Рифат Шайхутдинов - Современный политик: охота на власть
Россия — суверенная страна, это ее нормальное состояние, ей не надо ни к кому прибиваться, присоединяться. Ей надо на новых основах восстанавливать и строить себя. Поиск Россией своей миссии, обсуждение этого разными людьми — это и есть дух момента и попытка выйти к самоопределению в новой ситуации. Эта ситуация предреволюционная, как во времена французских событий 1968 года (3). Сейчас в России дух современности постепенно входит в конфликт с архаичностью и застарелостью власти. Экономические отношения уже в той или иной степени осовременены, а властные отношения и политика находятся в «лежачем» состоянии. И это взрывоопасно.
Активное самодеятельное население бизнес уже освоило — это произошло всего за десять лет, с 1988 по 1998 год. Возникает новая сфера — технологии реорганизации власти и общества. За нас этого никто не сделает. Игроки, которых мы перечислили, будут использовать эти технологии для реализации своих целей. Самодеятельному населению нужно идти во власть и ее обустраивать, создавать самые разные ее инстанции. Модернизировать, изменять власть.
Если этого не произойдет таким образом, то это получится в виде взрыва. Если кто-то во власти этого не понимает, он рано или поздно будет из власти выкинут. Но если человек, находящийся в той или иной властной позиции, это понимает, то ему и карты в руки: он должен делать именно это, то есть заниматься модернизацией власти и приведением ее в современное состояние. Это позволит создать максимальные возможности и для свободного человека, и для общественного развития в России.
Если сейчас не начать строить настоящую политику, не начать заниматься властью — это сделают другие. Но тогда на нашей территории будут реализованы внешние проекты и мы потеряем свою страну. Речь, конечно же, идет не о территории. Речь идет о том, что мы рискуем навсегда потерять возможность формирования российского народа, а Россия рискует превратиться в одну из экзотических культур и жить на задворках глобализованного мира — так, как живут мексиканцы в США: со своим языком и прессой — и все.
Россия — это народ, а не территория
Политика и работа с властью сейчас является такой же сферой новых возможностей, какой десять лет назад были экономика и хозяйство. Это совершенно новая сфера для роста. Идти во власть — это не значит работать чиновником и заниматься фальшивой политикой в марионеточных партиях. Предметом современной политики является техничная реорганизация власти.
Да, есть препятствия в политике: коррумпированные чиновники, марионеточные партии, засилье бестолковых СМИ — все это создает ощущение, что во власть идти безнадежно. Но тот, кто это начнет делать, — тот займет лидирующее положение в будущем. Поэтому надо начинать сейчас.
Глава 6
Принципы модернизации власти в России
СЕГОДНЯШНЯЯ РОССИЙСКАЯ ВЛАСТЬ — и ее понимание, и ее реальное воплощение — основана на целой серии стереотипов. Эти стереотипы есть и у «начальства», и у народа — конструкция сегодняшней российской власти соответствует состоянию умов в стране.
В то же время именно эти стереотипы делают власть в России архаичной, несовременной, постоянно проигрывающей, слабой и препятствующей тому, чтобы Россия снова стала одним из мировых лидеров.
Стереотипы по поводу власти
Стереотип первый: власть одна, и она персонифицирована в том или ином «начальнике»
С этим стереотипом бороться крайне тяжело: очень трудно представить себе наличие нескольких властей. В сознании российского человека сразу возникает опасение, что несколько властей — это несколько начальников, которые тут же вступят в конфликт между собой и возникнет хаос.
Эти опасения имеют под собой основания, поскольку в новейшей российской истории новосозданные «ветви власти» тут же начинали выяснять между собой, «кто главнее». Кончалось это иногда кровью, как в октябре 1993 года.
Однако это чисто российский стереотип (может быть — наследие советской власти). Все известные в истории конструкции власти с самого начала строились как разделенные на несколько инстанций, каждая из которых формирует свою собственную ценность и исключительность, которые недоступны другим инстанциям. Сегодня этот принцип осознан, и современные инстанции власти формируются инженерно, искусственно[43].
