К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №18 от 04.05.2010
Прокурор нетерпеливо перебивает: «В каком он был состоянии?».
Шкруднев: «Он был достаточно спокоен, в руке у него была бутылка пива. Он на Охотном ряду в мой телефон вставил свою сим-карту, позвонил куда-то, немного расстроился, потом мы отъехали от Охотного ряда и он вышел».
Прокурор тоном, исключающим представления о неприличии подслушивать и пересказывать чужие телефонные разговоры: «С кем он говорил?».
Шкруднев простодушно: «По-моему, с Иваном».
Прокурор требовательно: «Опишите дачу. Был ли там порядок или беспорядок?».
Шкруднев: «Ну, это была не дача с евроремонтом, там старые вещи стояли».
Прокурор досадливо: «Я не о том. Знаете ли Вы слово «бардак»? Так вот: был ли там бардак?».
Шкруднев решительно: «Ну, нет, бардака там не было».
Прокурор пояснил, что в его понимании означает «бардак»: «Имелись ли там вещи, которые не должны находиться на даче, например, строительные материалы, инструменты разные?».
Шкруднев понял, наконец, новое значение «бардака» и ответил, приложив к этому понятию собственное обозначение: «Это был не сарай».
Пока зрители размышляли, почему на даче не могут находиться строительные материалы и инструменты, в то время как у всех они именно там и находятся, прокурор подкрался к кульминационному вопросу: «Приглашал ли вас Александр посетить дачу 15 марта 2005 года?».
Свидетель не стал отказываться: «Дня за два до события приглашал, но я не смог».
На этом прокурор иссяк, зато адвокат Чубайса Шугаев захлестнул свидетеля фонтаном вопросов.
Шугаев спрашивал, устрашая свидетеля и громадностью своей кучеподобной комплекции, и чеканностью обвинительных формулировок: «Высказывал ли Вам Александр Квачков какие-либо политические взгляды на президента России, на правительство России, на Анатолия Борисовича Чубайса, на евреев, на представителей неславянских национальностей?».
Шкруднев, похоже, ощутил себя в застенках лубянских подвалов и в ужасе прошептал: «Нет».
Шугаев не поверил, в глазках его сверкнул отблеск бериевского пенсне: «Предлагал ли Вам Александр Квачков вступать в какие-либо политические партии, в тройки боевиков с целью свержения политического строя?».
Шкруднев, кажется, в его словах явственно различил щелканье затвора расстрельной винтовки, но стойко, хоть и дрожаще отказался ещё раз: «Н-н-нет».
От политических взглядов Шугаев перешагнул к тесту на терроризм: «Имел ли Александр какие-либо навыки в подрывном деле?».
Шкруднев взмолился и… почти признался: «Не знаю, но… но думаю, если человек в армии служил, значит, что-то может делать».
Шугаев с видом охотника, поймавшего, наконец, добычу в силки, почил от трудов, обрушившись всей кучей своей массы на хлипкий стул.
Как ни странно, в тон Шугаеву - поклоннику традиций лубянских подвалов, оказались вопросы подсудимого Миронова: «Квачков Александр состоял в какой-либо политической структуре?».
Шкруднев покачал головой: «Нет, не знаю о таком».
Миронов: «Вы видели его когда-либо в майке с изображением Эрнесто Че Гевары?».
Шкруднев: «Не видел».
Миронов не отступает: «Александр Квачков когда-либо при Вас изготавливал коктейль Молотова или взрывное устройство?».
Шкруднев пугается: «Нет, не видел».
Вмешивается судья: «Вот Вы, Миронов, позиционируете себя, как аспирант, историк, подающий надежды ученый, и употребляете слова, которыми окрестили эту смесь вот те заграничные м-м-м, та, другая армия…».
Миронов удивлённо: «Это советская историческая классика, Ваша честь. Роман Фадеева «Молодая гвардия».
Судья не спорила. Миронов продолжал спрашивать: «С какой целью Александр Квачков пригласил Вас на дачу накануне 17 марта?».
Шкруднев бесхитростно: «Наверное, водки попить».
Миронов: «Александр не предупреждал Вас, что помимо распития спиртных напитков, Вам придется участвовать в расстреле бронированного кортежа Чубайса?».
Шкруднев ошарашенно: «Нет, не предупреждал».
Подсудимый Найденов дал свидетелю возможность перевести дух от политики: «Была ли военная форма у Александра в квартире и лицензия охранника?».
Шкруднев охотно: «Да, была, и форма была, и лицензия».
Найденов: «Известно ли Вам, оказывал ли Александр Квачков какие-либо услуги в частном порядке – пробивал номера, охранял кого-либо, вел за кем-либо наблюдение, ну, за чьим-то мужем, женой?».
