Ричард МакГрегор - Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая
Начать хотя бы с того, что «Чайналко» выступила претендентом на акции «Рио-Тинто» лишь после так называемого конкурса красоты — выражение из жаргона инвестиционных банкиров, которым обозначается квалификационный отбор. В данном случае конкурс проводился в закрытом режиме и непосредственно китайским правительством. На патриотический призыв Политбюро атаковать «Би-эйч-пи Биллитон» откликнулось так много государственных энергетических и металлургических компаний, что правительство решило определить китайского претендента путем внутреннего тендера. «Чайналко» выиграла благодаря коммерческой компетенции, которую она демонстрировала дома, а также стабильной игре за рубежом. Однако заинтересованность правительства означала, что длань китайского руководства постоянно лежит у Сяо на плече.
Критики также указывали на тот факт, что «Чайналко» подавала свое предложение через материнскую компанию, а не через зарегистрированную за границей «дочку», как это было в случае CNOOC. Это решение обусловливалось рядом привлекательных коммерческих причин, поскольку «Чайналко» была диверсифицированной горнодобывающей группой подобно ее мишени, «Рио-Тинто». Имелся, однако, и серьезный политический стимул. Материнская компания на 100 % принадлежала государству, что способствовало быстрому принятию решений, без вмешательств со стороны докучливых международных директоров, которые и подорвали атаку CNOOC на «Юнокал». Свою роль сыграл и метод финансирования «Чайналко». Деньги поступали от консорциума под эгидой Китайского банка развития. КБР, изначально учрежденный для финансирования отечественных инфраструктурных проектов, питал далеко идущие планы по выходу за рубеж в кильватере «Чайна инк.». Политическая подоплека сделки с «Рио-Тинто» стала особенно очевидной, когда выяснилось, что ее финансирование было одобрено Госсоветом или кабинетом, потому как правление КБР ее вообще не обсуждало.
И наконец, надо учесть то обстоятельство, что «Чайналко» не отозвала свое предложение в отличие от соперников, вынужденных отступить назад из-за глобального кредитного кризиса. За каких-то полгода сырьевой рынок с уникальными темпами роста цен вдруг обвалился, следуя за всемирным экономическим спадом. В конце 2008 г. гигант «Би-эйч-пи Биллитон» отступился от «Рио-Тинто». А в феврале 2009 г., выставив еще одно предложение, чтобы удвоить свою долю в «Рио», «Чайналко» истекала кровью так же интенсивно, как и любая другая сырьевая компания мира. На бумаге купленная за 14 миллиардов долларов «Рио-Тинто» упала на 10 миллиардов, к тому же основной бизнес «Чайналко» также приносил убытки. Однако благодаря поддержке щедрого китайского государства «Чайналко» по-прежнему обладала наступательной силой. Это-то она и продемонстрировала, предложив 19,3 миллиардов долларов за увеличение своей доли в обремененной долгами «Рио-Тинто» и за контроль над призовыми минеральными ресурсами.
Дорогостоящая атака на «Рио-Тинто» попала и под прицельный огонь внутри самого китайского правительства. Лоу Цзивэй, глава едва оперившегося национального инвестиционного фонда, в ту пору и так уже подвергался критике за неудачные офшорные вложения; его активно бичевали в Интернете за защиту первоначальных зарубежных инвестиций, упавших на бумаге очень сильно. «Омерзительный и бесстыжий взяточник, пустивший заработанные народным потом и кровью деньги на достижение личных амбиций», — так отозвался один из кибернавтов на выступление Лоу в Университете Цинхуа в конце 2008 г. В частных беседах Лоу сетовал, что на самом деле общественности следовало бы взглянуть на «достижения» Сяо Яцина из «Чайналко». «Он ухнул 10 миллиардов, — возмущался Лоу, — а меня полощут за куда меньшую сумму!» На публике Сяо действительно ударил лицом в грязь, однако в кулуарах он проявил достаточную ловкость, продемонстрировав свои политические достижения и заработав — пусть даже обманчивую — репутацию человека, торпедировавшего сделку «Би-эйч-пи Биллитон». «Сяо неоднократно повторял, что перед ним стояла задача воспрепятствовать слиянию двух [иностранных] горнодобывающих гигантов, — писал журнал «Цайцзин», — и это ему удалось».
