Сергей Кургинян - Суть времени. Том 3
В связи с этой нелинейностью, в связи с тем, что в предыдущей передаче названо радиационным излучением, в связи с невидимостью угроз, которые надо сделать видимыми, и так далее — я продолжу обсуждать крупный сюжет. Гораздо более крупный сюжет, чем сюжет с Навальным.
Это сюжет с Модерном. Или с тем, что излагается в серии статей Игоря Ростиславовича Шафаревича в газете «Завтра». Статьи интересные. В них сказано много концептуальных вещей. А сейчас, конечно, время этого концептуального разговора.
Не могу сказать, что для меня этот разговор может быть полностью лишен полемической ноты, но я хотел бы сочетать полемичность и уважительность. Мне кажется, что это всегда есть наилучшее из всего, что можно сделать.
Итак, как мне кажется (и мне бы хотелось, чтобы по этому вопросу рано или поздно в патриотическом движении был достигнут консенсус), говорить о том, что гуманизм или развитие — это морок чудовищного Запада, во-первых, стратегически бесперспективно, а во-вторых… Мягко говоря, это не вполне соответствует очевидной истине.
Можно проследить борьбу гуманистических и негуманистических сил в расширительном, разумеется, смысле этого слова. В любом эпосе — хоть шумерском, хоть в древних египетских сказаниях, хоть в греческих мифах, хоть в Африке — всегда есть боги, стоящие на стороне человека, и боги, которые против человека. Боги, которые считают, что человек заслуживает возвеличения, и боги, которые считают его ничтожным.
У Пелевина, если вы помните, в «Generation П» есть фразы про «бусины бога Энкиду». Неважно, насколько это соответствует реальности Шумера, Аккада или Ассирии, дело не в этом. Дело в том, что на самом деле это всегда так. Всегда есть силы, которые считают человека богоравным и адресуются к нему в своей борьбе с любыми противниками. Как Геракл, человекобог, помогает олимпийским богам в борьбе с титанами. И так это существует в любом эпосе.
Поэтому гуманизм не есть выдумка светского сознания. Гуманизм не есть выдумка Запада. Гуманизм не есть выдумка Просвещения. Гуманизм — это вечный инвариант всех культур и народов. В тот момент, когда мы приравниваем гуманизм к Западу, а Запад — к негативу, мы уничтожаем свой гуманистический потенциал. Это первое.
Второе. Развитие есть мечта всех народов мира. О развитии говорят древнейшие легенды и сказания, о развитии говорят величайшие тексты мира. Нельзя по причине того, что линейная модель развития является ложной, отказаться от развития вообще.
Да, существовали величайшие взлеты и падения. Да, после этих падений людям казалось, что позади Золотой век. Но нельзя в целом отказаться от развития, не отказавшись от Бытия как высшего принципа. Отказавшись от Бытия как высшего принципа и присягнув Небытию, то есть смерти, мы оказываемся в ловушке гностицизма. В чистом виде. Поэтому всегда были и всегда будут великие противопоставления: развитие — деградация, гуманизм — антигуманизм.
Линейная теория прогресса — упрощенный и неверный вариант развития. Марксистский вариант никогда ни о какой линии речи не вел. Для этого (и об этом говорили все учителя марксизма, начиная с первого курса института, а то и ранее) был выдуман принцип диалектической спирали, по которой это все восходит. На самом деле все еще намного сложнее.
Существуют страшные срывы, страшные падения. Человечество может упасть куда угодно, но это не значит, что развития нет. И это не значит, что оно не является благом.
Жизнь есть один из триумфальных этапов на лестнице развития. За ними следуют следующие этапы — разум. За ними будут новые этапы… И все это восхождение и есть высшее благо, стремление к высочайшему идеалу.
В чем разница между Россией и другими странами мира? Разница заключается в том, что Запад действительно создал определенный вариант развития. ВАРИАНТ развития. Он не развитие изобрел вообще, а создал определенную модель развития. И назвал ее «Модерн». 500 лет он действительно реализовывал эту великую модель — Модерн.
Русские никогда не хотели реализовывать эту модель. Они всегда считали, что у них есть альтернативная модель развития. Модель, отличающаяся от западной и при этом являющаяся развитием. Русские не проклинали развитие во имя некой примордиальной традиции или чего-нибудь еще. Это делали восточные народы. Русские считали себя альтернативным Западом, и они объективно являются им и только им.
В той мере, в какой Россия православная страна, она является страной христианского, то есть западного, мира. Но она является страной альтернативного христианского мира, правопреемницей Византии, которая была альтернативой папскому Риму.
