Иммануэль Валлерстайн - После либерализма
За пределами идеологий?
Возможно ли, по крайней мере, теперь, выйти за пределы идеологий, точнее говоря, за пределы господствующей либеральной идеологии? Этот вопрос неоднократно ставился во всей его полноте со времени мировой революции 1968 г. На что же еще могли нападать революционеры 1968 г., как не на либеральную идеологию, поскольку из трех идеологических учений именно это служило капиталистической мироэкономике?
Очевидно, что многие участники столкновений 1968 г. облекали свои требования в словесную форму маоизма или других разновидностей марксизма. Но это отнюдь не препятствовало им валить марксизм в одну кучу с либерализмом, отвергая как официальный советский марксизм, так и великие коммунистические партии развитых стран мира. И когда в период после 1968 г. наиболее «консервативные» элементы пытались найти ответ на действия революционеров 1968 г., они назвали себе «неолибералами».
Недавно в рецензии на книгу Колаковского, опубликованной в «Publisher's Weekly», идеи автора были суммированы следующим образом: «„Консерватизм“, „либерализм“ и „социализм“ более не занимают взаимоисключающих позиций» «New York Review of Books» («Нью-Йоркское книжное обозрение», 7 марта 1991 г., с. 20: анонс). Но если сделанный нами анализ верен, уместно было бы задать вопрос о том, были ли вообще эти три идеологии когда-нибудь взаимоисключающими. Новое здесь заключается не в замешательстве, которое царит в подходах к значению и ценности либерализма как великой господствующей идеологии капиталистической мироэкономики — он всегда был ею. Новое здесь состоит в том, что впервые в истории его развития в качестве господствующей идеологии с 1848 г. либерализм, составляющий суть самого понятия «современность», вновь был поставлен в своей основе под вопрос. Вывод, к которому мы могли бы прийти на этом основании, может увести нас слишком далеко от предмета нашего рассмотрения. Тем не менее, я верю в то, что либерализм, как действенный политический проект, уже пережил свои лучшие дни, и что сейчас он умирает в условиях структурного кризиса капиталистической мироэкономики.
Это, однако, вполне может и не быть концом идеологии. Но теперь, когда необходимость политических перемен уже не кажется столь очевидной, неизбежной, а потому нормальной, отпала и необходимость в идеологии в качестве средства, которое позволило бы справиться с последствиями такого убеждения. Мы вступаем в переходный период, который может продлиться около пятидесяти лет, и который можно назвать крупной «бифуркацией» (по Пригожину) с непредсказуемым исходом. Мы не можем прогнозировать мировоззрение (мировоззрения) системы (систем), которая возникнет на развалинах нынешней. Мы не можем сейчас вести речь о тех идеологиях, которые возникнут, или о том, какими они будут, если они будут вообще.
Литература
Agulhon Maurice. 1848, ou l'apprentissage de la Republique, 1848–1852 / Nouv. ed. revisee et completee. Paris: Ed. du Seuil, 1992.
Balzac Honore de. The village cure. Philadelphia: George Barrie and Sons, 1898.
Bastid Paul. La theoriejuridique des Chartes // Revue Internationale d'histoire politique et constitutionelle. 1953. № 3. P. 63–75.
Bonald Louis de. Legislation primitive consideree par la raison. Paris: Ed. Jean-Michel Place, 1988 (1802).
Brebner J. Bartlett. Laissez-faire and state intervention in nineteenth-century Britain // The Tasks of Economic History (a supplemental issue of the Journal of Economic History). 1948. № 8. P. 59–73.
Brunot Ferdinand. Histoire de la langue francaise des origines a 1900, IX: La Revolution et l'Empire, 2'e Partie: Les evenements, les institutions et la langue. Paris: Lib. Armand Colin, 1937.
Cantimori Delio. 1848 en Italie // Le printemps des peuples: 1848 dans le monde / F. Fejto, dir. Paris: Ed. du Minuit, 1948. P. 255–318.
Cecil Hugh, lord. Conservatism. London: Williams & Northgage, 1912.
Cole G. D. H. A history of socialist thought. Vol. 1, Socialist thought: The forerunners, 1789–1850. New York: St. Martin's Press, 1953.
Condliffe J. B. The commerce of nations. London: George Alien & Unwin, 1951.
Gash Norman. Peel and the party system, 1830 — 50 // Transactions of the Royal Historical Society, 5th ser. 1951. P. 47–70.
Halevy Elie. A history of the English people in the nineteenth century. 2nd rev. ed. Vol. 2. England in 1815. London: Ernest Benn, 1949.
Halevy Elie. A history of the English people in the nineteenth century. 2nd rev. ed. Vol. 3. The Triumph of Reform, 1830–1841. London: Ernest Benn, 1950.
Hayek Frederick A. von. The counter-revolution of science: Studies on the abuse of reason. Glencoe, IL: Free Press, 1952.
Hobhouse L. T. Liberalism. London: Oxford Univ. Press, 1911.
Hobsbawm Eric J. The age of revolution, 1789–1848. New York: World Publishing, A Mentor Book, 1962.
Iggers Georg G. The cult of authority: The political philosophy of the Saint-Simonians. A chapter in the intellectual history of totalitarianism. The Hague: Martinus Nijhoff, 1958.
Kolakowski Leszek. Main currents of Marxism: Its rise, growth, and dissolution. 3 vols. Oxford: Clarendon Press, 1978.
Labrousse Ernest. 1848–1830 — 1789: Comment naissent les revolutions // Actes du Congres historique du Centenaire de la Revolution de 1848. Paris: Presses Univ. de France, 1949. P. 1 — 20.
