Александр Дюков - Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб
Вся эта информация была очень полезной; что бы получить новую и одновременно разрядить напряжение у террористов, в здание направился очередной переговорщик, Григорий Явлинский. Лидер «Яблока» вошел в захваченный театральный центр около полуночи; и зеваки, и к этому времени журналисты потихоньку стали расходиться, и потому это осталось практически незамеченным.
«В ночь с 24 на 25 октября я зашел в здание захваченного центра, — вспоминал Явлинский. — В здании меня остановили трое людей в масках, они были вооружены. Они провели меня в подсобное помещение буфета, где находились трое человек уже без масок, по виду чеченцы. Один из них оказался Бараевым, другой был его помощник Абу-Бакар, третий мне неизвестен. Я предложил им сформулировать свои требования к властям, чтобы можно было отпустить ни в чем не повинных заложников. Мне было сказано, что их требованием является вывод войск из Чечни. Я заявил, что данное требование в короткие сроки выполнено быть не может. В ходе переговоров мы остановились на трех пунктах требований: прекращение со следующего дня применения в Чечне тяжелого оружия, а именно артиллерии и авиации; прекращение зачисток; разговор по телефону между Путиным и Масхадовым. Мне захватчики сообщили, что они готовы к смерти и из центра они в любом случае живыми не выйдут, однако, если их требования выполнены не будут, они готовы начать убивать заложников. Эту их угрозу я воспринял серьезно, хотя в их словах и было много бравады, они пытались осуществлять запугивание возможными расправами и оказывали психологическое воздействие».[251]
«Среди них не было никого, с кем можно было бы говорить о политике», — подытожил впоследствии Явлинский.[252] Это закономерное обстоятельство, судя по всему, удивило политика: в здании оказались не вменяемые люди, с которым можно было бы вести диалог, а обыкновенные бандиты.
Выйдя обратно, Явлинский от общения с журналистами отказался и, побывав в оперативном штабе, отправился в Кремль — информировать об остановке руководство страны. «Я не общался с прессой умышленно, — скажет потом лидер „Яблока“. — Я считаю это совершенно неправильным ни с какой точки зрения и непрофессиональным».[253]
Несмотря на странные иллюзии, испытываемые Григорием Алексеевичем по отношению к возможности ведения политического диалога с террористами, его поведение в кризисной ситуации оказалось очень ответственным и выдержанным; в отличие от многих других депутатов Госдумы, делать себе политический капитал на трагедии Явлинский не стал.
Тем временем были собраны все необходимые заложникам медикаменты, о которых сказал Рошаль. Сделано это было с поразившей профессора оперативностью: никаких аптек не понадобилось, и буквально через сорок минут все лекарства (более шестидесяти наименований) были готовы для передачи в здание.
Одновременно с террористами велись переговоры о том, что в здание будет допущена съемочная группа одного из общенациональных телеканалов; террористы выбрали НТВ — по-видимому, памятуя о том, как во время первой чеченской войны этот независимый телеканал фактически воевал на стороне террористов, озвучивая их пропаганду. Но с тех пор утекло много воды: уже и время было не то, и телеканал не тот, и потому в оперативном штабе особенно по этому поводу не беспокоились. Напротив, интервью, данное террористами британцу Франкетти, уже показало, как могут быть полезны в сложившейся ситуации журналисты, и потому разрешение на поход в театральный центр НТВэшникам дали без особых проблем.
В это же время по приказу оперативного штаба милиционеры стали проводить «облавы» и выгонять из верхних квартир ближайших к ДК домов журналистов теле- и радиокомпаний; некоторые из них, особенно сопротивлявшиеся, при этом были слегка побиты.[254] Руководство оперативного штаба не имело никакого желания, чтобы в случае, если (а вернее когда) спецназу придется все-таки идти на штурм театрального центра, журналисты показывали бы это в прямом эфире.
Многих журналистов, впрочем, так и не отловили.
Террористы готовились принимать гостей. В зрительном зале на сцену поднялся Бараев и заявил, что достигнута договоренность о том, что журналисты НТВ будут допущены в зал. «Начались приготовления, — вспоминала Татьяна Попова. — На сцене раскладывались боеприпасы. Канистру с непонятным содержимым любовно переставляли с места на место, ища ракурс получше».[255]
Съемочная группа НТВ действительно вошла в здание вместе с доктором Рошалем и медиками Красного Креста.[256] Оказать медицинскую помощь заложникам террористы разрешили в обмен на съемку обращения Бараева; а если вы его покажете, сказали они, то мы, может быть, кого-нибудь отпустим.