Эта альтернативность уходит в бездны истории, ибо, когда римляне мстили Греции в античную эпоху (притом, что у них было с Грецией глубочайшее переплетение, у них была и ненависть), они, разрушая греческие непокорные города, писали: «Месть за Трою». Они считали себя троянцами, а греков — ахейцами, воевавшими с троянцами. Так говорили мифы и художественные произведения, которые в данном случае важнее, чем историческая правда.
«Энеида» Вергилия для западного, да и мирового, сознания важнее, чем историческая правда, ибо именно по этой «Энеиде» веками и веками училась западная элита, да и мировая в целом: «Да помнил, хоть не без греха, из Энеиды два стиха».
Так вот, повествование «Энеиды» об Энее и его отце Анхизе, отсылающее к Криту, есть следующая ступень схождения в то, что Томас Манн называл «колодцем истории». Есть еще более древние ступени. И когда начинается обратное движение, когда ты дошел до конца, оказался у бездны и поднимаешься назад, ты видишь всю эту лестницу. И понимаешь, что Запада всегда было два. Что Запад Александра Македонского и Запад классического Рима — это два разных Запада, но это два Запада.
Никогда нельзя лишить Россию статуса альтернативного Запада. И более того, именно потому, что Россия является альтернативным Западом, основной Запад не любит ее больше, чем всю Азию, вместе взятую. Даже если вся Азия будет воевать с Западом и пытаться его уничтожить, классический Запад, не только англосаксонский, но и мировой, никогда не признает Россию. Потому что, признав ее, он соглашается на альтернативу. В условиях же действительного собственного исчерпания — а эти условия (и тут Игорь Ростиславович абсолютно прав) возникли еще в XIX веке и зафиксированы Шпенглером и многими другими — он должен передать России пальму первенства. А он не хочет.
Он этого не хочет сделать именно потому, что Россия — «альтер эго», «второе Я» Запада. Это нечто близкое и одновременно бесконечно далекое. Католицизму православие ненавистно больше, чем дзен-буддизм или индуизм. Потому что то — чужое. А это — конкурент на одном поле. И так на любых этапах истории.
Да, марксизм был западничеством. Но он был альтернативным классическому Западу западничеством. И именно его альтернативность и была принята Россией и трансформирована ею в соответствии со своей глубочайшей традицией или тем, что называется ключевыми социокультурными кодами. Так устроена Россия.
Теперь немножко о том, что не нравится больше всего нашим нелиберальным антикоммунистам.
Я-то считаю, что история России начнет поворачиваться в нужную сторону тогда, когда нелиберальные (я не знаю, как их назвать: консервативные, ультраконсервативные, любые другие) антикоммунисты перестанут быть антикоммунистами и антисоветчиками. И признают простейшую вещь: сначала возникает союз сил, демонтирующих Сталина; потом возникает союз сил, демонтирующих советское вообще; затем немедленно возникает союз сил, демонтирующих имперское. Все события последней истории просто в очередной раз прояснили, в какой степени это все связано друг с другом. А потом все это приходит по русскую душу. Выясняется, что вообще русский дух есть мерзость.
Нельзя разорвать эту цепь в действиях противника. Никогда ни один противник, если он не притворяется, не кривляется, не надевает на себя маски, не оторвет одно от другого. Никому Сталин и этот советизм сами по себе не нужны. Все хотят окончательной разборки с русским духом.
Значит, каждый белый или любой другой патриот, который действительно верен России, на этом этапе должен отказаться от антисоветизма, антикоммунизма и всего, что их породило. Он должен переосмыслить для себя советизм и коммунизм в любом, сколь угодно близком ему, духе. Но он отрицать это уже не может, не оказавшись в совсем другом лагере, совсем не в том, в который зовет его дух патриотизма. Не оказавшись по другую сторону баррикад.
Что же касается самых глубоких вещей, связанных с развитием, то тут гипноз антизападничества (а именно антизападничество есть код наших почвенных сил, и, к сожалению, это не первое столетие длится) просто мутит голову, мутит разум. Как только принимается концепция альтернативности, концепция того, что Россия есть альтернативный Запад, а не анти-Запад, по отношению ко всему остальному — к гуманизму, прогрессу, развитию в целом — должна быть принята совершенно другая система критериев. Нельзя называть все это злом потому, что классический Запад называет это добром. Тем более что он сейчас — в своем постмодернистском виде — уже отказывается называть это добром.
