальником отдела патологии баллистических ранений Института патологической анатомии вооруженных сил США; о нем в докладе комиссии Уоррена сказано, что он «имел большой опыт по изучению пулевых ранений».
В 1965 году вышла одна из первых книг об убийстве президента Кеннеди «Вопросы без ответов». Она принадлежала перу известного американского журналиста, лауреата премии имени Дж. Пулитцера Силвана Фокса. Он, в частности, изучил профессиональные биографии трех военных патологоанатомов и не нашел в них свидетельств того, что они имели какой-либо опыт в области судебно-медицинской экспертизы.
В книге уже приводились высказывания Вехта — главного эксперта судебной медицины аллегенского окружного суда штата Пенсильвания, президента Американской академии судебно-медицинских наук. Добавим, что Вехт — профессор юриспруденции, директор Питтсбургского института судебной медицины, директор института судебных наук при Дакуэснском университете. В 1967 году он опубликовал критический анализ посмертного вскрытия президента. Как нам кажется, читателю будет небезынтересно познакомиться с отрывками из этой работы.
«Если бы президент Кеннеди, — писал Вехт, — был главой европейского государства, его правительство назначило бы для проведения посмертного вскрытия самого известного в стране судебного патологоанатома (forensic pathologist). В качестве ассистентов ему были бы приданы 2–3 судебно-медицинских эксперта или же руководители крупных судебно-медицинских институтов. Непоправимой потерей для истории явилось то, что специалисты такого калибра не участвовали во вскрытии тела президента.
…Практика, опыт и знания судебного патологоанатома (forensic pathologist) в значительной степени отличаются от того, чем владеет клинический патологоанатом (hospital pathologist). Когда последний выполняет вскрытие, то чаще всего его целью является подтверждение прижизненного диагноза.
Судебный патологоанатом действует в иных условиях. Часто, работая вместе с официальными судебно-медицинскими экспертами, он решает задачу не проверки уже имеющегося диагноза, а установления самостоятельным путем точной причины смерти. Клинический патологоанатом изучает причины естественной смерти, судебный патологоанатом — насильственной смерти. Как заметил мой коллега — главный судебно-медицинский эксперт города Нью-Йорка доктор Милтон Хелперн,[19] — поручить клиническому патологоанатому исследование пулевой раны «равносильно тому, что выпустить 7-летнего мальчика, сходившего на три урока игры на скрипке, на сцену нью-йоркской филармонии для исполнения пьесы Чайковского. Он умеет держать скрипку и смычок, но ему еще далеко до того, чтобы исполнять музыку…»
«В свете сказанного, — продолжает Вехт, — особую тревогу вызывает тот факт, что во главе вскрытия президента был поставлен клинический патологоанатом. За исключением одного курса, прослушанного в Институте патологической анатомии вооруженных сил США, у доктора Хьюмса не было ни знаний, ни опыта в области судебной патологической анатомии. Ему ассистировал капитан Босуэлл, который был также клиническим патологоанатомом и не обладал каким-либо опытом в судебно-медицинских вскрытиях. После того как Хьюмс и Босуэлл увидели труп и поняли, какая сложная задача выпала на их долю, был приглашен подполковник Финк. Хотя подполковник Финк был способным судебным патологоанатомом, но практически не имел опыта: до ноября 1963 года он главным образом выполнял административные обязанности и ограничивался инспектированием документов, фотографий и прочих материалов законченных дел. К тому же 22 ноября он находился в чрезвычайно трудном положении. Его вызвали к анатомическому столу, когда вскрытие уже началось, он работал в госпитале ВМС под командой врача ВМС».
Вехт пишет далее, что судебные патологоанатомы не прощупывают пулевых ранений пальцем, как Хьюмс. Не включают в официальный протокол о вскрытии сообщения из газет, как Хьюмс, и т. д. и т. п. Не будем перечислять всех изъянов, которые были допущены, по мнению Вехта, военными патологоанатомами, всех неясностей, созданных их заключением. Позволим себе лишь еще раз процитировать Вехта, чтобы увидеть, какие обстоятельства кажутся подозрительными крупным американским специалистам в области судебной медицины.
«Представляется совершенно необъяснимым тот факт, — подчеркивал Вехт, — что ни один из гражданских судебно-медицинских экспертов не был приглашен участвовать во вскрытии тела президента Кеннеди. Когда возникали медицинские проблемы у президентов Эйзенхауэра или Джонсона, немедленно вызывались гражданские эксперты. Здесь же было решено положиться на трех военных патологоанатомов. Несмотря на то что в часе полета на самолете от Вашингтона проживают всемирно известные судебные патологоанатомы: доктор Рассел Фишер в Балтиморе, доктор Милтон Хелперн в Нью-Йорке, доктор Джозеф Спелман в Филадельфии, доктор Джеффри Манн в штате Вирджиния, доктор Элан Моритц в Кливленде и т. д. Они бы не замедлили откликнуться на просьбу правительства оказать помощь. Вся ирония в том, что эти эксперты приглашались военными ведомствами в прошлом многократно. Но на сей раз правительство словно забыло о них, хотя 22 ноября 1963 года в Бетесде производилось, вероятно, самое важное вскрытие нынешнего века. Трагическое решение правительства не приглашать гражданских экспертов породило множество противоречий и загадок в этом деле».
В последующие годы Вехт неоднократно возвращался к этой теме, высказывал мнение, что ряд решений, принятых Хьюмсом и его коллегами, был навязан им вышестоящим военным начальством. Лифтон идет дальше в своих рассуждениях о характере действий военных патологоанатомов. Мало того, что они были некомпетентны проводить вскрытие, что им навязывали решение, их вовлекли — быть может, даже против их собственной воли — в нечистоплотную игру, требовавшую во многих случаях идти на заведомый обман.
Но все элементы аферы замаскировать не удалось, и Лифтон, наблюдая в разные годы и в разных ситуациях за Хьюмсом, его бывшими ассистентами, не может освободиться от впечатления, что они постоянно живут в страхе быть разоблаченными. Им не по себе от публикуемых вот уже второе десятилетие статей и книг об их некомпетентности, неспособности отличить входные раны от выходных. Можно себе представить, какие мысли обуревают их, когда они слышат реплики, что не выдержали главного экзамена в своей карьере.
У них уже вырывались намеки, полупризнания. Они видели в 1973–1974 гг. во время уотергейтского дела, как постепенно вскрывалась вина одного за другим вышестоящих деятелей, как разваливался подобно карточному домику механизм «кавер-ап» — сокрытия фактов, как за попытку помешать следствию был вынужден уйти в отставку президент Никсон.
Когда в 1977–1978 гг. военных патологоанатомов пригласили в специальную комиссию по расследованию убийств дать показания, они вначале опасались разоблачения. Но тревоги были напрасны. С ними, помимо открытых слушаний, беседовали еще и в предварительном конфиденциальном порядке, а также на закрытых заседаниях комиссии. Что-то из этих бесед попало в доклад и 12 томов слушаний СКРУ. Но основная масса этих материалов засекречена конгрессом на 50 лет. Кто знает, может быть Хьюмс и очистил свою совесть за закрытыми дверями? Но на публичных слушаниях он сохранял свою прежнюю позу и во многих случаях пускал в ход эзоповский язык. Видимо, на открытых заседаниях он ждал все же более острых вопросов, более профессиональных. И не дождался. Когда он вернулся после показаний в зал, к нему подсел Лифтон, который освещал работу СКРУ для одной телевизионной станции. Он заметил, как дрожали руки Хьюмса, и спросил:
