Кирилл Танаев - Война и мир Дмитрия Медведева
При этом все международные структуры, начиная с Организации Объединенных Наций и заканчивая ОБСЕ, показали, что они не способны активно вовлекаться в конфликты и самое главное – предотвращать их. Или хотя бы локализовать их негативные аспекты. Это говорит о том, что механизмов обеспечения коллективной безопасности нет. Их надо формировать. Надо формировать архитектуру безопасности в Европе и в Азии по отдельности, а потом в мире вообще. Но на это не идут. Устами президента России Дмитрия Медведева была предложена новая концепция евразийской архитектуры безопасности, но европейцы отказались наотрез. Хотя ничего предосудительного там нет. Всем понятно, что надо что-то делать с мировыми финансами, но воз и ныне там. Никаких движений нет. Это обычная недееспособность коллективных усилий.
Надо для начала научиться решать региональные вопросы. Нужно двигаться step by step, шаг за шагом – сначала научиться решать двусторонние вопросы, между двумя государствами, потом – в регионе, потом – в большом регионе, и только потом – в мире. Мы, к сожалению, не умеем этого делать. Мы не можем ничего сделать даже на уровне региона. Масса проблем даже на уровне двусторонних отношений. Они – эти проблемы – должны быть, это объективно. Но худо то, что они не решаются, они наращиваются. Прогресса нет.
Любые интеграционные инициативы в Центральной Азии нереализуемы. Теоретически нужна интеграция, и это хорошо. Но на практике не получается. Что ни предлагалось – результат один и тот же.
Интеграционные структуры в Центральной Азии предлагаются начиная с 1994 года, но ни одна не заработала. Мы не умеем договариваться. Если между Таджикистаном и Узбекистаном минируются границы, о чем здесь говорить? По воде договориться не можем – хотя проблемы элементарнее нет. Надо просто сесть и зажать свои амбиции в кулак. Советский Союз создал систему ирригации в Центральной Азии. И она работала. Надо вернуться к тому опыту. Почему бы не платить киргизам и таджикам за воду ресурсами – нефтью, газом Узбекистана? Это товар, и он должен оплачиваться. Почему киргизы или таджики должны страдать, а мы – зажать нашу нефтянку, сесть на нее и сидеть? Это глупо. На уровне президентов договариваются, но как только проблема спускается на чиновничий уровень – любому решению приходит конец.
Наиболее успешной организацией, имеющей опыт решения таких проблем, считается Европейский союз. Но, как показывает последняя практика, там тоже не все получается. Например, ситуация с Европейской конституцией.
Надо отдавать себе отчет в том, кто ты есть на самом деле. Когда третьестепенная страна заявляет, что она – пуп земли и все обязаны с ней считаться, а потом просит заплатить, чтобы выдать своему правительству зарплату, – это смешно. Когда мы научимся объективно оценивать свое положение, тогда что-то изменится. Но это будет не скоро.
Один из результатов войны – «непонятки» на постсоветском пространстве. Возникла проблема, причем вполне объективная, «вдруг завтра мы»? Если вспомнить Концепцию реформирования Вооруженных сил РФ 2003 года, так называемую доктрину Иванова, то там прописано, что Россия имеет право превентивного вмешательства, если посчитает, что процессы, происходящие в постсоветских государствах, не вполне демократичны. То есть Россия взяла американскую кальку. С учетом этого у любого руководителя государства возникает вопрос: хорошо, сегодня мы друзья – а завтра вдруг враги?
Надо, как говорит Владимир Путин, «отделить мух от котлет». Кто есть друзья и кто – враги. И соответственно проводить такую политику: с друзьями – дружить, с врагами – воевать.
Казахстан – особая статья. Мы стараемся проводить многовекторную политику. Но Казахстан, по большому счету, единственный большой союзник России в Центральной Азии. Об остальных этого сказать нельзя. С другой стороны, безусловно, на особом положении находится Китай. Это можно проследить по Посланиям президента Назарбаева. В последних Посланиях Россия и Китай находятся рядом. Либо через «и», либо через тире. Насколько это правильно – большой вопрос. Но, к примеру, Айдос Саримов заявляет, что русское культурное поле сокращается и Россия вроде как здесь уже никому не нужна, что мы теперь будем учить английский и китайский. А есть еще и Нурлан Еримбетов, который заявляет о прямо противоположных вещах.
