Лев Прозоров (Озар Ворон) - Святослав Хоробре: Иду на Вы!
"находящихся у них в плену славяне не держат в рабстве, как прочие племена, но, ограничивая срок рабства определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси или остаться там, где они находятся, на положении свободных и друзей".
Об обряде Маврикий не упоминает, да оно и понятно — рассказывавшие ему про это византийские солдаты, выкупившиеся на свободу, меньше всего хотели сообщать соотечественникам, что в плену предавались языческим обрядам. Что до "определенного срока", то он, безусловно, включал какое-то время работы новоявленного "ребенка" на дворе своего приемного "отца"-славянина.
Вот каково, сверху донизу, от жрецов до рабов, общество русов и славян времен моего героя. В целом же оно представлялось единым организмом. Более того, его слои, по вере язычников, возникли из различных частей Жертвы Рода:
Оттого у нас в земле цари пошли -
От святой главы от Адамовой,
Оттого зачались князья-бояре -
От святых мощей (зд. — плеч -Л. П.) от Адамовых,
Оттого крестьяне православные -
От свята колена от Адамова.
Это снова из Голубиной книги. Она известна нам по поздним, XVII-XVIII веков записям, где древнего Рода заменяет то Христос, то Адам. Но первое упоминание о ней мы встречаем в житии Авраамия Смоленского, причем главного героя жития за знакомство с ней собираются отлучить от церкви. Как видно, в те времена языческая природа этого стиха была очевидна. Представление же об обществе, как едином теле, промелькнуло в летописи под 1015 годом: "согрешиша от главы и до ногу, еже есть от цесаря до простых людин". Представление об обществе-теле имело две стороны. Во-первых, оно исключало "классовую вражду", столь любимую марксистами. Помните, мы говорили об невероятном терпении индийских крестьян; в Индии, и только в ней, существовал точно такой же миф. Там три варны дваждырожденных, прошедших инициацию — брахманы-волхвы, раджанья-воины и вайшью-общинники — вместе с холопами-шудрами, родились из уст, рук, бедер и ступней Первочеловека-Пуруши. И самый нищий индийский крестьянин, выходя из тростниковой хижины в набедренной повязке к неизменным своим рисовым соткам, знал, видя вдалеке сияющую золотом процессию магараджи — он и магараджа части одного тела. Как же может нога бунтовать против руки или головы? С другой стороны, это предполагало окончательность и бесповоротность социальных различий. Ноге не стать головой, ни сдав экзамены, ни постригшись в монахи. Голова заботится о ноге, конечно, но советоваться с нею? Это только сейчас про иных людей, в чьем организме бесповоротно победила демократия, говорят, что он, мол, делает, как левая пятка захочет; но даже сейчас это говорят без особого одобрения.
Правда, в дружинах проходили обучение воинскому делу молодые парни из сельских общин. Такие, пройдя инициацию, могли и в дружину попасть, но это было редкостью. У нас любят поминать, что, мол, простой крестьянин Илья Муромец стал во главе богатырской дружины. Но давно уже доказано, что мотив крестьянского происхождения Ильи — довольно поздний. В записанных в ХI веке ломбардских поэмах и уже упоминавшейся "Тидрек саге" могучий богатырь "Илья Русский", служащий "конунгу Вальдемару" и очень похожий на любимца наших былин — отнюдь не простолюдин. Он родич князя, а одна из ломбардских поэм, не обинуясь, называет его "король Илья". Да и в наших былинах сына Ильи зовут "Збут Борис королевич". Скорее всего, это уже в позднемосковское время, незадолго до Петра, фантазия народных сказителей сделала любимого героя "своим".
Между прочим, в романах о рыцарях Круглого Стола сэр Тор по происхождению — простой пастух. Ну и что? Следует ли из этого какая-нибудь особенная демократичность рыцарского эпоса или Средневековой Европы?
