Александр Дюков - Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб
Четверо спецназовцев осуществляли рекогносцировку подходов к захваченному театральному центру; увидев спасающихся заложниц, они не колебались. Трое прохватили девушек и, как можно быстрее, побежали к оцеплению. Однако боевики уже заметили побег и открыли огонь — сначала из автоматов, а потом из гранатомета. «Вслед раздавались автоматные выстрелы, — вспоминал Елена Зиновьева, — было такое ощущение, что пули отскакивают от пяток».[226]
Отступавших спецназовцев и заложниц прикрыл майор Константин Журавлев. В ответ стрелять было немыслимо — террористы не зря обещали убивать десять заложников за одного своего. «Поэтому Журавлев начал под окнами «танцевать», чтобы привлечь к себе внимание — есть у нас такой приемчик, — описывал происходившие события один из офицеров «Альфы». — Чеченец стал стрелять по нему, а девушки смогли выбраться в безопасное место. Здесь Константина и зацепило. Сейчас состояние его здоровья вне опасности».[227]
Террористы были разъярены; оперировавший в соседнем туалете боевика доктор Рошаль пережил не самые приятные минуты в своей жизни. «Я оказывал помощь раненому, — рассказывал он, — а в этот момент в соседнем туалете две девчонки сиганули из окна и бросились бежать к нашим. Им в спину стали стрелять из гранатометов, но промахнулись. Тогда боевики переключились на меня, заявив, будто я специально подстроил побег».[228] Что мог возразить Рошаль? Его непричастность к побегу была очевидной — но разве это было существенно для боевиков?
Заволновались и террористы в зале. «Сначала на бельэтаже послышались громкие голоса, — вспоминал один из заложников, — потом раздались несколько выстрелов. Черные засуетились, загыкали что-то по-своему. Заложники тоже заволновались… Потом в проходе показалась группа черных. По интонациям и жестам я понял, что они в чем-то упрекают одного из своих, а тот оправдывается. Одна из баб-смертниц так даже в ярости плюнула в того, который оправдывался».[229]
«Вне зала раздались выстрелы, тут же все боевики высыпали на сцену, и зашедшийся сначала в чеченской скороговорке Бараев, перейдя на русский зык, заорал, что снайпер подстрелил одного боевика», — рассказывала Татьяна Попова.[230] Зал замер в ужасе — ведь террористы обещали убивать по десять заложников за одного своего. Бараев явно был вне себя; маска доброжелательности и корректности вдруг в одно мгновение исчезла с его лица.
Однако ранен боевик оказался вовсе не снайпером; когда террористы стреляли по бежавшим заложницам, одна из пуль, срикошетив, попала ему в ногу. Доктор Рошаль прооперировал раненого; это несколько успокоило террористов — по крайней мере, в причастности к побегу профессора они уже не обвиняли и даже позволили помочь заложникам. В медицинской помощи нуждались почти все заложники, но двое были в особенно критическом состоянии: у одного обострилась язва желудка, у другого — перитонит. Из детей трое нуждались в госпитализации: два мальчика и девочка. У девочки была эпилепсия, и приступ мог случиться в любую минуту; у одного мальчика тяжелый бронхит, а у другого — пневмония. «Я нашел среди заложников коллегу-врача, — рассказывал впоследствии Рошаль, — это очень толковый мальчик из поликлиники. Я передал ему медикаменты и рекомендации по лечению больных…»[231] Много сделать, конечно, было нельзя.
Потом обоих докторов усадили в зале. «Мы с иорданцем сели вместе со всеми и сидели четыре часа, — рассказывал Рошаль. — Мы не знали, что с нами будет. Просто сидели вместе со всеми».[232] Почему-то больше всего в эти часы Леонид Михайлович волновался о том, успеет ли он со своим списком необходимых заложникам медикаментов до закрытия аптек.
* * *В Кремле глава президентской администрации Александр Волошин внимательно слушал побывавших в здании депутатов. «Он поблагодарил меня за информацию, — рассказывала Ирина Хакамада, — потому что в ней действительно нуждаются. Я почувствовала, что в Кремле на самом деле заинтересованы в том, чтобы информация к ним шла из самых различных каналов, они хотели иметь объективную картину».[233] В Кремле шел мучительный поиск оптимального решения — и всем так хотелось надеяться, что можно обойтись без штурма.
Тем временем в оперативном штабе отметили активизацию деятельности террористов в информационной сфере. Совершенно явно те обостряли ситуацию, нагнетали панику в обществе.