«Я тогда разговаривал с Бараевым, — вспоминал Рошаль. — Он сказал, что, в конце концов, отпустит всех детей… Но заместитель Бараева сказал мне: „А почему ты хочешь, чтобы мы отпустили детей? Когда федералы окружили — и назвал какой-то город и деревню, — началась зачистка, мы же просили, чтобы детей отпустили, но их не отпустили“.
Леонид Михайлович ответил на эту пропагандистскую заготовку спокойно:
— Знаешь, я читаю газеты, но я такого не слышал. Это что, в отместку?
Абу-Бакар немного смутился:
— Нет, просто ты говоришь отпусти, отпусти, льешь крокодиловы слезы, а почему тебе не жалко чеченских детей?
— Как это? — искренне возмутился Рошаль. — Я приезжал в Чечню и лечил их, и оперировал, и сегодня в Москве находятся сорок чеченских детей вместе с матерями, мы их лечим, есть очень тяжелые больные».[257]
Террорист промолчал: пропаганду можно продуктивно вести перед неосведомленными людьми, а профессор Рошаль к таковым явно не относился.
В это время съемочная группа журналиста Сергея Дедуха снимала интервью с Бараевым. К журналистам террористы отнеслись крайне предупредительно. «Нас никто не обыскивал и даже не просил показать документы», — рассказывал потом Сергей Дедух.
Террористы также постарались, чтобы телевизионная «картинка» выглядела эффектно. Бараев и пятеро его подчиненных долго рассаживались перед камерами, выбирая позы получше, шепотом переговаривались между собой.
Потом писавшие все эти приготовления журналисты НТВ расшифруют, что говорили друг другу террористы. Неизвестный боевик спрашивал Бараева:
— Как я выгляжу? Как мой подшлемник?
— Нормально, — ответил главарь бандитов.
— Меня никто не узнает? — продолжал боевик.
— Да кто тебя должен узнать! — попытался урезонить того Бараев.
Но боевик все же не мог не волноваться. То, что делали они здесь под руководством Бараева и Абу-Бакара, слишком противоречило всем нормам человеческого поведения, слишком явно противоречило даже интересам собственного народа. Несмотря на весь свой фанатизм, несмотря на всю пропаганду, которой их накачивали командиры, молодые боевики не могли не чувствовать: они совершают ужасное преступление, по сравнению с которым все их обстрелы блокпостов, минирование дорог и убийство чеченских же «коллаборационистов», несмотря на всю свою кровавость, были просто детскими шалостями. И у террориста, собственноручно неоднократно убивавшего, привыкшего к крови и преступлениям, непроизвольно вырвалось шепотом:
— Ой, мама, что же мы творим?
Наконец, террористы расселись, и их главарь, глядя в объектив, подтвердил, что он действительно Мовсар Бараев, племянник Арби Бараева, после чего в очередной раз рассказал о своих требованиях. Затем, отвечая на вопросы журналистов, он кое-что рассказал о том, как готовился теракт. Подготовка к акции, сказал Бараев, заняла два месяца, в течение которых в Москву завозилась взрывчатка. Также террористы посещали «Норд-Ост» и параллельно планировали проведение других терактов, которые должны были быть осуществлены одновременно с захватом заложников в театральном центре, но провести которые не удалось.
Неизвестно, чем была обусловлена такая откровенность Бараева: хотя теракты действительно были предотвращены правоохранительными органами, российские власти о них пока не сообщили, чтобы не усугублять и без того напряженную обстановку. Зачем в такой ситуации признаваться в подготовке преступлений — совершенно непонятно; единственное объяснение, которое можно найти, это то, что перед телекамерой (как и за несколько часов до этого перед британским журналистом) Мовсар Бараев говорил вовсе не для пропагандистских целей. Он, давно желавший, чтобы его имя так же запомнилось людям, как имя его дяди, говорил это для истории.
Наконец от саморекламы Бараев перешел к пропаганде. Для начала — и для демонстрации непримиримости — журналистам опять были показаны смертницы, по выражению Бараева, «с их понтами». Впоследствии, когда эти кадры показывали по телевидению, многие профессионалы высказали предположение, что взрывные устройства на поясах смертниц не были приведены в боевую готовность. Террористки слишком вольно обращались с этими устройствами: смыкали и размыкали перед камерой провода, накручивали их на палец. «С СВУ, стоящим на боевом взводе, так не обращаются, — объяснил потом один отставной чекист, — ведь малейшее касание проводов, по которым пропущен ток, приведет к замыканию цепи и к взрыву. Поэтому, скорее всего, бомбы у боевиков снаряжены не полностью. То есть, к примеру, отсутствует батарейка, или взрыватель не вставлен».[258] Еще раньше к этому выводу пришли в оперативном штабе, где отсматривали снятую журналистами НТВ пленку — и вывод этот внушал некоторые надежды.
