Государь. О том, как надлежит поступать с людьми - Макиавелли Никколо
Если рассматривать действия различных итальянских гсударей, потерявших в недавнее время свои государства, как наприм. король неаполитанский, герцог миланский и другие, то всех их можно прежде всего упрекнуть в одной общей всем им ошибке, в неимении достаточного числа войска, о чем я уже говорил подробно. Потом их можно обвинить в том, что они навлекли на себя ненависть народа, а те из них, к которым подданные были привязаны, не сумели обезопасить себя от честолюбия своих вельмож. Без таких ошибок, имея достаточное войско, весьма трудно потерять сколько-нибудь значительное государство.
Филипп Македонский [35], не отец Александра Великого, а другой, тот, который был побежден Титом Квинцием, обладаль весьма небольшим государством, сравнительно с громадностью Римской республики и Греции, которые на него напали, и однако же, будучи искусным вождем и сумев привязать к себе народ и сдерживать честолюбие знати, он нашел возможность выдержать с ними войну несколько лет сряду, и если под конец и потерял несколько городов, то все-таки сохранил за собой обладание страною.
Итак, пусть те итальянские государи, которые после продолжительного владычества, потеряли свои государства, не обвиняют своей судьбы, а пеняют на свое собственное ничтожество. Подобно большинству людей, во время затишья они не думали о буре, и в спокойное время не предполагали, что обстоятельства могут перемениться. Застигнутые неблагоприятными обстоятельствами врасплох, они и не подумали о том, что еще могут защищаться, а предпочли постыдное бегство, рассчитывая, что их подданные, утомленные гнетом победителя, снова их призовут. Решиться на подобную меру благоразумно только тогда, когда не предстоит никакой другой, но вообще прибегать к ней весьма постыдно; это все равно что нарочно падать, для того чтобы другой нас поднял. Кроме того, нельзя рассчитывать наверное, что при подобных обстоятельствах народ снова призовет своих прежних государей, а если даже и призовет, то, после подобного возвращения, власть государя не может быть прочною, так как подобный способ охранения прав унижает и опозоривает государя, как не зависящий лично от него. Единственная же прочная и верная защита для государя та, которая зависит от него самого и проистекает из его личной доблести.
Глава XXV
Насколько в человеческих делах играет роль судьба и как можно ей сопротивляться
Мне не безызвестно, что множество людей думало встарь и думает теперь, что Бог и судьба так всевластно управляют делами этого мира, что вся человеческая мудрость бессильна остановить или направить ход событий, – из чего можно вывести заключение, что вовсе не следует трудиться над обдумыванием своих действий, а гораздо лучше подчиниться обстоятельствам и предаться воле судьбы. Подобное мнение особенно сильно распространилось в наше время, как результат того разнообразия великих событий, которых мы были очевидными свидетелями и которые наступают и сменяются, как бы наперекор всяким человеческим соображениям.
Я сам, думая об этом несколько раз, отчасти склонялся к этому мнению; но однако, не соглашаясь допустить чтобы свободная воля в человеке ничего не значила, я полагаю, что весьма возможно, что судьба управляет половиною наших действий, но вместе с тем думаю, что она оставляет по крайней мере другую их половину на наш произвол. Я сравниваю судьбу с бурной рекой, которая, выходя из берегов, затопляет равнины, опрокидывает здания и деревья, смывает землю в одних местах и наносит ее в другие: все бежит от ее опустошений, все уступает ее грозному гневу. Но как бы ни была буря могущественна, когда она стихнет, люди не перестают искать против нее предохранительных средств, устраивая плотины, насыпи и другие сооружения, чтобы предохранять себя от вреда, который она может причинить им впоследствии; таким образом, при следующей буре, вода проходит в каналы и не может уже стремиться с прежним напором и производить слишком опустошительные разрушения. Подобно этому и судьба выказывает свое грозное могущество преимущественно там, где не приготовлено против нее никакого сопротивления, и направляет свои главнейшие удары в ту сторону, где нет никаких препятствий, способных ее остановить.