Но наиболее яркое доказательство смычки «Чайналко» с государством еще ждало своего часа. Пока Сяо-бизнесмен договаривался об удвоении вложений «Чайналко» в «Рио-Тинто», в прессу просочились сведения о том, что Сяо-политик также обсуждает свой возможный переход на новую правительственную должность в кабинете министров. Иностранные советники «Чайналко» отмечали тревожные настроения Сяо в последние, крайне напряженные дни лондонских переговоров с «Рио-Тинто». Сяо мрачно шутил: если дело не выгорит, ему, пожалуй, вообще не следует возвращаться в Пекин. Как только сделка была утверждена, поступило официальное сообщение о назначении Сяо в кабинет министров. В Китае эти события были однозначно связаны между собой. Без второго соглашения об увеличении доли «Чайналко» в «Рио-Тинто» Сяо потерял бы миллиарды уже вложенных государственных средств и не сумел бы обеспечить свою компанию — а вместе с ней и свою страну — новой сырьевой базой. Иначе говоря, не выполнил бы ни коммерческую, ни политическую задачу.
Попытка «Чайналко» удвоить свою долю в «Рио-Тинто» все-таки провалилась, но лишь несколько месяцев спустя, в июне 2009 г. главным образом по коммерческим обстоятельствам, хотя вполне вероятно, что такой исход был предрешен по причинам, аналогичным инциденту с CNOOC. Дело в том, что назначение Сяо в состав кабинета министров оказалось последней каплей: подозрения о невидимой руке китайского правительства затмили любые коммерческие основания для инвестиций «Чайналко» в англо-австралийскую горнодобывающую компанию. Правительство собственноручно выбрало «Чайналко»; финансирование напрямую утверждалось кабинетом министров; предложение подавала материнская компания, что тем самым минимизировало копание в деталях за рубежом; и наконец, буквально через несколько дней после окончательных переговоров, глава правления покинул свою корпорацию и перешел на утвержденный партией пост в правительстве — причем его место занял другой государственный чиновник, также утвержденный партией. Вскоре после провала сделки органы госбезопасности арестовали в Шанхае четырех сотрудников китайского представительства «Рио-Тинто» по подозрению в даче взяток и промышленном шпионаже. Не приходится удивляться, что в Австралии политические оппоненты сделки подавали «Чайналко» в образе агента китайского правительства. Что касается КПК, которая поставила себе задачу убедить скептиков в независимости «Чайналко», ее заявления были злостным искажением истинной цели.
Руководство «Чайналко» хотя бы пыталось парировать критику и публично отвечать на обвинения, но ведь далеко не все госпредприятия выносили полемику на открытое обсуждение. В компаниях вроде «Национальной нефтяной корпорации Китая», более известной под сокращенным названием «Петро-Чайна», презрительное отношение к «клеветникам» дома и за границей давно стало второй натурой. «Петро-Чайна» проще всего описать как китайский «Экссон-Мобил»: большая нефтекомпания со связями в политике и ВПК, в грош не ставящая партнеров по рынку. Самонадеянность «Петро-Чайна» обусловлена длительной практикой нефтедобычи в самых суровых областях страны, вдали от бюрократического надзора центра: на крайнем западе в Синьцзяне и на северо-западе в Дацине.
При запуске реструктуризации предприятия в конце 1990-х гг. «Петро-Чайна» по численности своих работников была в десять раз крупнее любой нефтекомпании мира. «В ту пору они практически олицетворяли собой министерство нефтедобывающей промышленности», — сказал Пол Шапира из «Голдман Сакс», который в 2000 г. подписался на глобальную биржевую регистрацию крупнейшего нефтедобытчика Китая. В процессе реструктуризации, направленной на продажу части своих активов иностранным инвесторам, группа освободилась от миллионной армии рабочих, а министерство было расформировано, оставив компанию практически без присмотра со стороны правительства. Многие некогда могущественные министерские чиновники заняли высшие административные должности обновленной компании, сделав ее еще более независимой.
Мало кто за пределами отрасли слышал про эту корпорацию, пока она в конце 1990-х гг. не объявилась в Судане, надеясь найти новые источники нефти взамен истощавшихся дацинских месторождений. Сделанные ими капиталовложения поместили компанию — а вместе с ней и зарубежные китайские инвестиции в целом — на геополитическую карту мира, да только совершенно неожиданным для Пекина образом. Когда борцы за права человека привлекли внимание всей планеты к подавлению восстания в Дарфуре, они взяли на мушку не только суданские власти, но и «Петро-Чайна», которая, по их словам, стала главным сторонником Хартума. Правозащитная кампания подавала «Петро-Чайна» и ее материнскую фирму, владевшую суданскими активами, в образе невидимой руки монолита под названием «Чайна инкорпорейтид». Партия назначала высших администраторов материнской фирмы и ее зарегистрированной за рубежом «дочки». Акциями владело государственное ведомство. Здравый смысл диктовал, что компания и государство были слиты в единое целое. Отсюда следовал и очевидный вывод: компания пришла в Судан исключительно по делам китайского правительства.
