Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №40 от 04.10.2011
Вдруг его осенило, аж под ложечкой заныло: “А если это женщина? Да еще с нашего микрорайона? Может, прежде ходила по другим микрорайонам — по своему стеснялась, а теперь плюнула на все и стала “работать” дома. Если так, то она имеет преимущественное право: во-первых, женщина, во-вторых, она здесь хозяйка - работает в собственном дворе. Ее-то жизнь теперь станет легче. Со временем она будет точно знать, из какой квартиры что могут выбросить. Смотря по достатку, экономности, аккуратности. В-третьих, она может сидеть постоянно у окна, как ворона на суку, и видеть, когда и кто вынес мусор, не забрел ли кто во двор распить “на троих”. Ходить наугад впустую, зря ноги бить не потребуется. Как у тех же ворон: зря зимой не летают, сидят на деревьях вдоль железной дороги, от мороза нахохлившись. Проходит товарняк - не реагируют. Как только появится поезд пассажирский - начинается оживление. Едва состав промелькнет, вороны с шумом налетают на железнодорожное полотно и долго его обследуют, собирают съедобное из выброшенного... И вообще, мало ли еще какие премудрости доступны женскому рассудку! Если женщина, да из этого же двора, - с тревогой продолжал он рассуждать, - тогда все пропало: надо будет снова искать дополнительный источник дохода”.
Тревожные мысли вызвали душевное волнение, сердце стало сбиваться с ритма. Он нашарил в кармане пиджака пакетик, развернул его, взял и положил таблетку под язык. Однако успокоения не наступало. Возникли новые соображения о своей вине и всех мужчин перед женщинами за то, что не уберегли их от горя, нищеты и унижений. Он стал корить себя: “Нельзя злиться на женщину, если бы она и заняла мой участок. Тем более что не имею о ней ни малейшего представления, не знаю ее судьбы.
Может, она в прошлом хорошая работница, мать семейства. Или была на фронте. И вообще порядочный человек, но “перестройка” выкинула ее на помойку. Перестройка, катастройка, бизнесстройка, нищестройка, - повторял он со злобой придуманные народом ненавистные слова. От обиды на глаза навернулись слезы. Сначала он стал вытирать их сухими грязными пальцами, но только размазал и утёрся своей сумкой.
Силы окончательно покидали Ивана Денисовича. Он присел тут же, у контейнера, прямо на землю. “Только бы не здесь... а дома... не бомж же...”
Немного отдохнув, опираясь на свою палочку и ухватившись за край контейнера, Иван Денисович с трудом поднялся, немного постоял и решил больше сегодня по контейнерам не работать, а выделить из “НЗ” сумму денег на покупку полбулки хлеба и одной селедки и идти домой.
Не раз Иван Денисович подумывал заняться попрошайничеством. “Улучшение здоровья мне не светит, - оценивал он свои возможности, - перспектива с питанием мрачная. Говорят же, что за день немало можно собрать денег, стоя где-нибудь с протянутой рукой. День я не простою. На это тоже надо здоровье. Но придется идти, стоять, сколь выйдет”.
Вот и в этот день с тяжелым предчувствием, что не избежать ему участи побирушки, брел он в ближайший магазин. Поглощенный мыслями о горестной перспективе своей жизни, он стал переходить улицу.
- Козел старый! Куда прешь?!
Иван Денисович стал как вкопанный. Повернув голову на окрик, сообразил: ведь это же к нему относится!
Почти упираясь бампером в его колени, стояла новенькая иномарка. До сознания дошло, что причиной рева клаксонов и визга тормозов автомашин является он. Его всего как будто пронзило током.
В иномарке находилось четверо парней в кожаных импортных куртках. Все примерно одного возраста, спортивного вида, с короткими стрижками. Работая челюстями, жуя “резинку”, они молча, внешне спокойно и холодно, в упор глядели на него. Смотрели как на ничтожество, как на мразь, путающуюся под ногами. “Штурмовики”, - пронеслось в голове Ивана Денисовича.
Сидевший за рулем жлоб высунулся в окно и смерил Ивана Денисовича взглядом так, будто сожалел, что не сбил, не раздавил это “отребье прошлого”.
Иван Денисович подумал: “И уничтожил бы, и не отвечал бы. Ведь грубо нарушил правила уличного движения пешеход. Двинулся переходить улицу на красный свет. Ну и что, что задумался, что голова кругом идет?”
Задние автомашины по-прежнему сигналили, требуя продолжения движения. Особенно нетерпеливы молодые водители да подобные этим “штурмовикам”. Ситуацию Иван Денисович оценил мгновенно, но с места не мог сдвинуться уже несколько секунд, в данной ситуации - целую вечность! Стоял под уничтожающими взглядами, словно столбняк его хватил. И вот странно: в его голове проскочила мысль: “Иномарок-то сколько-о!”.
