Ноам Хомский - Гегемония, или Борьба за выживание
В марте 1960 года Д. Эйзенхауэр предложил план отстранения Кастро от власти и установления режима, «более приверженного настоящим интересам кубинского народа и более благоприятного для США», который предполагал содействие «проведению военной операции на острове» и «подготовке необходимого количества военизированных групп за пределами Кубы». Разведка сообщала, что Кастро пользуется значительной общественной поддержкой, и, несмотря на это, США стремились соблюсти «настоящие интересы кубинского народа». Смену режима требовалось осуществить «таким образом, чтобы никто не заметил американского военного присутствия», так как это могло спровоцировать негативную реакцию во многих странах Латинской Америки и вызвать волну протеста в самом американском обществе.
«Вторжение в заливе Свиней» было проведено год спустя, в апреле 1961-го, после того как во главе США стал Дж. Кеннеди. Позднее, отвечая на вопросы специальной комиссии Сената, Роберт МакНамара скажет, что резолюция о начале военной операции была подписана в Белом доме в атмосфере общей «истерии» вокруг кубинского вопроса. На первом заседании правительства США после неудавшегося вторжения «атмосфера была просто дикой», как отмечал потом в частных беседах Ч. Баулз: «Там была почти яростная реакция на предложенную программу действий». На заседании Национального совета безопасности, которое было собрано через два дня, Баулз отметил «практически такую же по степени накала страстей» атмосферу и был поражен преобладавшей там «колоссальной внутренней разобщенностью». Общее настроение было отражено в публичном выступлении Дж. Кеннеди. «Добропорядочные, самодостаточные, незащищенные общества отправлены на свалку истории. Только сильные… имеют шансы выжить», — сказал он, обращаясь к стране. Его слова могли бы быть впоследствии успешно использованы политиками рейгановской эпохи в их борьбе с терроризмом{153}. Кеннеди вполне осознавал мнение союзников, которые «считали, что американцы слегка потеряли рассудок» в попытках разрешить кубинский вопрос, и такое восприятие присутствует до сих пор{154}.
Кеннеди установил режим жесточайших экономических санкций, которые вряд ли могла выдержать какая-либо небольшая страна, если она к тому же за предшествующий шестидесятилетний период с момента ее «освобождения» от испанского протектората стала «практически колонией» США{155}. Он также отдал распоряжение об усилении подрывной деятельности на территории Кубы. «Он попросил своего брата, Генерального прокурора США Роберта Кеннеди, возглавить высокопоставленную межведомственную группу, занимавшуюся разработкой операции „Мангуста“[7]. Она включала организацию действий военизированных групп, экономических мер воздействия и саботажа. Операция была запущена в конце 1961 года для того, чтобы на голову Ф. Кастро „свалились все беды разом“, проще говоря, чтобы отобрать у него власть»{156}.
В своем анализе недавно рассекреченных материалов об операциях под руководством Кеннеди Хорхе Домингез пишет, что это было «не шуточное дело». Пьеро Глэйезез добавил, что эти материалы представляют собой лишь «верхушку айсберга» и «большая их часть была вымарана»{157}.
Операция «Мангуста» занимала «центральное место в американской политике в отношении Кубы с конца 1961 года до начала ракетного кризиса в 1962 году», считает Марк Уайт, программа, с которой братья Кеннеди «связывали большие надежды». Роберт Кеннеди сообщал руководству ЦРУ, что решение кубинского вопроса имеет «большую важность для правительства США — все остальное второстепенно — и каждая минута работы, все усилия и человеческие ресурсы должны быть брошены» на то, чтобы свергнуть режим Кастро. Организатор операции «Мангуста», Эдвард Лэнсдэйл, составил график, который позволял «начать открытое восстание и сместить коммунистический режим на Кубе» в октябре 1962 года. «Последняя версия» этого плана предусматривала, что «окончательный успех операции принесет полномасштабное военное вторжение США» после того, как подрывные антиправительственные акции создадут необходимую основу. Предполагалось, что военное вторжение вооруженных сил будет проведено в октябре 1962-го, но тут разразился кризис в связи с размещением советских ракет{158}.