Тем не менее факт есть факт – на уровне элит опасений в отношении Китая нет. Наоборот, Китай рассматривается как достаточно весомая альтернатива России и Западу, причем не только в экономике, но и в вопросах обеспечения региональной безопасности. Я люблю эту страну, но подобная политика – абсолютное непонимание того, что такое Китай, и абсолютное непонимание его политики. К Китаю, к любому китайскому предложению надо относиться с определенной долей скепсиса. Все, что делает Китай, он делает исключительно в интересах Китая. Именно Китая, а не Казахстана или Центральной Азии.
Все инициативы Китая направлены на интересы собственной национальной безопасности, и никак иначе. Конечно, прогнозы алармистов о том, что китайские войска могут однажды оказаться на территории Казахстана, исключены. Есть концепция использования Вооруженных сил Китая. ШОС в этом смысле – единственное исключение. Концептуально Китай не воюет за пределами своей территории и не посылает собственные войска за пределы собственной страны. Концептуально Китай не состоит ни в каких блоках. Это абсолютно самостоятельное государство, самодостаточное. Появление китайских вооруженных сил на территории Центральной Азии исключено. Этого не допустят ни Россия, ни Америка – в этом вопросе они будут солидарны.
Проблема талибов, вектор которых, как считается, будет направлен в сторону севера, тоже преувеличена. Всем надо уйти оттуда, создать вокруг Афганистана пояс безопасности и дать возможность самим афганцам разобраться. Будет гражданская война, но они разберутся. Пусть лучше будет гражданская война, чем война с оккупантами. За пределы Афганистана эти разборки не выйдут, если в них не будут вмешиваться. Но через границу ничто не должно идти – ни оружие, ни наркотики. Когда же афганцы разберутся и выдвинут собственное руководство, им надо оказать экономическую помощь – не вливая деньги, а строя дороги, заводы, фабрики.
Изменение картины региональной безопасности произошло и после инцидента в СУАР. Изменение в том смысле, что этот конфликт – впервые после тридцатых годов – приобрел яркую этническую окраску. Били уйгуров и били ханьцев. Это четкая этническая проблема. Поскольку этот конфликт приобрел отчетливое этническое звучание, он, так или иначе, оказывает влияние на безопасность в Азии. Уйгуры живут и у нас, и они тоже недовольны своим положением. Это нормальный этнический вопрос – стремление большого этноса поучаствовать, занять свое место во власти. Но, с образованием независимых государств на территории Центральной Азии, мы развиваемся в этнократическом ключе. В Казахстане во власти преобладают казахи, в Узбекистане – узбеки. Идет вытеснение остальных этнических групп. Корейцев, уйгуров, русских. Это факт, это жизнь, с этим надо считаться.
То же самое происходит в Синьцзяне. Но особенность в том, что раньше эти разборки имели характер уйгурско-властных. То есть уйгуры выступали против власти. Не против ханьцев, а против власти. Теперь же чисто этническая разборка. И это опасно – ведь дурной пример заразителен.
Еще пример – недавно было опубликовано интервью, в комментариях к которому кто-то сказал: в Казахстане завтра ОМОН начнет бить русских. Как себя русские поведут? Как поведет себя Россия? А ОМОН у нас казахский. Все может быть.
Сейчас стало модным понятие soft power – «мягкая сила». У России мало возможностей, чтобы двигаться в рамках этой системы. Ведь что такое «мягкая сила» в американском понимании? Это Голливуд, он на первом месте. Второе – это экономика, которая тянет инвестиции, вклады. Третье – это американская поп-культура, образ жизни. Чем может похвастаться Россия в этом отношении? Сериалами, которые никто не смотрит? Хороших фильмов мало, уровень образования катастрофически падает, оно становится недоступным. Послать своего ребенка учиться в МГУ – довольно проблематично, это дорогое удовольствие. Культурное влияние на постсоветском пространстве утрачивается. России нечего предложить. Поэтому возможности России в плане soft power ограничены.
Нет главного – идеологии.
Если бы Россия предложила геополитический проект, во имя которого можно было бы бороться, если бы было понимание, что нас защищает евразийское пространство, можно было бы что-то сделать. Но Россия ничего такого не предлагает.
Нет даже более или менее озвученной политики в отношении Центральной Азии. Да и в отношении СНГ тоже. Есть декларации о российских приоритетах, но это все – голые декларации.