На радиостанцию «Эхо Москвы» позвонил один из террористов. В прямом эфире он подтвердил, что «если у Кадырова хватит мужества зайти в этот зал, то человек пятьдесят можно освободить. Хотя он не стоит и человеческого пальца». Требования террористов — немедленное прекращение военных действий в Чечне, начало переговоров и вывод российских войск. Неделя — вполне достаточный для этого срок. Переговоры должны вестись только с президентом Асланом Масхадовым, сказал террорист, а что же касается заложников, то «не надо все сводить к заложникам в зале. Заложники еще находятся на территории Чечни, но о них никто не думает… Пусть Путин сам думает, как ему выводить войска из Чечни. Сколько успеет вывести, сколько не успеет — там видно будет».[234]
Через некоторое время на радиостанцию позвонила одна из заложниц. Сообщив о том, что террористы ожидают от правительства России официального заявления о готовности вести переговоры и начале вывода хотя бы какого-нибудь войскового подразделения из Чечни, она добавила, что «речь идет о минутах ожидания».[235] По своему обыкновению, «Эхо Москвы» передало эти слова в прямом эфире, что лишь способствовало нагнетанию ситуации.
Это сообщение тут же было подхвачено всеми информационными агентствами; многократно повторяясь, для слушавших радио и смотревших телевизоры людей, она становилось почти невыносимой: «Речь идет о минутах…»
В ответ Министерство печати напомнило СМИ о необходимости соблюдения законов: «Недопустимым является предоставление некоторыми средствами массовой информации, включая радиостанцию «Эхо Москвы», эфира членам террористических групп».[236] Однако действенность этого предупреждения оставалась сомнительной: СМИ продолжали нагнетать панику у населения, и массовость происходящего не позволяла властям принять жесткие меры.
Надо сказать, что в студии «Эха Москвы» висело объявление: «В зале нас слышат заложники и террористы», и потому в прямой эфир неотфильтрованную информацию террористов сотрудники радиостанции пускали не по незнанию, а исключительно по причине специфического восприятия профессионального долга. Вечером того же дня главный редактор радиостанции Андрей Венедиктов заявил, что долг журналиста — «информировать наших слушателей обо всех событиях, о всех точках зрения и предоставлять все точки зрения». Кроме того, заметил Венедиктов, «к нам нет претензий от заложников».[237] Последний довод был, мягко говоря, иезуитским: лишенные возможности связываться с внешним миром и получать информацию, заложники действительно претензий к «Эху» не предъявляли. Впрочем, у некоторых людей, слушавших Бенедиктова, возникло подозрение, что в случае, если заложники даже и выдвинули бы претензии, главный редактор радиостанции потребовал бы их юридического оформления и рассмотрения в судебном порядке.
Как бы то ни было, террористы явно ожидали согласия российских властей начать переговоры; для публичного ответа было выбрано то же «Эхо Москвы», которое террористы, совершенно очевидно, внимательно слушали. В полдевятого вечера председатель Совета Федерации Сергей Миронов — третье лицо в государстве — обратился в прямом эфире с обращением к заложникам и террористам.
«Профессионалы ведут и будут вести переговоры, чтобы обеспечить вашу жизнь и безопасность, — сказал заложникам Миронов. — Вся страна сейчас с вами, переживает и верит в счастливый исход этой страшной ситуации». Террористам были сделаны конкретные предложения: «Выдвигайте ваши реальные условия, освободите наших людей, и вам будет обеспечена безопасность и безопасность покидания пределов России. Свою цель в плане привлечения внимания вы практически уже достигли: об этом говорит весь мир».[238]
Конечно, власти едва ли надеялись на то, что террористы ответят согласием, однако попытаться лишний раз было можно.
Отрицательный ответ пришел очень скоро: интернет-сайты террористов сообщили о том, что «чеченские моджахеды» готовы к штурму здания, а «две женщины из числа чеченских вдов подготовлены к самоподрыву, и ситуация может перейти к массовому кровопролитию в любой момент».[239]
Собравшиеся у оцепления близкие заложников уже с трудом могли выдерживать нагнетающуюся панику. Около девяти вечера какой-то парень с газовым баллончиком пытался напасть на водителя стоявшего у оцепления бэтээра. Парня задержала милиция; как раз в это время четверо молодых людей попытались прорваться через оцепление к театральному центру, чтобы предложить себя в качестве заложников. Они сумели прорваться через три кольца оцепления; только на площадке перед фасадом ДК их перехватили сотрудники ФСБ, отвели в оперативный штаб, допросили и, конечно, отпустили.[240]
