Энтони Саттон - Уолл-стрит и большевицкая революция
“Прежде всего… союзники не должны поддерживать японскую интервенцию в Сибири.
Во-вторых, максимальная поддержка должна быть оказана советскому правительству в его усилиях по организации добровольной революционной армии.
В-третьих, союзные правительства должны оказать моральную поддержку русским людям в их усилиях разработать свою собственную политическую систему, свободную от доминирования любой иностранной власти…
В-четвертых, пока не произойдет открытого конфликта между германским правительством и советским правительством России, будет оставаться возможность для мирного коммерческого проникновения германских агентов в Россию. Поскольку открытого разрыва нет, вероятно, невозможно полностью воспрепятствовать такой коммерции. Поэтому, необходимо принять меры для того, чтобы максимально воспрепятствовать перевозкам зерна и сырья в Германию из России” [Полный текст меморандума находится в архиве Государственного департамента США: U.S. State Dept. Decimal File, 316-13-698.].
Намерения и цели Томпсона
В чем причина необычного желания видного финансиста с Уолл-стрит и директора Федерального резервного банка помочь в организации большевицких революционеров и оказать им поддержку? Почему не кто иной, как несколько партнеров Моргана, работающих согласованно, захотели поощрить образование советской “добровольной революционной армии” — армии, предположительно предназначенной для уничтожения Уолл-стрита, включая Томпсона, Томаса Ламонта, Дуайта Морроу, фирмы Моргана и всех их коллег?
Томпсон, по крайней мере, был честен относительно своих целей в России: он хотел продлить состояние войны между Россией и Германией (хотя и доказывал в британском военном кабинете, что Россия в любом случае вышла из войны), чтобы сохранить Россию как рынок для послевоенного американского предпринимательства. Эти цели изложены в меморандуме Томпсона Ллойд Джорджу от декабря 1917 года [См. Приложения]. Меморандум начинается так: “Контроль над российской ситуацией утрачен, Россия полностью открыта для беспрепятственной германской эксплуатации…”, и завершается: “Я верю, что умная и мужественная деятельность все же не даст Германии занять эту область для себя и, таким образом, эксплуатировать Россию за счет союзников”. Следовательно именно германской коммерческой и промышленной эксплуатации опасался Томпсон (это также отражено в меморандуме Тэчера), и именно это опасение привело Томпсона и его нью-йоркских друзей к союзу с большевиками. Более того, эта интерпретация отражена в заявлении, сделанном с напускным юмором заместителем Томпсона Раймондом Робинсом британскому агенту Брюсу Локкарту:
“Вы услышите разговоры, что я представитель Уолл-стрита, что я слуга Уильяма Б Томпсона и хочу получить для него алтайскую медь, что я уже получил для себя 500.000 акров лучших лесов в России, что я уже заграбастал Транссибирскую железнодорожную магистраль, что они дали мне монополию на российскую платину, что это объясняет мою работу в пользу Советов… Вы услышите такие разговоры. Так вот, я не думаю, что это правда, комиссар, но давайте допустим, что это правда. Давайте допустим, что я нахожусь здесь, чтобы захватить Россию для Уолл-стрита и американских бизнесменов. Давайте допустим, что Вы британский волк, а я американский волк, и что когда эта война кончится, мы собираемся сожрать друг друга в схватке за русский рынок; давайте будем делать это в совершенно откровенной, человеческой манере, но давайте в то же время допустим, что мы совершенно интеллигентные волки и знаем, что если мы в данный час не будем охотиться вместе, то германский волк сожрет нас обоих, поэтому давайте приступим к работе” [U.S. SenaL Bolshevik Propaganda, Hearings before a Subcommittee of the Committee on the Judiciary, 65th Cong., 1919, p. 802.].