Но даже если Илья и был изначально сыном простого пахаря, он в богатыри попал, благодаря волшебной силе странников — калик перехожих. А без чудес — как определялось положение, или, учено говоря, социальный статус на Руси? И тут нам приходят на помощь былины. В них постоянно говорится о "роде поповском", "роде боярском", "роде крестьянском". То есть положение в первую очередь определялось происхождением. Но ведь и в летописях князем может быть только человек "княжьего рода", а любой другой, даже боярин, сколько не тужься, в князи не выбьется. И так обстояло дело не только с князьями. В житии Феодосия Печерского говорится, что, когда будущий святой, сын княжьего служилого человека, одного из тех самых, воспетых "Словом о полку…" "курян — сведомых кметей", порывался заниматься постыдным для ратного человека сельским трудом (тот же Муромец после вступления на богатырскую стезю и не прикасается, скажем, к плугу), сородичи пеняют Феодосию: "Укоризну творишь себе и роду своему". То есть и здесь общественное положение — не личное, а родовое.
А как же личные качества, спросите меня вы, читатель. Отвечу — были времена, когда личных качеств в привычном нам смысле просто не было. Были плохие или хорошие образцы той или иной человеческой породы. Даже вежливость, ставшая для нас синонимом "воспитанности", то есть качества целиком благоприобретенного, в былинные времена таковою не считалась. "У Добрынюшки вежество рожоное, рожоное и ученое" — говорится в целом ряде былин про второго по значению богатыря. Вежливость-"вежество", как видим, представлялась в первую очередь связанной с происхождением. "Невежество", таким образом, порождало вполне определенные подозрения:
Ты невежа, ты невежа,
Неотецкий сын…
В былинах говорится, что разные общественные слои — "роды" старались не вступать в брачные связи друг с другом. В одном из вариантов былины про Добрыню и Змея спасенная от чудовища княжна предлагает освободителю свою руку и сердце, но слышит в ответ:
Вы есть нынче роду княженетского,
Я есть роду крестьянского,
Нас нельзя назвать же другом да любимыим.
Тут наши, поголовно пораженные, по удачному выражению О. Носкова, народобесием исследователи намертво вцепились в "трудовое происхождение" богатыря, не замечая единственно ценного в этих строках — брак представителей разных слоев общества крайне нежелателен в глазах былины. Что до Добрыни, то в абсолютном большинстве сюжетов он четко и однозначно определен, как потомственный воин.
Общественные слои, происходящие из тела Божества; с принадлежностью, определяемой происхождением; не смешивающиеся друг с другом…
Да это же касты!
Читатель, вы, пожалуй, усомнитесь — не хватил ли я лишнего? Касты — на севере Европы? Касты — у славян? Данные о славянах, точнее — русах, я вам только что предоставил. Судите сами. А вот пример самых настоящих каст в языческой Европе, у соседей славян саксов. Слово хронисту IX века, Рудольфу: "Народ этот состоит из четырех категорий людей: благородных, свободных, отпущенников и сервов. По установлениям закона, никому из этих четырех сословий не дано разрушить границы между ними путем бракосочетаний, но благородные должны сочетаться с благородными, свободные — со свободными, отпущенники — с отпущенницами, а рабы — со служанками. Если кто-нибудь из них возьмет жену из другого сословия, он должен искупить свой проступок ценой жизни". Как видите, ничего в принципе невозможного в существовании в языческой Европе эпохи викингов каст нет. А все источники единодушно свидетельствуют — у русов касты-"роды" существовали.
3. Христиане языческой Руси.
Из недоброй земли по рекам приплыла
Чудо-рыба, охотник по души людей…
Одна из любопытнейших и мало исследованных тем — христианство на Руси до ее крещения сыном нашего героя. Свидетельства по этому поводу приводятся самые разные, высказываются самые разные и противоречивые мнения. Иные начинают с апостола Андрея Первозванного, в чем, не мудрствуя лукаво, следуют летописи. Напомню тем, кто не читал летописного предания или читал давно и забыл. Андрей, по преданию этому, направился из Синопа в Рим. Путь он избрал, однако, мягко говоря, странный. Поднялся по Днепру, вышел на горах, где позднее воздвигнется Киев, благословил их, установил крест и возвестил, что на этом месте возникнет, мол, украшенный многими церквями град.
Потом он пришел вверх по Днепру, и неведомым образом — нигде не говорится о волоках, Шелони, Ильмене — попал к словенам, "где ныне стоит Новгород", где палестинского странника сильно изумило обыкновение словен париться в банях, хлеща друг дружку вениками, да еще и обливаться потом холодной водой. Затем апостол пришел в Варяги, а оттуда — сразу в Рим. Нельзя не удивиться диковинному маршруту. Вот уж, как в памятной песенке из детского кинофильма:
