Андрей Кобяков - Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба
в) статус ИЦ, в том числе его востребованность на внешнеполитическом уровне, подвержен влиянию как конъюнктуры правящей партии, так и персональных факторов (влияние владельца фонда, финансирующего ИЦ; личный авторитет государственного деятеля — основателя ИЦ; опека со стороны госкорпоративного или университетского руководства; близость к «команде» действующего президента или его сильнейшего конкурента). Отдельные ИЦ, как и СМИ, возникают как побочные продукты «системы вращающихся дверей» в качестве синекур для лиц с особыми заслугами в избирательной кампании, так и, напротив, вследствие персональной опалы влиятельных лиц.
2. Параполитический субстрат интеллектуальных сетей
2.1 Подходы к анализу параполитики
В исследовательской и популярной литературе уделяется существенное внимание роли непубличных структур (ответвлений масонских лож и рыцарских орденов, неомасонских и эзотерических обществ, закрытых элитных обществ и клубов) в политике США на всем протяжении ее истории. Для такого интереса есть как минимум три оправданных повода:
а) исторический — исходная мотивация интеллектуального ядра переселенцев в США, воспитанного ранним Просвещением и противопоставлявшего себя как европейским монархическим государственным системам, так и церковной иерархии; проектирование и строительство нового типа государства, требовавшего первичного меритократического отбора для закладки правовых основ, институтов, звеньев управления и правосудия;
б) культурный — отражение идей европейского масонства в политическом мышлении отцов-основателей (Founding Fathers) США, в конституционном и гражданском праве, в символике США, а также в культурной традиции синтетической американской цивилизации (закрытое ассоциирование как неизменная составная часть т. н. гражданского общества);
в) идеолого-политический — участие масонства и постмасонства в идеологических инициативах, результатом которых становится возникновение новых религиозных, сектантских и мистико-философских движений, играющих непосредственную роль в перекраивании карты мира (конец XIX в. — теософское движение в Европе, рационалистическое движение в исламе, бахаизм в Персии, ахмадийя в Индии, середина XX в. — трансгуманистическое движение, New Age и др.).
В современной американской литературе сосуществуют три подхода к интерпретации роли и места тайных обществ в истории США и в роли США на мировой арене в новой и новейшей истории:
а) апологетический, ярко представленный книгами Патрика Мендиса «Торговля во имя мира: как ДНК Америки, масонство и Провидение создали новый мировой порядок, в котором нет руководства» (Trade for Peace: How the DNA of America, Freemasonry, and Providence Created a New World Order with Nobody in Charge, 2009) и «Коммерческое Провидение: тайное предназначение Американской империи» (Commercial Providence: The Secret Destiny of the American Empire, 2010);
б) мистико-алармистский, приписывающий тайным обществам исключительные свойства вплоть до иновидового и инопланетного происхождения (с мифологемами на основе интерпретированной теософской мистики — например, Дэвид Айк) или по меньшей мере согласованное определяющее влияние на все внутри— и внешнеполитические решения в США и в мире (Кристофер Боллин, Гэри Ках и др.),
в) политико-драматический, представляющий США как арену непрерывной борьбы тайных обществ с различным внутренним и общемировым целеполаганием, периодически проявляющей себя в таких феноменах, как Гражданская война в США в 1861–65 годах, борьба за формат федерального кредитного института в 1906–1914 годах, выход из Великой депрессии и отстаивание разных концепций глобальной архитектуры в 1929–1946 годах (У.А. Солсбери, Т. Чейткин и др.).
В книге Тони Чейткина «Предательство в Америке» (Treason in America, 1984) патриотические масоны-пуритане из круга Бенджамина Франклина, «близкие к Партии содружества Джона Милтона в Англии, Les Politiques во Франции — графу Ришелье, Мазарену, Кольберу — и немецкому кругу Лейбница», противопоставляются пробританской части масонства шотландского обряда как носители противоположных устремлений и этики. При этом центрами концентрации «предательского» масонства называются бостонский олигархический круг (которому противостояла историческая «чайная партия»), а из старых университетов — Йель, Гарвард и Принстон. Приводя подробные генеалогические данные, Чейткин указывает на связи «предателей» с британской Ост-Индской компанией, предшественницей глобальной наркоторговли (одним из выходцев из ОИК был Элиху Йель).