Наконец он овладел собой и отступил назад, за бордюр, на тротуар. Жаром окатило его с ног до головы, и во всем теле осталась одна слабость. Ноги мелко подрагивали, сердце заходилось. Боялся сесть тут же, прямо на асфальт.
Возле него уже собирались прохожие: их привлек рев машин. Но видя, что человек невредим, продолжили свой путь. На их месте останавливались другие, спрашивая, что случилось, и тоже уходили.
Осознавая всю нелепость своего положения, Иван Денисович чувствовал ужасный стыд. Он готов был провалиться сквозь землю. В этот момент он особенно ненавидел себя. И продолжал оставаться на месте.
Автомобили снова мчались мимо. Обдумывая случившееся, Иван Денисович винил себя: “Да, это результат моей бессмысленной жизни, ненужности моей на этой грешной земле. Вон все люди спешат по своим делам, что-то решают, что-то постигают, добиваются. Жизнь летит мимо меня, мимо других, таких же, как я. Все заняты лишь собой. Только выяснят, что событие лично их не касается, сразу же спешат дальше. О причинах случившегося со мной никто даже не поинтересовался. Вот уже и от происшествия следа не осталось. А ведь еще мгновение - и не было бы меня. Что им до отброса общества! Ну произошла бы чуть большая заминка в движении, приехала бы автоинспекция, вызвали “Скорую помощь”. Люди в белых халатах констатировали бы смерть, забрали труп и уехали. Милиционеры походили бы с рулеткой, поизмеряли и тоже уехали. И прохожие не очень бы огорчились: дело нынче обычное: ДТП. Погибший - старик, пожил свое. Разве что, случись набожная старушка, покачала бы головой жалостливо да перекрестилась. А может, было бы лучше, если бы так и случилось... Рраз - и нет... Не коптить белый свет, не сохнуть с тоски, глядя на “Содом и Гоморру”, умирая медленно от голода и болезней”.
Тут его отвлекла пожилая женщина, с виду интеллигентная. Она обратилась к Ивану Денисовичу.
- Вам нехорошо? На вас лица нет. Возьмите вот это.
Она порылась в сумочке, достала стеклянную колбочку, вытряхнула из нее на ладонь таблетку и предложила ему.
- Положите под язык. Не сомневайтесь, я врач, - валидол. Надо быть внимательнее.
Иван Денисович таблетку от старушки принял, забыв, что у него тоже есть валидол, но и эту под язык не положил.
Старушка тихонько удалилась. Пеше-ходы шли и шли мимо, и уже через минуту никто не знал, что здесь только что могла произойти трагедия. И никому до этого дела нет. “Это раньше, - вспомнил Иван Денисович когда-то прочитанное у Чехова, - герой попал под телегу и стал сенсацией городской хроники. Бегал потом и показывал всем газету: про него там написано! Прославился...”
Иван Денисович все еще оставался на месте, мешая прохожим. Внутри пустота, ко всему безразличие, потерянность. Сознание вновь возвращалось к происшествию. “Ведь я по натуре человек осмотрительный, наблюдательный, еще в своем уме. Так, по порядку... Куда шел? О чем думал? Да, вот... - Мысли его сбивались одна на другую, как слоеный пирог. - И чего это прошлое мне в голову лезет вперемешку с сегодняшним? Без всякой связи. Без связи? Нет, всему есть причина, все связано. Это - сама моя жизнь. Нет ее, жизни-то... Цели нет и надежды. Смысла нет. Денег...”
- Вам чем-нибудь помочь? Вам домой далеко?
Это была та же старушка. Иван Дени-сович сквозь пелену мрачных мыслей видел, что она после того, как дала ему таблетку, перешла на другую сторону проспекта, позвонила по телефону-автомату и пошла дальше. Но как вернулась, не заметил. “Ни один человек, кроме нее, не поинтересовался моим состоянием”, - подумал Иван Денисович. И в самом деле, многие, обходя его, недоуменно оглядывались, иные со злобой. “Я мешаю, даже ничего не делая...”.
Голова кружилась. Подступила тошнота. Ничего не ответив старушке, лишь кивком головы поблагодарив ее, опустошенный и обессиленный, он побрел куда-то, лишь бы поскорее скрыться с глаз людей. Затем сел на какую-то скамейку, всю исковерканную режущими и колющими орудиями молодой человеческой поросли. “А что им остается делать, - резюмировал Иван Денисович, - лишенным пионерских лагерей, детских площадок, родительского внимания?”
Назойливо лезли в голову мерзкие мысли: “Куда деться от самого себя? Почему так опустился? Денег нет! Где взять деньги? Эта “новая жизнь” забрала деньги... жизнь отнимает...”
