Даниил Краминов - Сумерки в полдень
Стройные сосны, подступавшие к самому берегу узкого канала, вскоре остались позади, и за окном открылась широкая водная гладь озера, ослепительно засверкавшего на солнце. Гид объявил, что судно причаливает к пристани, где господа пассажиры могут отдохнуть на лоне природы.
Пассажиры, закончив обед, хлынули на берег, едва теплоход пришвартовался, и устремились по ровным, усыпанным желтым песком дорожкам к лесу: на его опушке стояли скамьи с урнами для мусора с обеих сторон, перед скамьями — столы на врытых в землю столбах. Вдоль дорожек, обложенных по краям побеленным кирпичом, красовались жестяные квадраты, укрепленные на металлических столбиках, а на квадратах было обозначено, что «ферботен», а что нет: действия человека и тут были введены в точные и четко определенные рамки.
Молодые люди, дойдя до леса, удивленно остановились. Под высокими соснами не было ни кустов, ни травы, осмелившейся самовольно пробиться к жизни, ни сухих сучьев или веток, будто лес тщательно подметали по утрам. Он был чист и безжизнен, как бутафорская декорация на сцене. Они переглянулись и, поняв друг друга без слов, повернули к озеру.
В кафе на берегу они гнили кофе. Он был отвратительным, и это вызвало у захмелевшего Хэмпсона новый приступ раздражения: сначала он поносил все немецкое, а потом стал возмущаться тем, что некоторые умные, опытные и влиятельные люди восторгаются немцами и даже носятся с планами связать судьбу старой доброй Англии с Германией.
— Кто носится? — спросил Антон. — С какими планами?
Хэмпсон внезапно умолк и даже немного отодвинулся от столика, когда Антон повторил вопрос. Помолчав немного, Хэмпсон презрительно усмехнулся.
— Он говорит, что только нынешняя Германия может спасти европейскую цивилизацию и надо не мешать, а помогать ей.
— Кто говорит?
— Да он же, — начал Хэмпсон, остановился, вглядываясь в лицо Антона, и закончил с прежней усмешкой: — Поклонник немецкого порядка…
Однако Хэмпсон не ответил на вопрос Антона, что это за план, с которым носятся «умные, опытные и влиятельные люди»; сказал, что не знает, но таким сердитым тоном, словно хотел показать, что знает, но не желает говорить о вещах, которые не нравятся или даже противны ему.
Теплоход дал второй гудок, они расплатились и покинули кафе.
Вскоре теплоход отчалил, сделал прощальный круг по озеру и снова вошел в узкий канал, обсаженный с обеих сторон соснами. Предвечернее солнце прорывалось сквозь их высокий густой частокол, и казалось, что между деревьями повисла легкая золотая паутина, придающая природе покой и умиротворенность.
Когда начало темнеть, на низком помосте впереди скамеек появились музыканты: мужчина с аккордеоном, еще молодая, рано располневшая женщина с виолончелью и совсем молоденькая девушка со скрипкой — вероятно, одна семья. Как полагалось артистам, они были в вечерних костюмах: аккордеонист в смокинге и лакированных ботинках, виолончелистка в черном платье, закрывающем даже каблуки ее золоченых туфель, но сильно открывающем ее массивную грудь, скрипачка в белом платье, которое делало тонкую девичью фигурку трогательно-хрупкой. У нее была толстая русая коса, и девушка, может быть, опасаясь за свою маленькую, гладко причесанную головку, для которой коса была, наверно, слишком тяжела, опустила ее через плечо себе на грудь. Привычно расположившись на помосте, музыканты заиграли слаженно, старательно, с любовью и почти сразу привлекли внимание пассажиров. Музыка преобразила их лица: сытые и самодовольные лишь несколько минут назад, они казались сейчас взволнованными и растроганными. А когда девушка спела своим приятным, хотя и слабеньким, голоском про влюбленную молодую пару, счастью которых помешала злая судьба, на глазах женщин появились слезы, мужчины печально склонили головы.
— Вундербар! — пробасили за спиной Антона, как только девушка кончила петь. — Херлих! Чудесно! Божественно!
Голос показался Антону знакомым, и он тут же вспомнил Вильгельмштрассе, вытянутую над его головой ладонь и злорадное: «Зададут они трепку этим чехам!» Все же он не решился оглянуться: мало ли в таком большом городе похожих голосов! Ему не хотелось думать, что люди, способные растроганно вздыхать или даже лить слезы над несчастной юной любовью, могут избивать и убивать себе подобных, восторженно приветствовать войска, готовые обрушить огонь, разрушение и смерть на соседний народ, и вопить до одурения «Хайль Гитлер!», восхваляя фюрера, который посылал эти войска. Соединение в этих людях таких необъяснимо противоречивых, даже несовместимых качеств, противное человеческой природе, не укладывалось в голове Антона.
