Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №23 от 07.06.2011
В Вене Гвишиани провёл секретные переговоры с представителями Римского клуба. Если бы тема переговоров стала известна широкой общественности – или хотя бы убеждённым противникам тесных контактов с Западом вроде Михаила Суслова – Гвишиани попросту расстреляли бы за измену Родине. Ибо речь на переговорах шла ни о чём ином, как о предстоящем распаде СССР.
Вначале слово взяли Печчеи и лорд Цукерман, которые прочитали Гвишиани что-то вроде политинформации. Население славянских республик СССР не увеличивается, в то время как в Средней Азии оно растёт как на дрожжах. В то же время именно Россия обеспечивает прожиточный минимум среднеазиатских республик, выделяя им колоссальные дотации – в советской империи не окраины кормили центр, как это принято в нормальных империях, а наоборот. Положительное сальдо по ВВП было на тот момент у России и Азербайджана, более или менее сносно чувствовали себя Украина с Белоруссией. Печчеи обратился к Гвишиани с просьбой изложить руководству СССР – премьеру Косыгину и главе КГБ Андропову – предложение Запада. Сводилось оно к следующему: повышая дотации окраин, Россия обречена нищать. Модернизация при этом почти не проводится, технологическое отставание нарастает. А в это время Китай уже готов к технологическому прорыву. Если Россия, Украина и Белоруссия освободятся от окраин в лице среднеазиатских республик и успеют провести форсированную модернизацию, то новому Союзу найдётся место где-то в экономической нише между развитым Западом и развивающимся Китаем, в так называемой полупериферии. Если же нет – СССР неизбежно придёт к экономическому коллапсу.
Было и ещё одно условие, оно-то и сыграло впоследствии решающую роль: Среднюю Азию Москве предлагалось ввергнуть в системный кризис и получить оттуда дешёвую рабочую силу на проведение «славянской модернизации». Именно этот пункт программы впоследствии испугал и Косыгина, и Андропова и в конечном итоге затянул принятие решения на годы. Накануне австрийских переговоров Гвишиани встретился с председателем КГБ Андроповым. О чём они договаривались, достоверно неизвестно - протоколы встречи по понятным причинам не велись. Но известно вот что: в случае провала – то есть, если о его миссии станет известно Михаилу Суслову или кому-то из «твердолобых», как называл Андропов сторонников неизменного курса на противостояние с Западом, – Гвишиани лучше покончить с собой. Ибо в этом случае КГБ придётся от него откреститься.
После того как Гвишиани провёл переговоры и вернулся в Москву, он снова встретился с Андроповым. Решено было не торопить события, а для начала просчитать все риски и выгоды, которые могло принести разделение СССР. Понятно, что для такого дела была нужна площадка и нужны были специалисты – экономисты, политологи, социологи, в конце концов. МИПСА для этого не годился, нужен был научно-исследовательский институт внутри страны. Три с половиной года ушло на подготовку такой площадки – учёных отбирали по двум критериям: они должны были быть не слишком болтливыми и не должны были симпатизировать советскому укладу экономики. В идеале же они должны были быть тайными антисоветчиками – явными они быть не могли в принципе, ибо вряд ли смогли бы долгое время находиться при этом на свободе.
И вот летом 1976 года заработал Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ) – как советский филиал Междунаро-дного института прикладного системного анализа. Первым директором института стал не кто иной, как Джермен Гвишиани, проработал он на этом посту 17 лет. За это время Гвишиани стал академиком АН СССР (в 1979 году), членом Римского клуба, почётным доктором Пражской высшей экономической школы, почётным членом Шведской королевской академии инженерных наук, Финской академии технических наук, почётным доктором Хельсинкской школы экономики, членом Американской академии управления, членом Международной академии управления... И почти все эти и десятки других регалий он получил, оставаясь советским подданным, неприметным и мало кому известным учёным.
На то, чтобы разработать в деталях идею распада СССР, ушло несколько лет. Лишь в декабре 1982 года, после того как Андропов стал генеральным секретарём ЦК КПСС и фактическим руководителем советского государства, наработки подчинённых Гвишиани были систематизированы. Оставалось лишь представить их Политбюро и принять окончательное политическое решение.