В феврале 1962 года Генеральный штаб США одобрил еще более дерзкий план действий, чем предполагал А. Шлезинджер: использовать «скрытые меры… для провоцирования Ф. Кастро либо кого-то из его подчиненных на совершение открытой враждебной акции против США. Реакция на это, которая в таком случае была бы оправдана, стала бы не просто ответной мерой, но позволила бы уничтожить Кастро без промедлений, молниеносно и решительно»{159}. В марте, в ответ на запрос Министерства обороны США по разработке плана операции на Кубе, Генеральный штаб передал министру обороны Роберту МакНамаре служебную записку, в которой содержался «перечень оснований, достаточных, по мнению сотрудников Генерального штаба, для проведения военного вторжения США на Кубу». Данный план нужно было реализовать в случае, если «в течение от 9 до 10 месяцев на Кубе случится правдоподобное, организованное изнутри восстание», но до момента, когда кубинские власти установят отношения с советским руководством, так как «это могло означать конфронтацию с СССР».
Тщательно спланированная операция с использованием военной силы должна исключать опасность злого умысла.
Мартовский план предполагал выстраивание «кажущихся сперва бессвязными событий в единый ряд, чтобы скрыть основную цель операции и создать необходимое впечатление безрассудности кубинского руководства вместе с заботой США не только о собственных, но и об интересах других стран». Таким образом, США должны были выглядеть как «страна, испытывающая явные проблемы с обеспечением собственной безопасности, а Куба [такой имидж необходимо было создать] как источник угрозы для всего Западного полушария». Предлагаемые меры включали подрыв военного корабля США в бухте Гуантанамо, чтобы «данный инцидент создал волну настроений в духе кампании под лозунгом „Помни о „Мэне“!“»[8], и для «нагнетания протестной реакции американского общества» последующую публикацию в американских СМИ списков количества жертв.
Данная пропагандистская кампания должна была представить «неопровержимые доказательства того, что корабль был атакован кубинцами». Она также предполагала «запуск кампании [во Флориде] и даже в Вашингтоне против террористической угрозы, исходящей от коммунистической Кубы». Здесь использовались зажигательные бомбы советского производства для поджога тростниковых плантаций в соседних с Кубой странах, и даже предусматривалось сбить беспилотный самолет, представив, будто это был чартерный авиарейс со студентами на борту, которые летели на каникулы. В рамках этой кампании предполагался еще ряд подобных изобретательных акций, которые так и не были осуществлены, хотя сам факт наличия таких намерений служит подтверждением той общей атмосферы «дикости» и «неистовства», которые царили в руководящей среде США в этот период{160}.
23 августа президент подписал директиву № 181 «О мерах по обеспечению национальной безопасности», в соответствии с которой «планировалось организовать внутреннее восстание на Кубе перед проведением операции по военному вторжению США». Подготовка этой операции включала «значительные меры по военному планированию, проведению маневров и передислокации сил и средств США», о чем, безусловно, должно было стать известно на Кубе и в СССР{161}. Тогда же, в августе, было увеличено количество проводимых подрывных акций, включая налеты катеров на кубинские побережья в районах гостиничных зон, «где, по имеющейся информации, были размещены советские военные инженеры, что привело к гибели многих советских и кубинских граждан». Произошел ряд нападений на британские и кубинские грузовые суда; блокировались суда, транспортировавшие сахар; проводились различные другие силовые акции и диверсионные действия, которые в основном осуществлялись посредством находящихся в изгнании кубинских организаций и групп, легализованных во Флориде{162}. Несколько недель спустя наступил «один из самых опасных моментов в истории человечества».
Силовые диверсионные акции продолжались на протяжении всего периода ракетного кризиса. Формально они были приостановлены 30 октября, через несколько дней после того, как Кеннеди и Хрущев пришли к договоренности, однако снова возобновились через некоторое время. 8 ноября, «в ходе секретной операции на территории Кубы, высадилась группа, приплывшая со стороны США, и было успешно взорвано здание завода», в результате чего, по данным кубинского правительства, погибли 400 рабочих. Реймонд Гартхоф написал, что «советская сторона могла рассматривать [данную акцию] как попытку переиграть ключевой вопрос заключенной договоренности: гарантии США о ненападении на Кубу». Он полагал, что эта и другие акции подтверждали то, «что для обеих сторон опасность была по-прежнему велика, и вряд ли можно было исключить вероятность повторения кризиса»{163}.