Первая интерпретация является несомненно пропагандистской, особенно учитывая бэкграунд П. Мендиса, в частности, занимавшего в 2000-х годах пост главы секретариата Бюро по образовательным и культурным вопросам Госдепа (бывшее Агентство информации США). Изображение Вашингтона как всемирного центра, построенного в качестве столицы мира по масонскому плану, а самого масонства — как «скрепляющего раствора» между идеалистической («джефферсоновской», идущей от переселенцев-миссионеров) и прагматической («гамильтоновской», «джеймстаунской») ипостасями Америки, диалектически разрешающего все противоречия, имеет откровенно агитационный и более того, лакировочный оттенок, ибо, чем ближе к текущему времени, тем больше эти противоречия выдаются за «несущественные» и «преходящие»; предназначение труда автора-пантеиста, как видно из стилистики международного пиара, состоит в доказательстве запрограммированности и непререкаемости американского лидерства в мире и его трансляции другим цивилизациям (особенно китайской).
Историки масонства из Великой ложи Британской Колумбии и Юкона (Канада) утверждают, что никаких данных о масонском посвящении госсекретаря Томаса Джефферсона, заказавшего проект столицы США, не существует; что автор градостроительного проекта Вашингтона Шарль-Пьер Ланфан был посвящен в Ложу Голландии в Нью-Йорке (ту самую, где позже проходил посвящение Ф.Д. Рузвельт), но не поднялся там выше подмастерья; что Версаль, который был для Ланфана моделью, имеет такую же планировочную конфигурацию, возможно, навеянную европейскими масонами, но никак не связанную с проектом «столицы мира»[18].
Вторая интерпретация является мифологической, вплоть до расхождения (вслед за Е.П. Блаватской) с элементарными представлениями о биологическом наследовании; в менее фантастическом варианте — не объясняет ни действительно драматических эпизодов в истории США, в том числе проистекающих из перипетий отношений США и Британии в XIX–XX веках, ни тех дорогостоящих в любом смысле способов, с помощью которых разрешаются внутренние (клановые) конфликты в США, ни происхождения реальных экономических проблем, которые в конечном итоге принуждают США к аутсорсингу геополитики в пользу стран-вассалов. Мифологический алармизм по существу является вывернутой наизнанку апологетикой: гиперболизируя влияние тайных обществ, он возвышает эти общества до такой степени, что придает самым низменным и сиюминутным интересам мифологический ореол.
Третья интерпретация представляется более применимой как для исторического, так и для текущего геополитического анализа — разумеется, с поправкой на предвзятости представителей этого направления и на влияние политической конъюнктуры на отнесение ими тех или иных современников к разрушителям или созидателям. Тезис о британском происхождении идеологической мизантропии, лежащей в основе т. н. постиндустриальной эпохи (диаметрально противоположной не только ценностям авраамических религий, но и франклиновской «американской мечте»), представляется вполне убедительным, тем более что авторы аргументируют его не только предрасположенностью островной империи к таким концептам и не только рождением мальтузианства именно в Англии. Еще одну особенность Британской империи авторы этого направления усматривают в ее методах покорения других народов, где еще в XVIII веке завоевание «огнем и мечом» сочеталось с манипуляцией массовым сознанием, в результате которого народы-мишени либо сами истребляли друг друга по навязанному сценарию, либо предавались массовому саморазрушению (употребление опиума в Китае). Продолжение той же манипулятивной практики на новом технологическом уровне они видят как в феномене «революции рока, секса и наркотиков» 1968 года, так и в современном массовом уходе молодежи в виртуальный мир, трехмерные пространства которого сопоставимы с зрительными иллюзиями при приеме наркотиков.
Следует отметить, что в апологетических книгах П. Мендиса идеолог свободной торговли Адам Смит возводится в культовую фигуру (что необходимо автору для возвеличивания глобализации), что расходится как с мотивами «отцов-основателей», начавших бунт против Лондона с защиты внутреннего рынка, так и с реальными социально-экономическими эффектами глобализации. В качестве двух системообразующих «семян» американской культуры Мендис называет «колонистов» и «пилигримов», но не упоминает третий элемент — беглецов от закона, субстрат теневого класса с собственными мотивами, способами присвоения и средствами самоутверждения.