В Политбюро была создана так называемая комиссия Тихонова–Рыжкова для подготовки широкомасштабной экономической реформы в СССР, которая фактически была политической и ставила крест на Советском Союзе в том виде, в котором он функционировал на тот момент. Николай Тихонов в это время был председателем Совета министров СССР, ему было за 80, и он мог осуществлять лишь формальное руководство в лучшем случае. Заправлял всем секретарь ЦК КПСС по экономике Николай Рыжков, в недавнем прошлом директор крупного уральского завода, которого привёз в Москву Андропов. Вряд ли Рыжков подозревал о политической подоплёке деятельности комиссии, он был всецело увлечён экономикой и о грядущем распаде страны мог не догадываться. Зато об этом хорошо знал Джермен Гвишиани, осуществлявший научное руководство этой комиссией. А помогали ему сотрудники института – Станислав Шаталин, Егор Гайдар и Пётр Авен.
Результатом деятельности «комиссии Тихонова–Рыжкова» стала 120-страничная программа экономической реформы в СССР. За образец бралась Венгрия. Образование «нового Союза», предусматривавшее подписание нового союзного договора между республиками СССР, оговаривалось в приложении к программе. Но не факт, что договор подписали бы со всеми: кроме славянских республик в новом Союзе могли оказаться только Азербайджан и Прибалтика.
И тут внезапно умирает Андропов.
А пришедший ему на смену Константин Черненко вовсе не горит желанием реформировать СССР. В общем, документ положили под сукно. Извлекли его оттуда лишь летом 1985 года, когда страну возглавил Михаил Горбачёв.
Георгий ФИЛИН
ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА И ЕЕ ВРАГИ
Споры о том, чем же была для нашей страны Вторая мировая война, не утихают в России до сих пор. Что довольно удивительно. Ведь в мире существует на сей счет полная ясность. Непонятливое исключение составляют ряд полумаргинальных групп в основном из стран Восточной Европы и их же лоббистская «крыша» в США. В России же – стране-победительнице – мнение этих странных людей в общественной дискуссии почему-то становится чуть ли не вровень с общепринятой точкой зрения.
Логику иностранцев, желающих подкорректировать историю, чтобы выглядеть в своих глазах более приглядно - в качестве жертв двух тоталитарных систем - понять (но не принять) еще как-то можно. Но вот понять российских граждан, которые под сурдинку десталинизации/десоветизации из компании Рузвельта, Черчилля, Сталина и Жукова горят желанием переместиться в одну компашку с Гитлером и Власовым, невозможно. А ведь по сути к этому сводятся прожекты, аналогичные пожеланию переименовать Великую Отечественную войну в советско-нацистскую или реабилитировать генерала Власова.
Что поражает? Потрясающая шизофреничность высказываемых десталинизаторами тезисов. Например, Сталину вменяется в вину договор с Германией о ненападении: мол, как же так, с самим Гитлером договорился. Нехорошо. Но одновременно те же самые люди восхваляют генерала Власова, который не то что договор заключил - воевал на стороне Гитлера против собственной страны. Это как-то очень странно выглядит. Единственное, чем можно непротиворечиво соединить оба эти тезиса, признать, что Гитлер и Власов - это так, благородные хулиганы, а вот Сталин - настоящий злодей. Иначе никак, иначе связка Гитлер-Власов не играет.
Но вроде бы законченным расистом был именно Гитлер, и именно по его приказу сжигали людей. А Сталин вроде как был интернационалистом и одним из отцов-основателей Организации объединенных наций. К Сталину есть свой длинный список претензий, но выставлять его в качестве фигуры, даже равной по злодейству Гитлеру, - это явный перебор. А сегодня у нас что получается: модно стало рассуждать, например, о вине Сталина за то, что не поддержал Варшавское восстание, но что-то не слышно взрывов негодования по поводу тех, кто собственно это восстание-то и подавлял.
Ещё раз: можно понять некоторых восточноевропейцев, чьи страны в той войне в большинстве своем - кто невольно, а кто и вполне с энтузиазмом - воевали на стороне гитлеровской Германии. Но нам-то это зачем? Мы - страна, спасшая Европу от нацизма. Нам какое дело до застарелых комплексов коллаборационистов?
История предвоенной Европы и история Второй мировой полна горьких страниц. Но тот же советско-германский пакт о ненападении, конечно, не может служить образцом нравственности, но это вполне разумный, после Мюнхенского сговора, геополитический ответ Советской России — таковым его признал не кто-нибудь, а Уинстон Черчилль в своём шеститомнике «Вторая Мировая война». Он же дал точные оценки трусливой и подлой межвоенной политике Великобритании, Франции, Польши, проигнорировавшей советские попытки спасти Чехословакию и открывшей двери для большой войны.