Шкруднев задумался: «Он об этом не любил говорить, но я вспоминаю, что какие-то побочные заработки у него были».
Найденов: «Вы можете подробнее рассказать о его звонке 15-16 марта?».
Шкруднев: «Он меня приглашал на дачу отдохнуть, эсэмэску прислал «Я под Минском», но меня жена не отпустила».
Найденов живо: «Что означает на сленге молодежи Кунцева «быть под Минском»?
Шкруднев застенчиво: «Это точка, где собираются девочки. Ну, раньше они там стояли».
Найденов: «Вот 17 марта, когда Александр Квачков пришел к Вам с бутылкой пива, кроме пива, у него оружие, боеприпасы, маскхалаты были?».
Шкруднев категорически отмел военное снаряжение друга: «Нет, пустой был».
Найденов: «А после этого звонка на Охотном ряду как изменилось поведение Александра?».
Шкруднев: «Он заволновался, расстроился».
Снова подсудимый Миронов: «Какая зарплата была у Александра Квачкова?».
Шкруднев: «Сейчас не вспомню, но совсем небольшая».
Миронов: «Тогда на чьи средства Вы гуляли с девочками?».
Судья снимает вопрос по требованию целомудренного прокурора.
Миронов пытается переформулировать: «Кто оплачивал спиртные напитки, питание во время вашего отдыха?».
Прокурор снова требует снять вопрос, и судья привычно уже корит Миронова за неприличный вопрос: «Подсудимый, Вы сводите суд к такому мероприятию, когда в компании можно смеяться, шутить со своими однолетками».
Миронов вспыхивает: «Ваша честь, мне больше всех здесь не до шуток!».
Судья оставляет без внимания реплику Миронова и сама обращается к свидетелю: «Интересовались ли Вы у Александра, как он провел время «под Минском» в кавычках, учитывая тот факт, что на вашем сленге это означает «снять девочек»?
Шкруднев с возмущением возражает: «Нет! У нас это не означает «снять девочек», у нас это означает – встретиться у кинотеатра «Минск».
Судья: «Ну - встретиться! Ой, извините, я думала, у вас это называется – «снять девочек». Почему Вы решили, что он Вам назначает встречу у кинотеатра «Минск»?
Шкруднев ей растолковывает: «Человек пишет, что находится под «Минском», сидит, с кем-то отдыхает. Я приехать не смог, и все».
Кажется, друг Александра Квачкова искренне и подробно рассказал все, что знал, и даже все, что только предполагал. Но прокурор, не удовлетворенный показаниями свидетеля, требует огласить его допрос на следствии. Оглашение разрешено. Вот что рассказывал Шкруднев пять лет назад на следствии: «Я заметил, что Александр стал интересоваться политикой, это связано с тем, что он стал сильно общаться со своим отцом. Отец его Владимир Квачков имел такие взгляды, они заключались в том, что Россию разворовали, что в этом виноваты жиды. Причём жиды – это не лица еврейской национальности, а те, кто грабит и разворовывает Россию. В квартире Александра я видел книги Бориса Миронова. Александр зачитывал отрывки из них. 17 марта он пришел ко мне на квартиру, сказал, что его отец арестован и это связано с покушением на Чубайса. Он позвонил с моего телефона на Охотном ряду Ивану или Игорю, я не понял, а потом простился со мной и вышел из машины».
Прокурор закончил чтение и подчеркнул противоречие: «Вы указали, что он политикой не интересовался, а раньше говорили, что он перенял взгляды от отца?».
Шкруднев пожал плечами: «Я уже забыл».
Миронов: «Вы не помните, кого конкретно называл жидами Александр Квачков?».
Шкруднев: «Не Александр, а Владимир».
Адвокат Першин тут же уточняет: «Вот это вот, что Владимир Квачков называл кого-то жидами, это в Вашем присутствии происходило?».
Шкруднев замялся: «Ну, я сейчас не уверен, что это было. Может, я сам слышал, может, Александр мне говорил».
Судья морщится: «Я вопрос сниму. То, что записано в протоколе, – это слова того, кого допрашивают. А в данном процессе вопросы задает профессиональный юрист, и задавать вопросы в нецензурной, некорректной или оскорбительной форме – это недопустимо».
Першин пытается отстоять вопрос: «Ваша честь, это относится к обстоятельствам дела».
Судья несговорчива: «Но это не означает, что профессиональный юрист должен повторять слова, которые говорит свидетель. Я предупреждаю Вас о недопустимости нарушения порядка в судебном заседании».
Першин встает: «Возражаю. Прокурор зачитывал те же самые слова, оглашая протокол. Вы тогда запретите прокурору употреблять эти слова».