— Нет, они не такие плохие, — прошептала Елена, словно догадавшись, о чем он думал. Не понимая слов песенки, она почувствовала ее нежность и горечь, и это тронуло ее душу. Она стиснула пальцы Антона. — Нет, эти не могут быть такими плохими.
Вернувшись в город, Антон и Елена расстались с Хэмпсоном у пристани, договорившись обязательно встретиться до отъезда москвичей в Лондон: англичанин обещал угостить их обедом или ужином, а также дать письмецо к своей матери, которое откроет им двери его родного дома.
Глава десятая
Хозяин отеля «Наследный принц» дал Антону вместе с ключом от комнаты сложенный вчетверо листок бумаги. Войдя вслед за Еленой в тесный лифт и нажав кнопку своего этажа, он развернул листок и прочитал: «Где это вы пропадаете? Заезжал, не нашел ни тебя, ни Е. Будете завтра в районе Бранденбургских ворот — загляните в полпредство. В. П.».
— Заглянем? — спросил Антон Елену, сложив записку и сунув в нагрудный кармашек.
Елена молча кивнула, выходя из лифта. У двери своей комнаты она повернулась к Антону и сказала:
— Не думаю, чтобы Пятов жаждал увидеться со мной. Может быть, вы как-нибудь обойдетесь без меня?
— Ну что ж, без вас так без вас, — согласился Антон, вспомнив, с какой насмешливой миной Володя поздравлял ее вчера с замужеством, а она его с женитьбой. Видимо, новая встреча с Пятовым не казалась ей приятной. — Я съезжу один.
— Вот и чудесно, — проговорила она, распахивая дверь, и сухо пожелала ему «спокойной ночи».
На другой день после завтрака Антон, оставив Елену в отеле, отправился в полпредство. Таксист, посмотревший на него, как показалось Антону, с подозрительно повышенным интересом, когда он сказал «русское посольство», гнал машину особенно быстро и скоро высадил его перед неказистым серым домом на широкой улице с липами вдоль тротуаров. Сквозь начавшую желтеть листву Антон увидел в конце улицы высокие массивные колонны, увенчанные громоздким сооружением, — Бранденбургские ворота. Почти рядом с дверью полпредства стояли два «шупо» — полицейских в форме, а несколько поодаль — двое штатских в длинных, просторных плащах. Штатские словно ощупали его злыми, внимательными глазами. «Гестаповцы», — подумал Антон.
Дежурный полпредства, курносый и вихрастый парень, пообещав вызвать Пятова, попросил Антона подождать немного в приемной. Ждать, однако, пришлось долго, и Антон уже начал жалеть, что приехал слишком рано, когда в приемную торопливо вошел Володя.
— Прости, пожалуйста, — сказал он, опускаясь в кресло рядом с Антоном. — У нас в это время совещание, и сегодня оно, как на грех, затянулось.
— И так каждый день? — удивленно спросил Антон. — О чем же вы совещаетесь?
— О многом, — ответил Пятов неопределенно, но, увидев недоумение на лице друга, пояснил: — О том, что произошло в стране, в Европе, в мире. О том, что пишет местная печать или передает радио. О том, что делается дома, в Москве то есть.
— Вроде кружка текущей политики? — иронически предположил Антон.
— Вроде, — согласился Володя, игнорируя иронию. — Нам приходится иметь дело с политикой, поэтому такой «кружок» просто необходим. Он помогает нам, как говорят, «держать руку на пульсе Германии», вовремя почувствовать, когда этот пульс «частит» или делает «перебои», и немедля информировать об этом Москву.
— И как же вы информируете? — спросил Антон тем же насмешливым тоном. — «Пульс участился», «пульс ослаб»? И чем вы измеряете его?
— Скоро сам узнаешь, — ответил Володя. — В Лондоне занимаются примерно тем же, чем мы в Берлине.
Пятов положил руку на плечо Антона и заглянул ему в глаза.
— Как провели день? — спросил он, явно желая переменить тему разговора. — Что интересного видели?
Антон ответил, что видели они не очень много, хотя день провели интересно: прокатились на теплоходе по Шпрее и озерам. Он мимоходом заметил, что сопровождал их тот же молодой англичанин, с которым они ехали от советской границы до Берлина в одном вагоне. Володя помрачнел.
— И чего он к вам привязался? — проговорил он сердито.