Италия, в наше время, представляет собою огромную арену, на которой преимущественно совершались и совершаются на наших глазах самые непредвиденные события, и она, в этом отношении похожа на равнину, лишенную всякой искусственной защиты против разлива в полноводие. Если бы она, подобно Германии, Испании или Франции, представляла какое-либо сопротивление бурному потоку, то ее не затопляло бы наводнениями или, по крайней мере, она менее бы от них страдала.
Ограничиваясь этими общими взглядами на сопротивление, которое можно противопоставить судьбе, и переходя к более частным наблюдениям, замечу прежде всего, что государь, благополучно существующий сегодня и гибнущий завтра, представляет собою самое обыкновенное явление, хотя ни личные его качества, ни образ действий не изменяются. Это явление, как мне кажется, происходит от того, что, как я уже подробно доказал, есть государи, исключительно доверяющиеся счастью, которые, как только оно начинает им изменять, тотчас же погибают. Мне кажется еще, сверх того, что счастье или несчастье государя находится также в зависимости от степени согласия его поступков с требованиями времени.
Все люди стремятся к одинаковой цели – к славе и богатству, но не все, для достижения их, действуют одинаково; одни поступают при этом осмотрительно, другие действуют смелостью; одни прибегают к насилию, другие к хитрости; одни терпеливы, другие решительны, но, несмотря на противоположность образа действий и тех и других, они одинаково могут иметь успех; от чего же может зависеть подобное противоречие, как не от того, что оба эти образа действий могут соответствовать или не соответствовать данной минуте? От этого-то различный образ действий может иметь одинаковый результат, а одинаковый – различные последствия. От этого-то, что хорошо в одно время, может быть дурно в другое. Так например, предположим что какой-нибудь государь управляет своим народом с терпением и осмотрительностью; если дух и обстоятельства времени таковы, что соответствуют такому образу действий, он благоденствует; но он тотчас же погибает, как только дух времени и обстоятельства изменяются, а он не умеет изменить своей системы, соответственно требованиям времени.
Изменять свои действия кстати, сообразно с обстоятельствами, – вот чего не умеют делать самые мудрые люди, отчасти потому, что трудно действовать против своих наклонностей, отчасти и от того, что, преуспевая на известном пути, бывает трудно убедиться в том, что перейти на другой будет полезно. Таким образом человек осмотрительный, не умеющий сделаться отважным, когда это необходимо, сам становится причиною своей гибели. Если же мы сумеем изменять наш образ действий сообразно с временем и обстоятельствами, то счастье нам не изменит.
Папа Юлий II брал отвагою во всех своих действиях, и так как такой образ действий вполне соответствовал времени и обстоятельствам, то все его попытки были успешны. Рассмотрим хотя его первое предприятие: нападение на Болонью, при жизни мессера Джиованни Бентиволио. Венецианцы покушались овладеть ею, а Франция и Испания уже заранее спорили об этой добыче; несмотря на это, Юлий II, с врожденною ему смелостью и быстротой, прежде всех устремился на нее, лично предводительствуя экспедицией. Такая отвага поразила Испанию и венецианцев до того, что никто из них не стал ему препятствовать: венецианцы, из боязни его смелости, а Испания, потому, что она хотела завладеть целым неаполитанским королевством; потом Юлий II привлек к себе на помощь самого французского короля, так как этот государь, видя, что папа начал уже действия и желая заслужить его дружбу, в которой он нуждался для борьбы с Венецией, рассудил, что не может отказать в своем содействии, не нанеся этим ему явной обиды. Таким образом Юлий II, одною своею смелостью, достиг того, чего бы не достиг никто другой, хотя бы обладал всей человеческой мудростью; ибо если бы для того, чтобы выйти из Рима, он стал, как сделал бы на его месте другой папа, дожидаться, чтобы все было заранее обдумано, определено и подготовлено, то конечно не имел бы никакого успеха. Французский король успел бы найти тысячу благовидных предлогов, чтобы отказать ему в своем содействии, а другие государи имели бы достаточно времени, чтобы еще до начала экспедиции запугать его.