Имея это в виду, давайте посмотрим на личную мотивацию Томпсона. Томпсон был финансистом, учредителем акционерных обществ и, хотя и не имел прежде интересов в России, лично финансировал отправку миссии Красного Креста в Россию и использовал эту миссию как средство для политического маневрирования. Из общей картины мы можем сделать вывод, что мотивы Томпсона были, главным образом, финансовые и коммерческие. Конкретно, Томпсон был заинтересован в российском рынке; его интересовало, как этот рынок можно подчинить своему влиянию, преобразовать и захватить для послевоенной эксплуатации синдикатом Уолл-стрита, или несколькими синдикатами. Определенно, Томпсон рассматривал Германию как врага, но не столько политического врага, столько экономического или коммерческого. Действительным врагом были германская промышленность и германские банки. Чтобы перехитрить Германию, Томпсон хотел ставить деньги на любой орган политической власти, который достиг бы его цели. Другими словами, Томпсон был американским империалистом, борющимся против германского империализма, и эта борьба была проницательно распознана и практично использована Лениным и Троцким.
Этот аполитичный подход подкрепляется доказательствами. В начале августа 1917 года Уильям Бойс Томпсон обедал в посольстве США в Петрограде с Керенским, Терещенко и американским послом Фрэнсисом. За обедом Томпсон показал своим русским гостям телеграмму, которую он только что послал в нью-йоркскую контору Дж. П. Моргана с просьбой перевести 425.000 рублей для расчета за личную подписку на новый “Заем русской свободы”. Томпсон также просил Моргана “информировать моих друзей, что я рекомендую эти облигации как лучшие из военных инвестиций, которые я знаю. Был бы рад обеспечить их покупку здесь без компенсации”; затем он предложил лично взять 20 процентов от покупки нью-йоркским синдикатом облигаций русского займа на 5 миллионов рублей. Неудивительно, что Керенский и Терещенко высказали “большую признательность” поддержке Уолл-стрита. И посол Фрэнсис быстро информировал телеграммой Государственный департамент, что миссия Красного Креста “работает в гармонии со мной” и будет иметь “превосходные результаты” [U.S. State Dept. Decimal File, 861.51/184.]. Другие авторы рассказывали, как Томпсон пытался убедить российских крестьян поддержать Керенского, выделив на эту пропаганду 1 миллион долларов из своих денег и такую же сумму из правительственных фондов США. Благодаря этому Комитет по народному образованию Свободной России, возглавлявшийся “бабушкой русской революции” Брешковской и администратором Давидом Соскисом (личным секретарем Керенского), основал газеты, бюро новостей, типографии и создал группу ораторов для распространения призыва “Бей кайзера, спасай революцию”. Нужно отметить, что финансировавшаяся Томпсоном кампания Керенского велась под тем же лозунгом — “Война до победы”, — что и его финансовая поддержка большевиков. Общим звеном между поддержкой Томпсоном Керенского и его поддержкой Троцкого и Ленина было “продолжение войны с Германией” и недопущение Германии в Россию.
Короче, за военными, дипломатическими и политическими аспектами первой мировой войны скрывалась еще одна яростная битва, а точнее — маневрирование международных дельцов с крепкими мускулами и влиянием за послевоенную экономическую власть над миром. Томпсон не был большевиком, он даже не был про-большевиком. Он не был и за Керенского. Он даже не был и за американцев. Его преобладающей мотивацией был захват послевоенного российского рынка. Это была коммерческая, а не идеологическая цель. Идеология может смести революционных деятелей, таких как Керенский, Троцкий, Ленин и других, но не финансистов.
Меморандум Ллойд Джорджу демонстрирует отсутствие пристрастия Томпсона как к Керенскому, так и к большевикам. “После свержения последнего правительства Керенского мы материально помогали распространению большевицкой литературы как через агентов, так и разбрасыванием с самолетов над германской армией” [См. Приложения]. Это было написано в середине декабря 1917 года, всего через пять недель после начала большевицкой революции и менее чем через четыре месяца после того, как на обеде в американском посольстве Томпсон выразил свою поддержку Керенскому.
Томпсон возвращается в США
По возвращении в США Томпсон ездил по штатам с публичным призывом признать Советы. В своей речи в клубе “Роки маунтен” в январе 1918 года он призвал помочь зарождающемуся большевицкому правительству и, обращаясь к аудитории, состоявшей в основном из жителей западных штатов, воззвал к духу американских пионеров:
“Эти люди не стали бы долго колебаться в признании правительства рабочих в России и в оказании ему максимальной помощи, так как в 1849 году и в последующие годы мы имели большевицкие правительства… и очень хорошие правительства…” [Вставлено сенатором Кальдером в “Протоколы Конгресса”: The Congressional Record, January 31,1918, p. 1409.].