Lukes Steven. Individualism. Oxford: Basil Blackwell, 1973.
Manning D.J. Liberalism. London: J. M. Dent & Sons, 1976.
Manuel Frank E. The new world of Henri Saint-Simon. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1956.
Marshall Alfred. Industry and trade. London: Macmillan, 1921.
Marx Karl, Frederick Engels. Manifesto of the Communist Party // Karl Marx. The revolutions of 1848: political writings. Vol. I. Harmondsworth, UK: Penguin, 1973 (1848). P. 62–98. (Рус. пер.: Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии.)
Mason E. S. Saint-Simonism and the rationalisation of industry // Quarterly Journal of Economics. 1931. № 45. P. 640–683.
Meyssonier Simone. La balance et l'horloge. La genese de la pensee liberate en France au XVII'e siecle. Montreuil: Ed. de la Passion, 1989.
Minogue K. R. The liberal mind. London: Methuen, 1963.
Nisbet Robert A. De Bonald and the concept of the concept of the social group // Journal of the History of Ideas. 1944. № 5. P. 315 — 31.
Nisbet Robert A. Conservatism and sociology // American Journal of Sociology. 1952. № 58. P. 167 — 75.
Nisbet Robert A. The sociological tradition. New York: Basic Books, 1956.
Plamenatz John. The revolutionary movement in France, 1815–1870. London: Longman, Green, 1952.
Schapiro J. Salwyn. Liberalism and the challenge of fascism: Social forces in England and France (1815–1870). New York: McGraw-Hill, 1949.
Simon Walter M. History for Utopia: Saint-Simon and the idea of progress // Journal of the History of Ideas. 1956. № 17. P. 311–331.
Tudesq Andre-Jean. Les grands notables en France (1840–1849): Etude historique d'une psychologie sociale. 2 vols. Paris: Presses Univ. de France, 1964.
Wallerstein Immanuel. The French revolution as a world-historical event // Unthinking social science: The limits of nineteenth-century paradigms. Cambridge: Polity Press, 1991. P. 7 — 22.
Watson George. The English ideology: Studies in the language of Victorian politics. London: Allan Lane, 1973.
White R. J., ed. Introduction to: The conservative tradition. London: Nicholas Kaye, 1950. P. 1 — 24.
Глава 5. Либерализм и легитимация национальных государств: историческая интерпретация
Идеологическую базу, лежавшую в основе развития капиталистической мироэкономики в период с 1789 по 1989 гг., составлял либерализм (вместе с вытекающим, но не производным от него научным подходом). Эти даты совершенно точные. Французская революция знаменует собой выход либерализма на всемирную политическую арену в качестве важного идеологического течения. Падение коммунистических режимов в 1989 г. знаменует собой уход либерализма с этой арены.
Насколько эти утверждения правильны, очевидно, зависит от того, что мы подразумеваем под сущностью либерализма. Словари нам в этом особенно не помогут, так же, как и огромное число книг, посвященных либерализму, поскольку само понятие либерализм чрезвычайно расплывчатое. И дело здесь не в том, что оно имеет много определений; так обычно происходит с любой значимой политической теорией. Суть проблемы заключается в том, что эти определения настолько сильно отличаются друг от друга, что самому понятию придаются диаметрально противоположные значения. К числу самых показательных примеров недавнего времени можно отнести тот факт, что когда президенты Рейган и Буш в Соединенных Штатах в своих политических выступлениях обрушивались на либерализм с яростными нападками, в публицистических работах европейских обозревателей их самих нередко называли «неолибералами».
Скорее всего, кто-то скажет, что такие словесные манипуляции объясняются тем, что политический и экономический либерализм следует рассматривать как две разных интеллектуальных позиции или даже два разных направления общественной мысли. Как же тогда получилось, что для обозначения и того, и другого мы пользуемся одним и тем же термином? И как тогда быть с категорией культурного либерализма? А хиппи, выступающих против культуры, нам тоже следует причислить к либералам? А борцы за свободу личности — тоже либералы? Рассуждения такого рода можно было бы продолжить, но в этом нет никакого смысла.
Объяснение этой лингвистической путаницы было бы слишком простым выходом из положения, поскольку на самом деле либерализм всегда проявлялся во всех сферах человеческой деятельности. Чтобы разумно применять термин «либерализм», необходимо разобраться в его сути.
Либерализм следует рассматривать в его историческом контексте, который, как я уже отмечал, ограничен периодом 1789–1989 гг. Либерализм интересует меня как идеология, при этом под термином «идеология» я понимаю всеобъемлющую долгосрочную политическую программу, направленную на мобилизацию большого числа людей. В этом смысле, как я уже отмечал ранее[43], до изменения геокультуры капиталистической мироэкономики, которое произошло в ходе Французской революции и последовавшей за ней наполеоновской эпохи, идеологические учения не были ни нужны, ни возможны.
До Французской революции, как и при других исторических системах, в рамках господствующего мировоззрения капиталистической мироэкономики нормальным положением вещей считалась политическая стабильность. Суверенитет принадлежал правителю, а право правителя на правление определялось неким набором правил, связанных с получением власти, обычно по наследству. Против правителей, конечно, часто плелись заговоры, иногда их даже свергали, но новые правители, занявшие место смещенных, всегда проповедовали ту же веру в естественность стабильности. Политические перемены были явлениями исключительными, и оправдывались они в исключительном порядке; и это происходило вовсе не для того, чтобы создать прецедент для дальнейших перемен.