В первобытном обществе существовали власть вождя и власть шамана. В средневековой Европе композиция власти формировалась на конфликте между светской и духовной властями. Ни одна из них не могла покуситься на другую, поскольку у духовной власти была исключительная компетенция, исключительный ресурс: связь с Богом; светская власть этого обеспечить не могла. Но у светской власти была своя исключительная компетенция: владение материальными ресурсами и войсками, что, в свою очередь, не могло перейти церкви. На этом возникало напряжение, зрел конфликт, что в дальнейшем приводило к появлению все новых и новых инстанций власти.
Стереотип российского сознания относительно подобных конструкций ярко демонстрирует следующий пример. Во время Ялтинской конференции Черчилль спросил у Сталина: «Как будем договариваться с католической церковью по поводу Европы?» Сталин ответил шуткой: «А сколько у папы римского танков?» Этот эпизод отражает полное непонимание советским лидером устройства власти в Европе: несмотря на то, что у папы римского танков нет, договариваться с ним придется.
Принцип нескольких не сводимых друг к другу инстанций власти зафиксирован в принципе разделения властей Монтескье (1). Однако внутренняя непонятность этого принципа в России приводит к тому, что при переводе на русский язык даже сам термин был выбран неудачно: по-русски «разделение власти» означает, что есть одна власть и ее разделяют на несколько частей. При этом неявно подразумевается, что корень власти все равно один.
У Монтескье заложена прямо противоположная конструкция: существует несколько отдельных инстанций власти, каждая из которых обладает исключительным ресурсом, и эти инстанции вынуждены между собой договариваться. Российским людям очень непривычно в этом жить, они плохо понимают этот принцип и еще хуже его реализуют.
Однако реальная демократия возникает именно в такой ситуации. Когда существует несколько инстанций власти, это создает определенные степени свободы для общества и человека, и существует процедурная проблема согласования действий властей между собой и их согласования с интересами общества и человека. Когда такая проблема возникает, демократия становится реальной. Если этого нет — демократию подменяют выборные технологии (см. об этом ниже).
В России господствует понимание власти как некоторой группы («семья», «чекисты»), захватившей власть в стране. Но это даже не феодальное, а дофеодальное устройство власти.
Такое понимание приводит к тому, что любое стремление моноцентра власти к усилению порождает ответную реакцию — сепаратизм, стремление к отделению. В России очень трудно себе представить, как на одной территории могут сосуществовать две или более инстанций власти, обладающих каждая своим эксклюзивным ресурсом и эксклюзивной трансценденцией. Именно это порождает сепаратистские тенденции.
Стереотип второй: власть отождествляется с государством
Этот стереотип активно муссируют российские интеллектуалы. Есть государство, а у него есть власть. Или наоборот: власть — у государства, государство и есть власть.
По-видимому, именно поэтому в последние четыре года взят курс на усиление государственной бюрократии: В. Путин предполагает, что таким образом усиливается и власть в стране. Но усиление государства (даже если предположить, что усиление федерального центра это и есть усиление государства) не означает приобретения власти. Наоборот: при этом резко ослабляются иные, негосударственные инстанции власти, а значит, вся конструкция резко слабеет.
В условиях господства этого стереотипа не понимается и не принимается тезис правых политиков о том, что государство должно выполнять сервисную функцию. Если государство выполняет сервисную функцию, это значит, что есть еще больший «начальник», чем само государство. Кого можно себе представить в этой роли?
Правые политики отвечают: общество. Но если (см. стереотип первый) мы считаем, что власть моноцентрична и иерархична, то общество не может быть «главнее» государства.
В результате господства этого стереотипа тезисы, взятые напрямую из западной демократической риторики, «проскакивают» и не понимаются.
Стоит принять на вооружение понятие о власти как о композиции нескольких автономных инстанций, как тезис о сервисной функции государства начинает играть в полную силу. Тогда становится совершенно понятно, что государство — только одна из инстанций власти, обладающая вполне определенным эксклюзивным ресурсом (всеобщий порядок и одинаковость процедур на всей территории) и не подменяющая собой иные инстанции.
